Эмма Браун - Шарлотта Бронте

им доставляли визиты синьора Моффо, появлявшегося в Фашиа Лодж каждую неделю. Все их прекрасные (материнские) чувства и все остальные, менее прекрасные, чувства касались исключительно ее, и она вознаграждала их за такое пристрастное отношение. Она улыбалась, постоянно делала реверансы, разглагольствовала о своем родовом поместье, о том, что, когда вырастет, собирается много путешествовать, и о своем богатстве. Она демонстрировала свои скромные достижения всем и каждому. И сестры Вилкокс были просто счастливы, хотя ученицы-стипендиатки приносили им более ощутимую пользу, чем присутствие этой молодой леди.

В то время как умные и послушные девочки-стипендиатки старательно учились (а как известно, требуется некоторое время для того, чтобы появились какие-нибудь реальные результаты), леди Милли во время, отведенное для подготовки домашнего задания, обычно писала письма всем своим родственникам и друзьям. В этих письмах она подробно описывала свою новую школу, то, каким особенным вниманием ее здесь окружили, но больше всего строк было посвящено прекрасному, непревзойденному учителю пения, который так сумел поставить ей голос, что теперь она пела почти как профессиональная певица. Эта ее любовь к эпистолярному жанру имела определенные последствия. Все дело в том, что одна из ее подруг по переписке, не менее знатная юная леди, начала завидовать ей такой черной завистью, что родители быстро перевели ее из школы, где она до этого училась, в Фашиа Лодж.

Мне казалось, что я уже многое успела узнать и многому научиться, однако, обучая этих трех девочек, которые выказали поразительное понимание и глубокое проникновение в тайны мироздания, я поняла, как много еще мне предстоит познать. Я испытала некое новое, доселе неведомое мне чувство. Один ум притягивает к себе другой ум, но процесс этот может быть медленным и почти неощутимым. Деньги же быстро притягивают другие деньги. Теперь у мисс Вилкокс было целых две маленьких знатных леди, а это уже был твердый фундамент, на котором можно построить престижную и доходную школу.

Признаюсь, что сестры Вилкокс оказались мудрее меня в этом вопросе. Похоже, они знали немного больше, чем я, но я была обязана им своим теперешним счастьем. Сейчас у меня в жизни появился интерес и я почувствовала себя нужной. Я никогда не прекращала искать Эмму, но, так как она бесследно пропала, у меня теперь хотя бы было занятие в жизни. Одиночество, окружавшее меня все эти годы, испарилось. Я приходила домой, занималась своим садом при теплой весенней погоде, а потом готовилась к следующему уроку. Однажды, придя домой, я обнаружила письмо и подумала, что его, вероятно, прислала одна из моих сестер. Я решила, что прочту его позже, позвонила горничной, попросила ее принести чай и пошла переодеваться.

Когда же у меня дошли руки до этого послания, то я увидела, что почерк на конверте мне незнаком. Почерк был красивым и ровным, однако в нем не хватало уверенности, что ли. Поэтому я решила, что оно написано ребенком. Мое сердце забилось сильнее, когда я увидела имя, стоявшее в конце письма.

Мне показалось, что внутри меня зазвенела надежда, словно колокольчик. Эмма! Бумага, на которой было написано письмо, была хорошего качества. Значит, ей удалось найти надежный приют. Я пыталась себе представить, как ей сейчас живется, а душа моя при этом пела от радости. Эмма жива!

Я села возле камина, налила себе чаю и снова обратилась к ее письму. О каких приключениях хотела рассказать мне моя почти уже приемная дочь? О чем хотела поведать? По мере того как я пробегала глазами строчку за строчкой, меня постепенно охватывал ужас. Чай мой тем временем давно уже остыл. Историю, которую она поведала мне в письме, я не в силах повторить. У меня просто не хватит на это мужества. Вы сами сможете здесь ее прочитать.

Глава 27

10 апреля 1851 года.

Это я, Эмма. Именно вы, дорогая миссис Челфонт, помогли мне найти этот маленький кусочек моей прошлой жизни. Остальное я должна выяснить сама.

Все, что я знаю хорошего в этом мире, всему этому научили меня вы. Я завернулась в эти теплые воспоминания, чтобы они согревали мне душу, хотя со временем они несколько поблекли. Вы были ко мне чрезмерно добры, а я взяла ваши деньги и исчезла, не сказав ни слова. Это, наверное, вас очень огорчило. Поверьте, что я сама не меньше вашего страдала из-за этого. И знайте, что у меня была на то причина. Я отправилась на поиски своей матери. Если бы вы поехали со мной, то у вас могли бы возникнуть отвращение и неприязнь ко мне. Поэтому я решила все изложить на бумаге, чтобы вы смогли все прочитать. Меня в этот момент не будет рядом с вами, и вы сами решите, как вам ко мне после всего этого относиться.

До сих пор вы считали меня несчастным и страдающим ребенком. Теперь вы, наверное, решите, что не так уж я невинна и наивна. А это значит, что я смогу прожить самостоятельно и найти свой путь в жизни. Я еще не знаю, чему собираюсь посвятить свою жизнь, но у меня есть одно существенное преимущество – я познала самую ужасную сторону жизни, опустилась на такое дно, что ниже уже и не бывает. Но были в моей жизни и приятные моменты: теперь я знаю, какое это счастье – иметь свой дом и семью. В каких бы ужасных условиях мне не пришлось жить, я всегда буду помнить, какое это счастье – иметь собственную комнату.

Начну со своего самого первого воспоминания. Теперь мне кажется, что все это началось примерно полгода назад. Прежде всего я вспоминаю грязную комнату. В ней было темно, холодно и неуютно. Там стоял стол, несколько стульев, доверху заваленных какими-то вещами, была печь, буфет и большая кровать. На этой кровати лежала я, укрытая какой-то кучей тряпья. Я пришла в себя, почувствовав сильный запах алкоголя и чего-то еще более мерзкого. Этот запах исходил от чьего-то лица, которое нависло надо мной.

Между мною и этим жутким лицом горело яркое пламя. Оно находилось так близко, что мне стало страшно. Это была свеча, которую кто-то держал перед моим лицом для того, чтобы удостовериться в том, что я еще дышу. В этом ярком свете я смогла рассмотреть женщину, которая склонилась надо мной.

Мне еще никогда не доводилось видеть такую огромную и крупную женщину. Сначала я подумала, что она очень старая. Ее лицо было морщинистым и грязным, а кожа имела ярко-красный цвет. Седые волосы старухи беспорядочно торчали в разные стороны, а те несколько зубов, что остались еще у нее во рту, напоминали желтовато-коричневые болотные кочки.

– Кто вы? – спросила я.

Она ответила мне вопросом на вопрос:

Как ты думаешь, кто сидел возле твоей кровати, когда ты находилась между жизнью и смертью? Кто согревал тебя собственным телом, когда ты была холодная, словно труп? Кто заворачивал тебя в мокрые простыни, когда ты горела, словно адский огонь?

Моя мама? – сказала я. – Но…

Что? Я не слишком хороша, чтобы быть твоей матерью? – спросила она. У нее были странные глаза, похожие на два темных омута, которые почти не отражали свет.

Но она была слишком старой для того, чтобы быть моей матерью. Только потом я поняла, что дряхлое морщинистое лицо принадлежит еще довольно молодой женщине. Похоже, жизнь ее изрядно потрепала, и теперь она выглядела лет на пятьдесят, не меньше.

– Где я? – снова спросила я.

В постели, где я родила тебя и где ты провалялась уже бог знает сколько времени, – грубо ответила она. Эта постель напоминала кучу грязного тряпья. Мне стало ее жалко.

Где мой отец? – спросила я.

Умер и попал прямиком в ад, и ты сама это прекрасно знаешь, – получила я от нее такой вот странный ответ.

Я напряглась, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить, но в моей голове была сплошная путаница. Там теснились обрывки каких-то смутных воспоминаний и неясных видений. Все закончилось тем, что у меня ужасно разболелась голова. Боль была просто невыносимой, я обхватила голову руками и закричала.

– У тебя не все в порядке с головой, – сказала моя мать. – Ты больна. У тебя была лихорадка.

Похоже, что я действительно стояла одной ногой в могиле, потому что, вернувшись к жизни, совершенно ничего не помнила. Я подумала, что, может быть, во сне ко мне вернется память, потому что в присутствии этой женщины чувствовала только смущение и холод. Я осмотрелась вокруг, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. И тут я увидела, что на одном из стульев сидит девочка, которую я тоже поначалу приняла за груду тряпья, так как она совершенно не двигалась. На ней было красивое, но очень грязное платье. Я подумала, что ей, наверное, холодно, потому что она казалась какой-то несчастной.

Ты моя сестра? – спросила я у нее. Она была приблизительно такого же возраста, как и я, может быть, даже на год младше, и я решила, что с ней мне будет легче разговаривать. Девочка повернулась ко мне, но ничего не сказала. На ее лице застыло какое-то унылое выражение.