Импровизация на тему любви - Фабио Воло

Я говорил, а моя мать слушала и беззвучно плакала. Я говорил не останавливаясь, вскоре и сам я не выдержал и расплакался. Она пыталась что-то сказать мне, но не смогла выговорить ни слова. Всю свою жизнь она отказывалась заглянуть внутрь себя. Но я уже знал, что она хотела сказать мне. Она всхлипывала, плакала, потом на время умолкала. И я сказал ей, что все, что она хочет сказать мне, она обязательно скажет в другой раз. Так оно и получилось. В последние месяцы мы понемногу стали сближаться. Хватит слез. Ока мне даже подарила сушилку.

Перед тем как уйти из дому, мама сказала, что наш разговор наверняка произошел не без влияния бабушки. Я ответил ей, что тоже так думаю.

— Я пойду. До свидания, мама.

— До свидания.

Примирение с человеком, с которым мы раньше ссорились, оказывает на нас сильное воздействие. Так происходит и с малознакомыми людьми. Человек сразу становится добрее. Закрывая дверь, я произнес:

— Передавай привет Фаусто.

Фаусто — это ее приятель, я впервые назвал его по имени.

Я помирился с матерью, и у меня было отличное настроение. Я шел по городу и заглянул в магазин детских игрушек. Одну игрушку я купил в подарок и попросил завернуть ее. Потом я купил точно такую же для себя.

Я пошел на работу к Андреа. В офисе его не было, тогда я оставил сверток на его письменном столе, а сверху положил записку. «Извини. Надеюсь… увидимся». Потом я повернул к дому и, перед тем как подняться к себе, поиграл во дворе со своей машинкой. Это ее я только что купил в магазине. Я был доволен, что наконец подарил машинку тому мальчику, каким когда-то был в детстве, и… вернул ее другому мальчику, которому много лет назад причинил большое горе. Я не считал себя добрым человеком после этого поступка. Я и сегодня не стал им. Отнюдь нет. Но какую-то легкость я действительно испытывал.

26.РАЗГОВОР С СИЛЬВИЕЙ

В последнее время я часто виделся с Сильвией. Нам было о чем поговорить. Мне показалось, что она похудела. Что касается меня, то из Нью-Йорка я вернулся с двумя лишними килограммами веса. Вместе с Микелой я перепробовал блюда чуть ли не каждой кухни мира: японской, индийской, тайской, венесуэльской, мексиканской, русской…

Как-то за кофе в баре Сильвия сказала мне:

— Мой отец попал в автомобильную аварию.

— Когда?

— Вчера.

— Он здорово разбился?

— У него перелом предплечья и ушиб головы. Он ехал, не пристегнувшись. Его отвезли в больницу и оставили для дальнейшего наблюдения. Но сегодня или завтра его выпишут.

— Он сильно напугался?

— Думаю, да. Меня же эта история очень расстроила.

— Успокойся, он скоро поправится. Будь ушиб опасным, тебе бы уже сказали об этом.

— Я расстроилась не из-за аварии.

— А из-за чего, из-за машины?

— Нет, он в машине был не один. Он был с женщиной, которая отделалась легким испугом. Она его любовница.

— Даже если он был в машине с женщиной, это вовсе не значит, что она его любовница.

— Они уже три года вместе.

— А кто тебе это сказал?

— Моя мать.

— Как так — твоя мать?

— Ты представляешь? Моему отцу шестьдесят пять лет, уже больше двух лет у него есть любовница, и моя мать знала об этом. И ничего мне не сказала.

Я не знал, что ответить.

— Ты помнишь, что сказала моя мать, когда я призналась ей, что разлюбила Карло и хочу расстаться с ним? И что сказал отец, когда узнал, что разводится моя подруга Джулия? Ты это помнишь?

— Конечно, помню. Твоя мать сказала, что ты должна терпеть, жертвовать собой ради дочери, а твой отец заявил, что Джулия обыкновенная потаскуха. Ты из-за этого на них сердишься?

— Я не сержусь, я взбешена, я зла как фурия. На них обоих. Моей матери шестьдесят лет, а у нее ничего нет. И она молчит, потому что смирилась. Но больше всего меня бесит то, что, вместо того чтобы рассказать мне обо всем, помочь мне не повторить ее судьбу, она говорит об отречении и смирении! Я просто не понимаю, как можно так жить? Я ее дочь, и она хочет, чтобы я прожила свою жизнь так же, как она, хочет сказать мне, что выбора нет… Я правда вне себя. А вдобавок еще отец, который прожил всю жизнь, тыча пальцем в других, строил из себя моралиста… и тут вдруг открывается, что он по вечерам не в карты с друзьями играет, а торчит у любовницы!

— А с ним ты говорила?

— Я приходила навестить его, спросила, как он себя чувствует. Потом сказала ему, что с его приятельницей все в порядке, что он может спать спокойно. И сразу же ушла Я не знаю, чем все закончится, я начинаю подыскивать съемную квартиру, небольшую, для себя и Маргериты. Дома с Карло я не могу больше находиться. Я дошла да края. Я думала, что родители будут на моей стороне, посочувствуют мне. Теперь, кажется, надежд на это не осталось. Ладно, оставим этот разговор… Меня больше интересует вы с Микелой. Вы на этих днях разговаривали или все закончилось так, как вы и пообещали друг другу. «Мы расстанемся, независимо от того, как сложатся наши отношения»?

— А какой смысл в разговорах? Она живет в Нью-Йорке, я здесь. Что мне делать, бросить все и переехать к ней? А потом? Одно дело несколько дней, другое дело — совместная жизнь. Если мы станем общаться, то и разлуку будет тяжелее переносить. Поэтому мы и избегаем разговоров. Хотя мне очень хочется поговорить с ней. Знаешь, была минута, когда мне захотелось, чтобы она родила мне ребенка.

— Ребенка? Ты, случайно, не рехнулся?

— Я тебя понимаю, но это так. Мы об этом даже говорили, и если бы мне не пришлось внезапно вернуться домой, то, возможно, я бы решился…

— Ты и ребенок? Да стоило тебе только намекнуть на семейную жизнь, как у тебя начиналось воспаление яичек Ты до того докатился, что с одной женщиной не мог провести два выходных дня подряд, и вдруг после двух педель тебе захотелось стать папочкой? Хотя, с другой стороны, я всегда подозревала, что ты способен завести ребенка, особо не раздумывая, а так, с бухты-барахты…

— С Микелой я чувствовал себя свободным человеком. С ней все по-другому. Господи, я заговорил как все: «У нас с ней все по-другому…» Но с Микелой так и было на самом деле, по крайне мере не так, как это было у меня прежде. Я с ней был таким, каким раньше никогда не был. Конечно, десять дней в Нью-Йорке не идут ни в какое сравнение с настоящими, серьезными испытаниями, я это и сам знаю, но мне в ней нравится то, как она думает, как рассуждает, как мечтает и, главное, — о чем она мечтает.

— Пожалуй, такое в жизни бывает.

— Как-то в шутку мы заговорили о детях, так она целый монолог произнесла, смысл которого я, возможно, до конца и не понял. Она довольно путано говорила о том, что для нее намного важнее, чтобы отец ее детей был настоящим мужчиной, чем просто любящим ее человеком Что для нее поводом родить ребенка будут не чувства, которые она испытывает ко мне, а то, что она думает обо мне. Сумасшедшая!