Дезертир (СИ) - Ахметшин Дмитрий

   Увидев Вячеслава, она оставила своё занятие.

   -- Там есть керосиновая лампа... -- сказал он. -- А керосин -- вон там, за печкой, если, конечно, в прошлом году я хорошо завинтил пробку и он весь не выпарился... Я вас не испугал? Не ожидал увидеть здесь гостей.

   -- Простите. Я проникла в ваш дом, -- незнакомка огляделась и несколько раз кивнула сама себе, будто успела позабыть, где находится. -- Просто здесь было открыто, и я...

   Вячеслав замахал руками:

   -- Что вы! Всё в порядке. Для того здесь и не висят замки. Знаете, просто удивительно, что сюда кто-то заглянул... за десять лет здесь был только местный егерь, да и то,хлетний малышкотовубы, ипрочитав этот рассказ.в. зимой. Он оставляет мне записки на столе, приличного качества самогон, ещё иногда вяленого мяса. Отличный мужик. Правда, я его ни разу не видел. Он всё обещал заглянуть летом -- когда я здесь бываю -- мол, выпьем, и все дела... но не сдержал обещания. А может, заглядывал, да меня не застал. Никогда нельзя сказать заранее, когда работа позволит приехать. Кроме того, этот дом, строго говоря, мне не принадлежит. Им владели мои дальние родственники. С тех пор, как они умерли, я остался единственным, кто имеет хоть какую-то возможность сюда выбираться.

   На губах женщины появился намёк на улыбку.

   - Вы так много разговариваете. На самом деле это я должна оправдываться. Проходите. Будьте дома... а я, пожалуй, буду как дома. Простите, что не затопила печь и не приготовила обед. Не думала, что кто-нибудь придёт.

   Она бросила взгляд в окно, будто желая удостовериться, что ноябрь никуда не делся.

   "Конечно, она меня ждала!" -- вдруг понял Вячеслав. Он не из тех людей, что чувствуют ложь за триверсты, но сейчас -- впервые в жизни! -- что-то за рёбрами шевельнулось и шепнуло: "Неправда. Всё, что она сказала, -- неправда".

   От этого открытия ему стало неуютно. Вячеслав, поддевая носами пятки, неловко скинул ботинки.

   -- Меня зовут Мариной, -- сказала женщина, вернувшись к книжным полкам. Будь она кошкой -- могла бы забраться между ними и уснуть, прижимаясь спиной к корешкам.

   -- Далековато же вы забрались от моря.

   -- Думаете? А как же Баренцево? А Норвежское? Не больше сотни километров. Для чайки, например, преодолеть это расстояние -- раз плюнуть.

   Белоснежностью кожи и изящностью движений она и впрямь напоминала чайку. Вячеслав выпятил нижнюю губу.

   -- Разве в таких местах есть жизнь? Я всё время думал, что Марины предпочитают тёплые местечки на побережье под лазурным солнцем.

   Женщина прикрыла глаза:

   -- Только представьте: огромные глыбы льда, рассекающие свинцовые волны. Мокрые скалы, удар каждой волны по которым -- что удар молота по наковальне. Жизнь таким местам не больно-то нужна. Она там есть, но они прекрасно могут без неё обходиться. Они, так скажем, её не поощряют. А что до вас? Обрадуете каким-нибудь глубокомысленным именем, связанным с

   тайгой?

   Вячеслав представился. Он был занят делами -- пересёк дом и выудил из-за печи канистру с горючей жидкостью. Заправил лампу и переставил её ближе к гостье -- за закопчёнными стёклами уже плясал крошечный огонёк. Поворошил в камине угольную пыль: кажется, с прошлого года здесь никто не ночевал. Проверил дымоход.

   -- Не знаю, какие таёжные мотивы вы можете здесь откопать. Я, наверное, так же не похож на своё имя, как и вы. -- Вячеслав подумал и прибавил: -- Без обид.

   -- Напротив. Борода делает вас настоящим сибиряком. И имя только это подчёркивает.

   Вячеслав подумал о своём больном сердце, о ревматизме, приступы которого сопровождали начало первых декабрьских заморозков, и проблемах с простатой.

   -- Я не протянул бы без цивилизации и полугода. Я учёный. Мне просто нравится иногда дышать свежим воздухом. Но за столом со всеми благами цивилизации -- компьютером, микроскопом и горячим кофе -- я чувствую себя куда комфортнее.

   Лицо женщины выражало непонимание. Было сложно сказать, к чему оно относится. Повисла неловкая тишина, а потом Марина спросила:

   -- Сколько вам лет?

   Вячеслав откашлялся:

   -- Пятьдесят пять.

   Марина покачала головой, как показалось Вячеславу, с неодобрением. Он подумал, насколько вежливо было бы спросить о возрасте её -- действуют ли здесь правила приличия? -- но врождённая робость взяла своё.

   -- И в какой же из областей вы учёный?

   -- Энтомолог. Чешуекрылые -- вот моя специализация. Если по-простому, я гоняюсь за бабочками. Знаете, несмотря на климат, в этих лесах встречаются достаточно редкие виды.

   -- Даже в ноябре?

   Вячеслав потёр подбородок. Он вдруг почувствовал укол паники, совершенно ничем не обоснованный, будто сотни, тысячи человек вдруг завопили от боли где-то на грани слышимости.

   -- В ноябре, леди, вид inachisio... в смысле дневной павлиний глаз -- впадает в спячку. Как медведи. Это в высшей степени любопытное явление, и, хотя оно уже описано вдоль и поперёк, увидеть своими глазами спящую редкую бабочку обязан каждый энтомолог. В том смысле, что не приходится бежать за ней с сачком целые километры.

   Вячеслав только сейчас заметил, как необычно одета гостья. Тонкий болотного цвета анорак, такой пользовался в советское время неугасающей популярностью у туристов, жизнерадостно прущих свои палатки и пухлые, похожие на грозовые тучи, спальные мешки к горизонту; карман на животе слегка топорщился. Просторные штаны с чёрными заплатками на коленях, вязаные носки... волосы в лёгком беспорядке, как будто она предложила себя расчесать еловой лапе. Ничего похожего на рюкзак и походную сумку Вячеслав не увидел. Может, она, конечно, приехала на поезде, так же, как он, однако состояние обуви утверждало совсем иное. Дождя не было достаточно давно: земля чуть влажная от росы, но это никак не оправдывает грязи на подошвах, в которых каждый знакомый Вячеславу археолог почёл бы за честь поковыряться. Можно было предположить, что незнакомка шла через Терновые болота к югу отсюда, но где в таком случае была отправная точка её пути? Оленегорск? Двадцать пять километров по тайге без рюкзака, палатки и спального мешка?