Узкие врата - Антон Дубинин

Неожиданно он поднялся и отошел к дверям. Белый и высокий, стоял этот чудной человек в дверном проеме, весь залитый светом, и его кудлатые седые волосы просвечивали на солнце, как осенняя белая паутинка. Некоторое время Стефан смотрел в светлый, звенящий зеленый лес, потом развернулся. Фил и Алан напряженно ждали.

Стефан сказал, глядя ни на одного из них, но как-то сразу на обоих, и голос его был обыденным, как если бы он говорил о мятном чае. Или о том, как быстрее выбраться из леса…

— Иоанн сказал о Звере, выходящем из моря. Который возьмет власть над всяким народом, и поведет войну над святыми, и победит их. Об Антихристе. Власть его будет от дракона, а дракон — это… Темный. Вы понимаете, о ком я. Так вот, Зверь в самом деле пришел, и начались дни его власти.

Будильник тикал оглушительно, его круглое лицо млечно светилось из сумрачного угла. Фил осторожно кашлянул, прочищая горло, и хотел спросить — но почему-то промолчал. Алан услышал, как тот под столом хрустнул пальцами.

— Возможно, вы поняли, кого я имею в виду, — голос Стефана стал жестким и одновременно отстраненным. Будто он говорил издалека… Или с кем-то, кто был совсем далеко. — Но пришло время говорить прямо, и я скажу имя. Зверь, вышедший из моря, сейчас обманом захватил престол Святого Петра. Папский престол. Сказано — «Так что в храме Божием сядет он как Бог». Второе послание к Фессалоникийцам, если это для вас важно. Так оно и случилось.

Алан смутно вспомнил, что будь он… кем-нибудь еще — он бы сейчас перекрестился. Но рука почему-то не поднялась, чтобы это сделать.

— Об этом знаю я, знаю с самого начала. Теперь знаете вы. Был еще один человек, который догадался… Один старый священник в кардинальской коллегии. Но теперь его уже нет в живых, — Стефан невесело усмехнулся. — Его не тронули… тогда, но я вовсе не удивился, что он через несколько дней умер от сердечного приступа. В конце концов, он в самом деле был очень стар.

— Кардинал Скьяпарелли? — неожиданно спросил умный Фил. Стефан почему-то вовсе не удивился, лишь подтвердил — чуть заметным кивком.

— Я вижу, вы много обо мне знаете. Столько, сколько смогли прочесть в газетах. Это хорошо, мне меньше придется объяснять. Да, у отца Гильельмо Скьяпарелли было больное сердце… И для того, чтобы убить его, не обязательно было в него стрелять. Ему хватило просто… Увидеть некоторые вещи.

— Вы хотите сказать, что Папа Петер убивает тех, кто про него догадался? — тихонько спросил Алан, почему-то веря каждому сказанному слову. Хотя все эти слова отливали безумием, но особого выбора у него не было. Или верить и пытаться понять, что происходит, или не верить — и тут же умереть от горя.

— Я хочу сказать, — Стефан снова шагнул к столу и оперся на него руками, — что Пьетро Марцинелли, тот, кто сейчас обманом занимает место Папы — и больше не называйте его Папой, юноши — попросту видит тех, кто опасен для него. Опасен тем или иным образом. Я не знаю, что именно и как он видит — все же сначала он был только человеком, и я не знаю, какие из даров Темного смогло восприять его смертное тело. Может быть, он просто чувствует опасность — примерно так, как это делают звери, только стократ более остро. А может быть, и видит нужных людей обычным образом, глазами — воспринимает их в красном огне, например, или еще как-нибудь. И когда он видит врагов, он убирает их со своего пути. Тем или иным методом.

— А вас? — жестко спросил Фил, слегка сощуриваясь. — Вас он тоже — видел? Или…

Стефан наклонил голову. Тень его, согбенного, опирающегося руками на стол, лежала наискось через всю комнату.

— Да, юноши. Меня он видел с первого дня нашей встречи. Как и я его.

Он выпрямился, перехватив взгляд Фила и его вопрос, уже готовый сорваться с губ.

— Потому я и был с ним рядом… С самого начала. Мы не должны были упускать друг друга из виду. Я знал, что должен занять папский престол — иначе его захватит Зверь. Но я не смог этого сделать, подвел… тех, кто на меня надеялся. Я не смог и меньшего — попросту задержаться рядом со Зверем как можно дольше, не выпускать из виду каждый его шаг, быть наготове. Я… Сорвался, и моя слабость едва не погубила все. Но милостью Божьей я все же остался жив и могу еще послужить иначе. Если вы захотите знать мою историю, я расскажу ее, потому что в ней нет от вас тайны. Только сначала я хотел бы сказать о главном. О вас.

Алан смутно понимал, о чем говорит изгнанный кардинал — обрывки истории Стефана, как ни странно, задержавшиеся у него в голове, теперь складывались в цельную, хотя и очень жуткую картину. Ему хотелось прижаться к Стефану, как прибегает ребенок — к старшему, ткнуться носом ему в холщовое плечо и так оставаться, пока это все не пройдет… Но юноша продолжал сидеть, глядя в скатерть, и пытался привыкнуть к мысли, что, может быть, мир совсем не таков, как ему казалось раньше.

— Нет, — перебил Фил, и Стефан, как ни странно, не обиделся. Он просто смотрел на спросившего, терпеливо ожидая, готовый ответить на что угодно. Алан понял, что этого человека вообще трудно, может, и невозможно оскорбить… И почему-то устыдился. Опустил глаза.

— Нет, сэр… Стефан. Еще не все. Последний вопрос. Почему мы должны вам верить?

Тот чуть улыбнулся уголком рта, кивнул. Кажется, вопрос Фила его обрадовал, как это было ни странно. Но черный юноша все продолжал, напряженный, как пружина, словно готовый в любую секунду распрямиться и броситься… Прочь. Или на врага.

— Простите, но мне нужны подтверждения. Вы говорите о Звере. Помнится, там был еще один, в Откровении — с агнчьими рогами. Он что-то постоянно лжепророчествовал. Я не хочу вас оскорбить, но… у нас-то не было никаких знамений. И нет инфракрасного зрения, как… у вас с Папой Петером.

— Я знал, что вы так скажете, — спокойно кивнул Стефан, присаживаясь на прежнее место. — И рад, что вы не доверяете мне так просто — это значит, что на вас можно будет положиться. Но прошу вас еще раз — не называйте этого… человека Папой. Он антипапа, лжец и сын погибели. Папы у нас сейчас нет. Я скажу вам, юноши, почему беру на себя отвагу говорить как пророк — хотя им, пожалуй, не являюсь… Дело в том, что я не сам выбрал такую роль, мне ее дали — с моего согласия. Тридцать лет назад, сэры, я удостоился видеть Святой Грааль.

Он чуть приподнял лицо, ставшее как бы заострившимся, смущенным и юным… Не то как у молящегося, не то — как у влюбленного. Который вглядывается во что-то, видное ему одному. Алан смотрел на него зачарованно, ему было больно и холодно.

— Я видел Чашу Истинной Крови, более того — причастился Ее. С того дня и сделался тем, что я есть теперь. Я расскажу вам о том позже, хотя знаю, кто это сделал бы намного лучше меня. Но суть в том, что с тех пор меня порой навещает… Навещал святой Иосиф Аримафеец, тот самый, что собрал Кровь Господню в чашу. Он говорит мне то, что мне должно узнать. Он полгода назад и вывел меня из тюрьмы… вывел просто за руку, прямым путем. Так некогда ангел разрешил от уз апостола Петра, так было сделано и со мной, недостойным. Святой Иосиф оставил здесь, в месте, где я некогда был очень счастлив. Отец Иосиф сделал это, чтобы я служил дальше, как мог, выжидал время и оставался до вашего прихода.