Пепел перемен, Том 4: Ни богов, ни королей - Илья Витальевич Карпов

— Наверное, да. Битва была без преувеличения знаменательной, достойная этого меча.

— И как же ты назовёшь его? — не унимался северянин.

— Ну, мы одолели армию мертвецов, так что «Победитель смерти» был бы неплохим вариантом.

— Не слишком ли вычурно? — с сомнением в голосе спросил Тогмур. — Может быть, «Кровопускатель»?

— Тоже не подойдёт, — ответил Таринор. — У мертвецов крови-то почти и не было.

— А если «Резатель»? — неуверенно предложил Драм и две пары глаз вопросительно уставились на него, заставив смутиться.

— Звучит нелепо. Прямо как мой рыцарский титул. «Сир Таринор Пепельный», — усмехнулся наёмник, горделиво вскинув подбородок. — Тебе, должно быть, своим клинкам было проще имена сочинить. У тебя ж с ними духовная связь или что-то вроде того. Они совершенно одинаковые, а всё равно различаешь.

Драм смущённо улыбнулся.

— Нет никакой связи, Таринор, — ответил эльф. — Просто я всегда ношу Шёпот слева, а Тень справа.

— То есть, то, что ты говорил при нашем знакомстве — это всё чушь?

— Про мечи — да, — Драм сдерживал смешок. — Хотел произвести впечатление.

— Да уж, — наёмник пригладил волосы. — Произвёл так произвёл. Вот так и помер бы, не догадываясь, что Драм Дирен шутник, каких поискать. А ведь я тогда тебе поверил. Думал, у меня-то с оружием отношения исключительно житейские, куда уж мне имена мечам придумывать. «Сир Таринор Пепельный со своим верным Резателем», тьфу! Титулы эти ещё… — наёмник задумчиво нахмурил брови и взглянул на небо, где появлялись первые звёзды. — Если кто и заслужил подобную награду, так это Игнат с Маркусом. Без них нас бы всех просто перебили. Они, а не я, выиграли эту битву. Эх…

— Так что, назовёшь меч «Резателем»? — с сомнением в голосе спросил Тогмур.

— Нет. Нужна какая-то особая деталь… Лорд Эйевос говорил о сыне бывшего лорда Старлинга. Говорил, сделает всё возможное для его спасения. И я его всё-таки спас. А скольким ещё сыновьям эта победа сохранила жизнь? Мы ведь и сами сыновья своих отцов, избежавшие участи превращения в безмозглых мертвецов на службе у некроманта. Так что пусть этот меч будет «Спаситель сыновей».

— Хорошо звучит, — кивнул Тогмур и с грустью добавил: — Иггмуру бы пришлось по нраву. Он вообще был таким… Таким… Его теперь и оплакать некому… Эх, братец, как же я теперь без тебя…

Северянин спрятал лицо в ладони и тяжело вздохнул. У Таринора защемило в душе. Он вспомнил неунывающего Бьорна. Вспомнил, как тот всегда умел подбодрить метким словом, как бесстрашно бился за то, что считал правильным. И как его глаза закрылись навсегда. Пусть они и были из разных миров — безродный наёмник и сын древнего дома — но дружба их была по-братски крепкой.

Таринор встал и, не сказав ни слова, крепко обнял Тогмура, похлопав его по спине. От неожиданности северянин вздрогнул, но не отшатнулся. На траву упала слеза, единственная, которую Тогмур смог себе позволить. И, наверное, в неё он вложил всю боль и горечь потери.

Когда кролик изжарился, наёмник со спутниками подкрепились и собрались было отправляться спать, как вдруг Драм, неожиданно насторожился и прислушался к ночной тишине.

— Сюда кто-то идёт, — тихо сказал эльф, обнажая клинки. — Там.

Он указал в ночной сумрак бледным пальцем.

— Погоди, может это всего лишь голодный бродяга, решивший заглянуть на огонёк, — сказал Таринор. — У нас тут и кролика немного осталось.

Но фигура, показавшаяся со стороны, куда показывал Драм, изумила всех. Ей оказалась девушка, чьё тело было скрыто с ног до головы, даже на руках были надеты перчатки, а лицо скрывал капюшон. Она прикрывала ладонью глаза от огня и осторожно, шаг за шагом, приближалась.

— Вот дела, — удивлённо воскликнул наёмник. — Как же тебя сюда занесло? Да ещё и одну…

Но девушка не обратила внимания на слова наёмника, даже не повернулась к нему. Вместо этого она обратилась к Драму и произнесла что-то на непонятном языке, который показался Таринору чертовски знакомым. Эльф изменился в лице и раскрыл рот. Он осторожно ответил ей что-то, а когда она сказала одно единственное слово в ответ, то встал, снял с неё капюшон и крепко обнял. У девушки оказались такие же белые волосы, как у него.

— Что, чёрт возьми, происходит, Драм? — обескураженно спросил Таринор. — Кто это? И что за слова, что за объятья? Ты её что, знаешь?

— Таринор, Тогмур, — произнёс эльф, обернувшись. — Это Элона Дирен. Моя сестра.

* * *

Драм и Элона долго разговаривали, причём она сидела спиной к костру. Наёмник вспомнил, как глаза эльфа первое время не могли привыкнуть к яркому пламени и невольно усмехнулся. От обилия тёмноэльфийской речи у него начинала болеть голова, а эти двое, кажется, и не собирались останавливаться.

— Слушай, Драм, не хочу вмешиваться в вашу беседу, но мы с Тогмуром собрались на боковую, а под ваше шипение и свист, уж извини за прямоту, совсем не спится.

— Она рассказала мне, что произошло после моего ухода, — печально отозвался эльф. — Оринес Верессар… Он… Убил моего отца. И всю семью. Дом Дирен уничтожен.

В голосе Драма появилась злость.

— Я должен был быть там с ними. Должен был…

— Хотел бы погибнуть вместе со всеми?

— Я мог бы их защитить! — воскликнул эльф. — Теперь мне остаётся лишь одно. Я должен вернуться в Улунтар.

— Но ведь тебя считают предателем, вором и, если мне не изменяет память, трусом, — заметил Таринор, кивнув на знаки на лице Драма. — Не ты ли сам сбежал оттуда и решил начать новую жизнь? Зачем же теперь возвращаться?

— Месть, — коротко ответил Драм. — Я должен отомстить ему. За себя и за семью. Пусть они считают меня предателем, но если я останусь здесь, то буду считать предателем сам себя.

— Вот дела, — наёмник почесал затылок. — Ты ведь не собираешься уходить посреди ночи?

— Элона говорит, что лучше отправляться сейчас, пока не взошло солнце.

— Скажи ей, что в солнце нет ничего дурного, а с её бледной кожей это будет даже полезно. Завтра мы с Тогмуром проводим вас… Где вы собираетесь спускаться под землю?

Драм спросил у сестры, и она ответила.

— Неподалёку отсюда есть речные пещеры, через них можно попасть в Аркобанд, — передал её слова эльф.

— Ну, вот туда и проводим. А теперь спать. И это мой рыцарский приказ, — улыбнулся Таринор.

Следующим утром, едва солнце показалось из-за горизонта, они наскоро собрали вещи и направились за тёмной эльфийкой. Таринор только теперь при свете заметил, как Драм похож на свою сестру. Они даже немного поговорили, используя эльфа в качестве переводчика. Наёмника интересовало, как ей удалось отыскать брата, но Элона ответила, что не станет рассказывать об этом. Особенно ему.

— А сестрёнка-то у тебя с характером, — покачал головой Таринор.

— Просто она не любит людей, — улыбнулся эльф. — Ей не довелось провести с вами столько времени, как мне. А любой тёмный эльф слышит о людях… Не самые приятные вещи.

— Если б это ещё было неправдой, — вздохнул наёмник.

Искомая речная пещера оказалась сырым известковым разломом, откуда веяло холодом, пахло плесенью и доносилось журчание воды. Элона ловко протиснулась туда и скрылась в темноте, Драм же медлил.

— Значит, прощаемся? — сказал эльф, глядя наёмнику в глаза.

— Похоже на то, — ответил тот. — Свою порцию приключений мы с тобой получили, друг мой. Не знаю, увидимся ли снова, но не поминай лихом.

— Буду поминать только не лихом, — неуверенно ответил Драм.

— И язык бы тебе подучить, — улыбнулся Таринор. Он порылся в сумке и достал квадратную монетку с дыркой посередине. — Вот, держи. Это тебе, талисман на удачу.

— А как же ты?

— Судя по последним событиям, мне он не особенно помогает, — усмехнулся наёмник. — Тебе пригодится больше. Прощай, дружище.

Они крепко обнялись, и Драм исчез в разломе вслед за сестрой. Таринор некоторое время стоял рядом, пока шаги внизу не слились с шумом воды, после чего вздохнул и зашагал прочь.

— Что теперь? — спросил Тогмур. — Обратно в тот большой город? Эгатар или как его там?

— Сперва разыщем Игната, а потом… — Таринор почесал затылок. — Знаешь, я ведь не обязан туда возвращаться. Однорукому на верность я не присягал, а с обещанными мне деньгами Рейнаров и Эльдштернов, думаю, уже пора распрощаться. Да и в Высоком доме мы теперь на хорошем счету. В столице, судя по всему, царит безумие, и вскоре, я уверен, оно захлестнёт всю