Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 1 - Дэвид Годмен

В Лонде жил мой дядя, доктор Даттатрея Бакр, его сын, доктор Нараян Бакр, моя старшая сестра, Сумати, и много других родственников. Я пришел к ним домой, и мне был оказан радушный прием. Вечером того же дня мы с доктором Бакром отправились в недавно построенное бунгало, которое он назвал «Рам Мандир». Именно там я впервые встретился с Пунджаджи. В небольшой комнатке, наполненной запахом благовоний, сидели несколько человек. Они устремили свой взгляд на одного крупного мужчину в белой курте и лунги. Все молчали и, казалось, пребывали в расслабленном состоянии. Я уловил что-то очень тонкое в атмосфере комнаты, но не смог сразу понять, что именно это было. И меня будто током ударило, как только я осознал, что чувство умиротворения, завершенности и радости были практически осязаемы. Иногда кто-то задавал вопросы, и он отвечал на них. Казалось, его настроение меняется в зависимости от момента. То он смеялся невинным детским смехом, то вдруг гневался и становился сердитым. Никто не вступал с ним в спор, присутствующие просто слушали его и принимали то, что он говорил.

Его личность произвела на меня неизгладимое впечатление. Внутри я чувствовал: «Этот человек совершенен и безупречен. В нем нет ни единого изъяна». Его присутствие было всеобъемлющим, и все присутствующие, казалось, пребывают в благоговейном трепете.

В последующие дни я узнал о нем некоторую информацию от людей, живущих поблизости с ним. Старший сын доктора Бакра, Нараян, рассказал мне, что Пунджаджи был учеником Раманы Махарши, что работал в компании по добыче руды и недавно уволился, а также что служил в армии и т. д. Но ни один из услышанных мною фактов не произвел на меня такого же сильного впечатления, как то чувство, которое я ощущал, просто глядя на него или находясь в его присутствии.

Некоторые люди в его окружении – Бабу Маргод, Индру Баба и Кешав Дхум – создали компанию по покупке и продаже товаров, производимых из леса. Вся прибыль либо отдавалась Пападжи, либо шла на другие проекты, рекомендованные им.

Было еще три юноши приблизительно моего возраста – Арвид Тенгс, Суреш Дхум и Аджит Таншикар. Мы в основном выполняли рутинную работу: носили воду из колодца, который был практически семьдесят футов глубиной, убирались в доме, мыли полы и кухонную утварь. В те дни Пунджаджи поднимался в 5 часов утра и уходил в полном одиночестве в джунгли. А возвращался он не раньше 9 или 10 часов. В это время моя сестра или Маи, жена доктора Даттатрея Бакра, готовила ему завтрак. Иногда ему приносили еду другие его преданные.

Он съедал малую часть, а остальное раздавал как прасад. Мы все ощущали себя как дети, которых кормит любящий отец.

По природе я ленив, но, находясь в «Рам Мандире» или поблизости, мы все занимались делом. Пунджаджи хотел, чтобы мы добросовестно трудились, что мы и делали, отчасти из-за чувства любви и уважения к нему, а еще потому, как я полагаю, что немного его побаивались. В течение всего дня к нему приходили люди из разных мест и рассказывали ему свои истории. Они приходили из Карвара, Дхарвара, Белгаума и других мест близлежащих районов. Посетители делились своими домашними, а также духовными проблемами. Многие описывали свои сновидения, видения и глубокие переживания. Казалось, вокруг него постоянно происходят какие-то странные и загадочные вещи, и всегда был тот или та, кто хотел поговорить с ним о своем опыте.

Должен признаться, что некоторое время спустя я начал испытывать чувство зависти к его стилю жизни. У меня создалось впечатление, что большую часть дня он ничего не делает, предаваясь неге, в то время как другие суетятся, работая для него. Вскоре я возненавидел те обязанности, которые лежали на мне, поскольку мне казалось, что меня эксплуатируют как бесплатного слугу. Я считал, что мои мысли и чувства были безразличны ему, но теперь я понимаю, что Пунджаджи молча наблюдал за каждым из нас. В моей голове блуждали недобрые мысли, которые заставляли меня сторониться Пунджаджи. Я чувствовал, что не могу больше смотреть на него, и стал избегать его общества. Недобрые мысли порождали у меня чувство вины, и сознание своей вины заставляло меня сторониться Пунджаджи.

Однако этот период длился недолго. Благодаря милости Пунджаджи или его воле уродливая гусеница, ползающая в грязи у его ног, неожиданно и мгновенно превратилась в прекрасную бабочку, расправившую свои крылья и устремившуюся к свободе. Это было подобно внезапному и неожиданному удару молнии. Двадцать семь лет прошло с того момента, но когда я вспоминаю это, по моему телу проходит дрожь.

A произошло вот что. Был август, около 8.30 вечера. В то время жители Лонды ложились спать где-то между 8.30 и 9 часами вечера. Все звуки стихали, было слышно только потрескивание сверчков и других ночных насекомых. Вдалеке раздался гудок поезда. Пунджаджи сидел на стуле. У его ног сидел Арвинд, двоюродный брат доктора Нараяна, массируя его правую лодыжку. На потолке горела небольшая лампочка, и Пунджаджи спокойно и умиротворенно сидел под ней. Потом он поговорил с Арвиндом, и тот попросил меня помассировать другую ногу Пунджаджи, как раз когда я собирался уходить. В те дни в моей голове роились мысли, что оказание таких услуг Пунджаджи самая неблагодарная плебейская работа, и меня охватило чувство возмущения, когда он обратился ко мне с такой просьбой. Я с неохотой начал разминать его лодыжку руками.

Моей первой мыслью было: «Какое же у него большое тело! Мне не удается обхватить его ногу даже пальцами обеих рук».

Я продолжал выполнять свою работу, погруженный в такие мысли.

Затем произошло нечто выходящее за рамки того, что можно описать или даже представить. Я не могу никому объяснить свое переживание. Я массировал его ноги, но в следующие мгновение я уже не думал ни об Арвинде, ни о Пунджаджи, хотя я каким-то образом все еще ощущал его присутствие. Я почувствовал легкое покалывание в области спины и ощутил волны чистой радости. Потоки лучезарной энергии захватили меня, и я плыл в океане чистой энергии.

Неожиданно исчезли и Субаш, и Пунджаджи. Остались лишь чистое счастье и невероятно реальное чувство всеобщей завершенности.

И в этот самый момент каким-то образом пришло знание того, что это именно то, что мое сознание уже целую вечность безуспешно жаждало обрести. Это переживание настолько неизгладимо, что по сей день, когда я вспоминаю о нем, тут же впадаю в состояние, в котором отсутствуют какие-либо мысли. Больше никто ни до него, ни после не смог дать мне такого счастья, которое не зависит от чего-то материального. Мне не надо было что-то делать, я не прикладывал для этого никаких усилий. Ощущение завершенности пришло само по себе, неожиданно, и ни от чего и ни от кого не зависело.

Возможно, мое состояние, в котором присутствовало одно лишь ощущение счастья, длилось около пяти минут. Позже, когда в присутствии Пунджаджи у меня было переживание, я стал замечать, что и другие люди погружаются в подобное состояние на несколько часов. Но время здесь не играет существенной роли. Что действительно важно, так это выход за пределы материальности даже на секунду. Однажды пережив это, ты уже не будешь прежним.

Несмотря на то что к нему в Лонду приезжали люди, чтобы поговорить о своих чудесных переживаниях, мне и в голову не приходило, что что-то подобное может произойти со мной. Я не стремился к подобному переживанию, не предпринимал никаких попыток, чтобы обрести его. Я хочу акцентировать внимание на следующем: чтобы получить милость Пунджаджи, не нужно ничего делать, лишь находиться в его присутствии. От него исходит ощутимое сияние, благодаря которому мысли и идеи отходят на второй план, а люди, находящиеся под воздействием его света, обнаруживают и раскрывают свою истинную сущность. Возможно, лучше сравнить Пунджаджи с тигром, поедающим мысли и ум тех, кто приближается к нему. И нет возможности скрыться, убежать или спрятаться на дереве. Ты стоишь в его присутствии, как парализованный, до тех пор пока в какой-то момент он не набросится на тебя, чтобы съесть.

Пережив такой опыт, я стал смотреть на Пунджаджи совершенно другими глазами. Это похоже на то, когда ты смотришь не на какую-то отдельную часть, а на все в целом. Я перестал воспринимать его как тело. Он стал для меня воплощением чистой любви. С тех пор мой страх исчез, ему на смену пришли любовь, уважение и благоговение.

Пунджаджи заботился о моем материальном благосостоянии так же, как и о духовном благополучии. Он заметил мои способности к рисованию и предложил моему отцу отправить меня в школу искусств или коммерческое художественное училище, чтобы развивать данный талант. Отец же хотел, чтобы я получил медицинское образование, но я разочаровал его, так как провалил выпускные экзамены в средней школе. Он был против моей учебы в художественном училище. Отец хотел, чтобы я пересдал экзамены и набрал достаточно балов, что позволило бы мне пойти либо в медицинский, либо в инженерный колледж.