Рассказы и сказки - Святослав Сахарнов

— Циркач! — с уважением сказал кто-то. — Как рукой работает!

Вниз Фёдор с рабочим спустились не скоро.

— Вот что, — сказал Фёдор ему, — за кран распишешься в конторе. А сейчас мы пошли. У нас дела.

— Мы в столовую? — робко спросил Вовка.

— И в милицию.

В столовой Фёдор взял суп, полбатона и пластину жёлтого ноздреватого сыра.

— Держи. Шесть дырочек на двоих.

Он ушёл и вернулся с парой матерчатых тапок.

— И это тебе. Ну, как сыр?

— Три дырочки я вам оставил. — Вовка впервые за последние дни улыбнулся. — Дядя Фёдор, а в милиции не страшно?

Выслушав Вовкину историю, начальник милиции развёл руками:

— Так вот ты где! Ну и история! А мы три дня по всему строительству ищем. Тайгу обыскали, два раза начальству докладывали: нет, мол, такого мальчишки. А он тут — под самым носом. Сейчас твою мамку вызовем — она в гостинице.

Вовка сидел притихший и испуганно ждал, когда Фёдор заведёт речь о Кожаном.

— У нас ещё одно дело есть, — начал наконец Фёдор. — Вы, случайно, ничего о сапогах, которые со склада пропадают, не слышали?

И он рассказал историю с жёлтой сумкой.

Начальник милиции слушал его внимательно.

— Любопытно, — сказал он наконец. — Так было дело? — обратился он к Вовке.

— Так.

— Сейчас же примем меры. С этой тётей Маней мы хорошо знакомы. А вот Кожаный — человек новый. Должно быть, приехал, жулик. Видно, осторожный. Такого сразу не возьмёшь. Со Степаном-то что делать? Мать у него, говорят, нехорошая, пьёт. Погубит малого.

— Его губить нечего, — сказал Фёдор. — Он и так погиб. Племянник он мне, уж я-то знаю.

— Что же вы им не займётесь? Особенно сейчас, после такого…

— Я уезжаю, — сказал Фёдор.

Начальник милиции повертел в руке карандаш.

— М-да, — сказал он. — Ну что же, подождите, может, понадобитесь.

Прошло немного времени, и начальник снова вызвал их в кабинет.

— Такое дело, — сказал он. — Матери в гостинице нет, но, говорят, скоро вернётся. У меня сейчас идёт туда машина. Отправляйтесь-ка на ней. С жуликами дело ясное, разберёмся сами.

Вовка и Фёдор уже сидели в машине, когда в конце улицы показались два милиционера. Между ними плыла, колыхаясь, тётя Маня и брёл, понуря голову, Степан.

Кожаного с ними не было.

Проходя мимо машины, Степан поднял голову. Глаза ребят встретились. Вовка почему-то вспомнил, как он стоял, прикрывая лицо руками, а Степан швырял палки в убегающего пса; вспомнил смолистые кедровые орехи и тёплые валуны на берегу реки. Вспомнил Степана, спящего на полу, и невольно потянулся вперёд. Он хотел что-то сказать, но Степан сделал предостерегающий знак рукой, жалко улыбнулся и прошёл мимо.

— Дядя Фёдор, что с ним будет? — взволнованно спросил Вовка.

Фёдор привстал, чтобы выскочить из машины.

— Ну ладно, — сказал он и снова сел, — я тебя отвезу и вернусь… В интернат, наверно, Степана отправим. Я с начальником поговорю… Держись крепче, поехали!

Когда начальник милиции звонил в гостиницу, маму не нашли. И всё-таки она была там. Её вызвали в камеру хранения.

— Гражданка, что это у вас в картонке? — с подозрением спросил кладовщик.

— Как — что? Моя шляпа.

— Интересная шляпа, которая хрюкает. И запах от этой шляпы — хоть убегай. Не верите? Убедитесь.

Мама развязала картонку и ахнула.

На дне её копошилось что-то невообразимо грязное, колючее, облепленное бумажками и соломинками.

— Ёж! — Мама схватилась за голову.

Кладовщик раскрыл рот от изумления.

Когда мама, вычистив картонку и накормив ежа, вышла в вестибюль, к ней обратилась женщина в форменной фуражке и что-то сказала.

Мама безучастно кивнула.

Женщина засмеялась и громко повторила, почти крикнула:

— Вас ждут! Вон, сзади.

Мама обернулась, и в ту же минуту, отпустив руку какого-то мужчины, к ней на шею кинулся Вовка.

Через два дня к иркутскому вокзалу подкатил, сияя стеклом и зеленью вагонов, скорый поезд.

По ступенькам поднялись мама с Вовкой. Следом втащил чемоданы Фёдор.

Паровоз дал гудок. Поезд тронулся.

За окном проплыли перронные столбы, светофор, городские дома. Потянулись новостройки, блеснула река с белым полукольцом плотины.

Когда поезд проходил мимо Курятни, Вовка выглянул в окно. Бульдозеры продолжали сносить посёлок. Они подошли уже к самому базару. Но в том месте, где жил Степан-Григорий, ещё стояли бараки и чёрные избы. Они щетинились кольями заборов, громоздили вокруг себя ограды, сараи, клети.

Поезд прибавил ходу, повернул в сторону, и Курятню закрыл зелёный бегучий частокол елей.

Глава пятая

— Так, может, нам билеты взять вместе? — предложил в Иркутске Фёдор, и мама согласилась.

— Если бы не вы… — без конца повторяла она.

Больше всех был доволен попутчиком Вовка.

— Дядя Фёдор, — шептал он маме, — машинист, он краном как рукой работает: любую мелкоту — чемодан, картонку — может подцепить!

При слове «картонка» мама улыбнулась.

Картонка… Вовка не находил себе места. Как там Мурзик?

Картонка стояла под лавкой.

В купе, кроме мамы, дяди Фёдора и Вовки, ехал ещё один пассажир. Он был неразговорчив, толстонос и, несмотря на жару, обут в серые высокие валенки.

«Зачем они ему?» — удивлялся Вовка.

Поезд, отъехав от Иркутска, помчался сначала по берегу Ангары, а затем — Байкала, громадного, как море, озера, окружённого горами.

Вагон то нёсся почти у самой воды, то врывался в тёмные, полные паровозного дыма туннели.

— Первый… второй… третий… — считали их Вовка с Фёдором.

Толстоносый не считал вслух туннели и не восхищался озером-морем. Когда стемнело, он стянул валенки, аккуратно поставил их под лавку и лёг.

— Хрр-р… хрр-р… — раздалось через минуту.

Федор покосился на маму и ткнул его кулаком в бок. Толстоносый недовольно хрюкнул, отвернулся к стене, натянул на голову одеяло.

Мама пожала плечами и вышла в коридор.

Вовка моментально нырнул под лавку.

Картонка стояла в самом дальнем углу. Он пошевелил её. Тихо. Приподнял крышку, осторожно сунул руку внутрь…

Пусто!

Вовка вылез из-под лавки, скрючился у окна и до самой ночи ни с кем не разговаривал.

Разбудила его утренняя возня в вагоне.

Поднялись все. Мама, напевая, хлопотала у столика. Фёдор, в одной тельняшке, с полотенцем на шее, приседал в проходе между лавками. Толстоносый лёжа завязывал шнурки галифе.