Рассказы и сказки - Святослав Сахарнов

— Какая ещё канцелярия? — спросила она.

— Обыкновенная: бумажки, чернильницы…

— Чернильницы? — Мама подняла брови. — Я лучше поеду на Камчатку. Зачем мне кормить мух в канцелярии!

— Позвольте, позвольте, — засуетился её собеседник, — при чём тут мухи? Не горячитесь. Поедемте на стройку. Поселитесь в моём кабинете. Отдохнёте. Подумаете.

— Не нужен мне ваш кабинет. Отдыхайте в нём сами. У меня ребёнок.

— Какой ребёнок?

Человек с портфелем от неожиданности уронил пенсне, поймал его на лету и, близоруко щурясь, уставился на Вовку.

— М-м… Действительно, ребёнок.

— Меня зовут Владимир, — сообщил ему Вовка.

— Чёрт знает что!

— Мне в этом году в школу.

— Подумать только — ребёнок! Не пишут. Не сообщают. Приезжают с детьми. Откуда я ему возьму школу? Куда вас теперь сунуть? Не имею понятия.

Мама гордо подняла голову:

— Никуда нас совать не нужно. Обойдёмся без вас. Мы едем на Камчатку. Я инженер и буду работать с теми, кто меня вызывал.

Вовка тесно прижался к маме.

Ехать на стройку всё-таки пришлось.

Надо было отправить телеграмму на Камчатку, достать билеты, наконец, просто отдохнуть.

В автобусе, куда они сели, без конца слышались одни и те же слова: «Строительство… ГЭС-2. Строительство… ГЭС-2».

— Мама, что такое ГЭС-2? — спросил Вовка.

— Гидроэлектростанция номер два. Гидро — значит, на реке. Номер два значит, первую уже построили.

Автобус, прошуршав по асфальту, перебрался на мощённую камнем дорогу, проехал по ней и, перевалив через поросшую ёлками гору, начал спускаться к реке.

Река лежала внизу, в долине, изогнутая, блестящая, как полоса стали. По обоим берегам её громоздились насыпи. Они, как руки, с двух сторон сжимали реку.

— Ух ты!

Автобус накренился, у Вовки захватило дух.

— Что это такое? — спросил он, показывая пальцем вниз, где на дне огромного котлована росли из земли бетонные откосы громадной стены, грохотали краны и сновали сотни самосвалов.

— Плотина, — буркнул человек с портфелем.

— Какая красивая! — сказала мама.

В кабинете было чисто, пахло сосной и клеем.

«А где же мухи?» — подумал Вовка.

Мух не было.

— Вова, ты не устал? — спросила мама. — Посиди, я схожу на станцию. Надо дать на Камчатку телеграмму и узнать насчёт билетов.

— Я с тобой!

Отправились вместе.

Железнодорожная станция стояла на краю города. К ней то и дело подъезжали, урча, автобусы. В маленьком скверике перед вокзалом, положив головы на чемоданы, дремали пассажиры.

Мама и Вовка вошли в здание вокзала, отыскали там почту. Поставив Вовку в очередь, мама ушла писать телеграмму, потом вернулась, постояла и снова ушла.

Стоять в очереди было скучно. У Вовки заболели ноги. Мама не возвращалась, и он отправился разыскивать её.

Из почты длинный коридор вёл в зал ожидания.

Вовка сделал несколько шагов по коридору и очутился перед вывеской «Парикмахерская».

За стеклянной дверью слышалось весёлое позвякивание ножниц. Дверь была приоткрыта. Вовка просунул в неё голову, сделал шаг и очутился в волшебном царстве зеркал и белых халатов.

Девочка, одних лет с Вовкой, прошла через весь зал и уверенно залезла в свободное кресло. Парикмахерша набросила на плечи девочки простыню и начала подрезать ей закрученные червячками волосы.

«Черр-вяк!.. Черр-вяк!» — отхватывали ножницы прядь за прядью. Окончив, парикмахерша взяла пузырёк с зеленоватой жидкостью и направила на девочку пульверизатор.

У Вовки сладко защемило сердце.

К кассе девочка прошла мимо Вовки. В её пальцах была зажата монета.

— Сорок копеек! — сказала кассирша.

Вовка даже задохнулся от волнения. Всего сорок копеек!

Он сунул руку в карман штанов и неожиданно нащупал там маленький металлический кружок.

Как он мог забыть про полтинник?

Вовка зажал монету в кулак и решительно шагнул на середину зала.

С замиранием сердца он забрался в кресло.

— Ты один? — с подозрением спросила парикмахерша.

Вовка мучительно покраснел. Но женщина уже не смотрела на него, а копалась в ящике стола, подбирая для машинки нож.

— Как стричь? — спросила она, двигая ручками машинки.

— С одеколоном! — выпалил Вовка.

Женщина рассмеялась.

— Я не про то. Чубчик оставить?

— Оставить…

Парикмахерша прошуршала машинкой по затылку, поскрипела ножницами за ушами и ловко — чик, чик! — подрезала чёлку.

— А теперь закрой глаза! — скомандовала она.

Вовка крепко зажмурил веки. Пшш-ш-ш! — пахучее облако заклубилось вокруг его головы.

Вовка не дышал. Он не слышал ни взволнованного маминого голоса в коридоре, ни крика на перроне: «Володя, Володя!» — ничего.

Как во сне, он выбрался из кресла, отдал в окошко кассы полтинник, получил сдачу и вышел.

Мамы на почте не было. Перепуганный Вовка бросился в коридор, выскочил на привокзальную площадь — мамы нет! — вернулся в здание и, наконец, выбежал на перрон.

Глава третья

На перроне было пустынно. На чёрной, залитой нефтью, посыпанной крупным песком земле лежали белые полосы рельсов. Тускло светили красно-зелёные светофоры. Два паровоза медленно катили по дальнему пути состав. Между красными товарными вагонами, как окна, просвечивали низкие платформы. На платформах стояли грузовики; на одной — старый, видавший виды экскаватор. Он поблёскивал истёртыми гусеницами и задумчиво кивал опущенным ковшом.

Позади Вовки послышалось рычание.

Он обернулся.

Через рельсы прямо на него шёл здоровенный чёрный пёс. Он перепрыгнул через последний рельс и очутился на перроне.

Вовка попятился.

Заметив, что его боятся, пёс зарычал. Шерсть на его загривке поднялась дыбом.

Вовка начал медленно отступать. Он отступал до тех пор, пока не упёрся спиной в вокзальную стену.

Пёс шаг за шагом преследовал его. Когда Вовка остановился, пёс оскалил зубы и, делая вид, что готовится к прыжку, присел на задние лапы.

Вовка закрыл лицо руками. В этот момент послышался глухой удар, собачий визг и звуки удаляющихся прыжков.

Когда Вовка отвёл руки от глаз, по перрону удирал, поджав хвост, чёрный пёс, а мальчишка в замусоленной школьной куртке, без фуражки швырял вслед ему обломки палки.

Швырнув последний обомок, мальчишка сунул в рот два грязных пальца и пронзительно засвистел.

Пёс взвыл и, как ошпаренный, метнулся за угол.