Воля павших - Олег Верещагин

В толпе легко было потеряться. Люди гомонили, скрипели подводы, лаяли собаки, ржали лошади, визжала, мычала, кудахтала и блеяла разная другая живность, все что-то куда-то тащили, волокли, грузили, сгружали. Олег растерялся, что было странно для парня, выросшего в шумном городе – похоже, отвык как раз от шума. Вокруг него били по рукам, смеялись, ругались, перебирали ткани, плетеные короба, связки лука, украшенья…

Олег ощутил себя чужим. Это чувство оказалось таким острым, что он хотел уже было окликнуть Йерикку и попросить его пойти в другое место, где не так шумно. Но как раз в этот момент взгляд Олега упал на балаган, мимо которого они проходили – и наткнулся на привычные ряды книжных корешков.

– Я посмотрю, – уже меняя направление, бросил Олег и подошел к этому неожиданному товару.

Книг было много – несколько сотен. Они плотно стояли на чем-то вроде топчана, застланного тканью, за которым сидел совсем не похожий на книготорговца лесовик – пожилой, но плечистый, не в лаптях, как большинство из них, а в хороших сапогах, в накинутом на плечи черном плаще. Что-то странное было в фигуре торговца, но Олег не мог определить, что. А сам торговец скользнул по Олегу равнодушным взглядом и продолжал читать лежащую на коленях пухлую книжку того формата, который на Земле называют «покетбук».

– Я посмотрю? – нерешительно обратился к его склоненной шевелюре Олег.

– Смотри, – голос торговца был глубоким, гулким, как из бочки ухал. И снова он ничем не подал виду, что ему интересен покупатель.

Олег провел пальцем по корешкам, оплетенным то в кожу, то в ткань, то в пластмассу. Наугад вытащил две книги. Одна оказалась на данванском – судя по всему, какой-то справочник. Название второй Олег разобрал и привычно удивился: это была напечатанная глаголицей «Молодая гвардия» полузабытого писателя Фадеева. А рядом оказался Джек Лондон, «Рассказы Южных морей». И «Справочник офицера запаса» – все той же глаголицей.

– Вольг, – окликнул его хозяин балагана.

Мальчик удивленно вскинул голову и понял, что ошибся. Лесовик звал не его. Из-за косо свисавшей занавеси бесшумно вывернулся худенький мальчишка лет десяти, босой, в одной рубашке. Любопытно посмотрел на Олега, перевернул страницу лежащей на коленях торговца книги и исчез обратно.

Проследив взгляд Олега, лесовик хмыкнул и повел плечами. Плащ тяжело соскользнул за спину – и Олег закусил губу. Вот почему фигура показалась ему странной! Плащ не скрывал рук, его складки висели пустыми. Правой руки у хозяина балагана не было по плечо, левой – выше локтя.

– Это о Крентане память, – теперь уже не сводя глаз с лица Олега, прогудел лесовик. – Взрывом оторвало. Что лапки букашке… Отлежался – думал умереть, к чему я такой. Да вот живу. Чужими жизнями, правда, да уж лучше так… А ты никак с Земли? – Олег неловко кивнул. – Землянин меня спас. Хороший врач был, Ганс Дидрихс. Пропал потом – может, погиб, может, обратно вернулся, когда они уходить начали… Книгу выбрать хотел? – Он указал подбородком на корешки.

– Это наши все, – вздохнул Олег, – и вашим… вашей азбукой я плохо владею.

– Тебя тоже Вольгом зовут? – спросил лесовик и, не дожидаясь ответа, снова указал подбородком на левый край топчана: – Гляди здесь. Может, что и найдешь.

Олег снова наугад вытащил книжку в переплете из серой ткани – и улыбнулся. Буквы, от которых он уже отвык, гласили: «Статьи фронтовых газет. 1966–1970 гг. (64–68 гг. Беды)». Он отложил эту переплетом вверх, потянул другую.

О.С.Марычев. Нас не нужно жалеть. (Стихи разных лет.)

Вспотевшими руками Олег открыл форзац. «Военно-полевое издательство. 1970 г. (68 г. Беды)». И фотография.

Это были стихи его деда.

– Я возьму эти, – сипло сказал Олег.

Лесовик предложил:

– Еще посмотри.

– Я эти возьму, – упрямо повторил Олег. – Сколько?

Безрукий ветеран внимательно изучал стоявшего перед ним мальчишку с автоматом поперек груди. Потом позвал – буркнул:

– Вольг.

Выскочивший мальчик набросил ему на плечи плащ. Лесовик уткнулся в книгу и проворчал:

– Ничего.

…Йерикка успел куда-то пропасть, и Олег побрел наугад. Ему очень хотелось перелистать книги прямо сейчас, но в толпе это сделать не представлялось возможным. Вместо этого он высматривал Йерикку.

Надо сказать, это оказалось совсем нетрудно. Рыжая голова друга маячила в азартно гомонящей толпе не так уж далеко от места, где Олег обзавелся книгами. Человек пятьдесят, образовав круг, внимательно и напряженно, но при этом не переставая вопить, следили за происходящим внутри.

Не без труда, прижимая книги локтем, Олег протолкался в круг, к Йерикке. Тот едва оглянулся со словами:

– А, погоди, погоди… – и тут же завопил: – Куси, эй, куси!!!

Олег только теперь увидел, что так привлекло общее внимание.

В кругу, на небольшой утоптанной площадке, предназначенной очевидно специально для этих случаев, совершенно молча и ужасающе остервенело дрались два горских пса. Вставали на дыбы, вцеплялись зубами так, что кровь брызгала на землю, повисали на враге, стараясь завалить под себя и всадить клычищи в горло. Мотали друг друга, вскакивали, отлетали, набрасывались, били грудью. И все это – молча, только с каким-то утробным, жутким хрипом.

Смотреть на это было неприятно. Не страшно, а именно неприятно. Олег отвернулся и начал проталкиваться наружу. За его спиной толпа еще раз взревела – и слитный гомон распался на отдельные голоса: то радостные, довольные, то досадливые, сердитые.

– Скрючился Урван, – весело сказал Йерикка, догоняя Олега. – О, книжки купил?.. Зря Ладен его расхваливал. Пияк у Властислава в сто раз лучше. Поздравь, Вольг, я тут подзаработал немного. Главное – знать, на кого ставить!.. – и уже тоном ниже: – Ты чего такой?

– Ничего. – Олег посмотрел за его спину. Кто-то обтирал бока замершего на широко расставленных ногах пса-победителя. Молодой парень, стоя на колене, растерянно ворочал запрокинутую голову второго бойца, неподвижно лежавшего в пыли. Шерсть на обоих слиплась сосульками. – Неужели тебе нравится на это смотреть?! – вырвалось у Олега.

Глаза Йерикки вдруг стали жесткими, как камешки-гальки в холодном ручье.

– Нравится, – отрезал он. Но потом заговорил иначе, мягче: – Я знаю, Вольг, что ты сейчас подумал. О дикарях и дикарских забавах. Вот данваны, например, собачьи бои запретили. Как, кстати, и охоту, и многое другое. Именно как дикарские забавы. Больше того – даже на содержание домашних животных масса ограничений. Таких, чтобы не причинять им при содержании страданий. Я вот очень хорошо помню, как мне было девять лет, и я видел сходку активистов организации «Защита творений Господа». Много народу, с плакатами, организованные – пикетировали городской совет, требовали запретить продажу мяса в торговой сети, потому что убивать животных негуманно. – Йерикка вдруг задрожал и, отведя глаза в сторону, продолжил: – А на соседней улице… за углом… мои ровесницы торговали собой… продавали себя хангарским наемникам из гарнизона и нашим извращенцам, которых вырастили данваны… И никому, ни одному гаду с плакатом, не было до этого дела. Коровки на бойнях для них были важнее, чем детские трупы, которые каждое утро вылавливали в реке – кто потребовал за ночь слишком много, или нарвался не только на насильника, но и на убийцу. А женщины с окраин продавали старших детей в больницы – на кровь, на органы, для опытов – чтобы кормить младших. Или вообще не могли иметь детей из-за того, что их стерилизовали во время облав – «в целях борьбы с перенаселением», тоже из гуманизма… Я был маленький и из обеспеченной семьи, Вольг. Но я все это знал. Я играл с мальчишками, чьих старших братьев украли прямо со двора и замучили… или тоже стерилизовали – прямо в школе, у школьного врача, под местным наркозом, в приказном порядке. И с девчонками, которые днем играли в самодельные куклы, а вечером шли продавать себя, чтобы на следующее утро хоть что-то поесть – с ними я играл тоже. И знал, чем они живут и что это за жизнь. А потом шел домой и смотрел передачи, где рекой лилась ненастоящая человеческая кровь. И передачи эти перемежались спорами, как сделать наше общество еще гуманней, чем оно есть. Что для этого еще нужно запретить и разрешить славянам…

Йерикка снова посмотрел в глаза Олегу.

– Все, чем жили наши предки, было неправильно и не так, – продолжал он. – А все, что осуждал закон Рода, становилось нормой, «естественным проявлением раскованных чувств»… Как ты думаешь, где совершается больше убийств на душу населения – в наших горах, где нет ни общей власти, ни общего правительства – или в городах на юге?

– В городах, – без промедления сказал Олег.

– Верно, – удовлетворенно кивнул Йерикка. Лицо у него вдруг стало таким, словно Олег подарил ему торт. – Верно. Потому что наши жизнь и смерть весомы, реальны и ощутимы! Они не подделка под жизнь и смерть. Помнишь, как ты зарубил человека мечом?