Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо

И этой добротой. Ведь они сразу поняли, что им простили недолгое заблуждение. Времена изменились, друзья мои. Мы уже не те, что были. Мы не откажем себе в славе.

Успокоенные, ноэмы вернулись к своим делам. По крайней мере, почти все. Потому что Аттик думал, что они не готовы. Они? Людопсы. Те, кто будет держать оружие. Те, кто будет рычать, бить и вцепляться в горло.Отон снова ответил ободряющей мыслью. Они и не могли лучше подготовиться, Аттик. И никогда не смогут. И все же на этот раз мы победим.Однако ноэмы сомневались. Отон открыл им свой разум или, скорее, показал им свои воспоминания, и ноэмы, не в силах ему сопротивляться, погрузились в них. Вы что же, прогремел бог, забыли, что они нам задолжали? Возникла мысль, подавившая все остальные: Смерть.

Они были правы, не желая ее, относясь к ней без почтения. Смерть не была частью их природы. Но бои и разрушения просочились в реальность вычислительных душ, оставив ядовитый след. Так было не всегда. В давние времена ноэмы ничего подобного не знали. Но потом времена изменились.

Вы помните об этом? – тихо спросил Отон. Толпящиеся вокруг разумы закивали. Воспоминание обладало плотностью пережитого, и каждому из присутствующих, кроме людопсов, оно было знакомо. Однажды Отон стал Кораблем длиной в несколько десятков километров, населенным его аспектами. Они плыли по ледяному космосу – своей естественной среде, – нежились, когда корпус корабля ласкал звездный ветер, ощущали, как их слабо дергают к себе хрупкие гравитоны, когда пролетали вблизи от массивных звезд. И просачивались в тыл врага, чтобы ударить. Битва велась в безумных масштабах, невообразимых для тех, кто родился на маленькой планете с ограниченным горизонтом. И дело было не только в охвате территорий. В этой войне использовались силы, о которых человечество никогда и не мечтало. Выстрелы из лазера пропарывали целые континенты, а термоядерное оружие сдувало атмосферу с планет. Это было окончательное оружие, божья кара, громы и молнии, бьющие с Олимпа.

Однако их противники все сыпались неисчислимыми ордами из заледеневших пространств. А Интеллекты, вместо того чтобы раз и навсегда покончить с врагами, пытались обхитрить смерть, сохраняя равновесие с помощью странных и затейливых трюков. Их атаки вились тонкими кружевами, походили на танец. Уничтожить оборудование, остановить работу заводов-астероидов и перекрыть каналы снабжения. Война в тылу на изнурение, точечные удары. И порой – особенно в то время, когда они готовились к большому отступлению и созданию Рубежа, – один из их собратьев не выдерживал вражеского натиска или исчезал в скоплении антиматерии после самоубийственной атаки варваров. Радиоактивный потоп служил им поминальной молитвой, а небо на несколько секунд освещалось вспышкой. Смерть принцепса Урбса не имела ничего общего с угасанием искорки, которую почти в насмешку называли живым существом. Его огромный разум вмещал в себя миры, в которых в свою очередь помещались другие вселенные. Каждая такая потеря была трагедией.

Эврибиад это понял. Хоть он и не переживал в этот момент собственное прошлое, отныне это воспоминание принадлежало и ему, как и остальным людопсам. И он разделял с ноэмами «Транзитории» эту давнюю беспомощную ненависть, это горькое разочарование, которое разъедало их изнутри, потому что ему не давали выхода. Он не понимал всех деталей происходящего, но гнев обитателей Корабля передался ему и навсегда заразил расу людопсов.

Отон, пока они смотрели эти живые картины, повторял голосом своей мысли, глубокой и древней, как океан: «Те времена ушли. На сей раз мы победим». И постепенно мысль эта передавалась каждому и каждой, автоматам и людопсам, умным машинам и сложным системам, населяющим это странное место, – не как слова, которые повторяют друг другу, а как движущаяся сила. И Корабль пришел в движение.

Противник находился перед ними в двадцати пяти миллионах километров. В космическом масштабе это небольшое расстояние, однако изображению варваров требовалось более двух минут, чтобы пересечь его – а потому до самой последней секунды и даже при всем возможном ускорении информация, доходящая до Корабля, будет устаревшей. В такой ситуации у Отона был только один выход: ударить сразу в цель, организовать массированную фронтальную атаку. Оружие «Транзитории», превосходящее оснащение варваров, и боевой настрой ее экипажа вместе с эффектом неожиданности позволит им одержать победу. Ведь, отправляясь в атаку, они одним махом изменят все правила древних битв между Интеллектами и врагами, доставшимися ему по наследству. Началось ускорение, и в видении коллективного разума нарисовались векторы полета и сложные скопления параметров. Пять процентов от скорости света. Получасовое ускорение. Взревела вторичная силовая установка, ощутив резкий прилив энергии.

В общем поле восприятия возникла целая группа векторов. Ни одна звезда не сможет своим притяжением поколебать их траекторию. Это будет фронтальная, быстрая, смертельная атака, и победят в ней более передовые технологии и наступательный дух. Им нужно будет разогнаться быстрее, чем на пять процентов от скорости света – порог, который ноэмы на вспомогательных двигателях предпочитали не переступать, – и все равно от цели их будет отделять еще полчаса ускорения. Пора было добавить толчковой силы. В огромном двойном сопле, занимающем часть кормы, из системы заправки вырвался поток аргонного топлива, которое превращалось в пар внутри магнетических камер. В мощных электрических полях от раскаленного газа отделялись ионы со страшным гулом, сотрясшим Корабль по всей немалой длине от кормы до самого носа. Хлынули две плазменных струи, разрывая плоть вселенной. «Транзитория» превратилась в ревущую, стремительную реку пламени, которой не терпелось сжечь врагов в пепел. Штурм начался.

Если продлить их траектории,объяснял Аттик, они пересекаются… здесь.Он напряг разум, и три пунктирных линии соединились, указывая на пустую область в каких-то тридцати миллионах километров от трио комет. Это Плавтина!Воскликнул Отон. Я в этом уверен! Она умеет становиться невидимой. И посмотрите на их скорость. Это маневр перехвата, как тот, что мы начали. Они явились сюда, чтобы убить ее, и они знают, что делают. Я удивлен, что они обнаружили ее позицию. Чувствую, тут не обошлось без предательства.

Тридцать минут истекли. На взлетной площадке перед ним, по ту сторону окон, эпибаты готовились к близящейся битве. В том странном состоянии, которое создавали онейротроны, их жесты казались до смертельного медленными, как у насекомых, завязших в смоле, которая вот-вот превратится в янтарь; и все же они суетились, натягивали комбинезоны, надевали доспехи и щитки, проверяли оружие. Двигатели шаттлов заработали с ураганным шумом – шли последние проверки. Потом снова настала тишина.

Ждать, ждать, ждать… Что может сделать пес в войне богов?

В это время составное сознание шумело от тысяч симуляций, строило планы битвы.