Испытание пламенем - Холли Лайл

Лорин в панике резко развернулась, положив палец на предохранитель, но казалось, кроме нее, Питера, Джейка и недвижимого Эрика, в доме никого нет.

— Я могу вместо тебя делать искусственное дыхание, — сказала Питеру Лорин, стараясь не смотреть на лужу крови под Эриком. Ей никогда в жизни не доводилось видеть столько крови сразу.

Питер молча кивнул. Он сплел пальцы рук и ритмично давил этим прессом на грудь Эрику, считая шепотом: «…тринадцать… четырнадцать… пятнадцать…» Сменил положение, проверил у Эрика пульс, вдул ему в легкие несколько вдохов, потом снова вернулся к массажу сердца.

— Устрой Джейка и помогай.

Лорин оглядела комнату, положила пистолет на полку над камином, подальше от Джейка, сказала ребенку:

— Детская стеночка, — и оттащила от стены кушетку, подняв тучу пыли и потревожив мышь, которая кинулась через всю комнату и нырнула под дверь кухни. Потом она придвинула два кресла с обеих сторон к кушетке и стене. Получился импровизированный манеж.

— Сиди здесь, — сказала она Джейку, опуская его в огороженную норку, — играй, смотри в окно.

Быстро осмотрела все внутреннее пространство в поисках опасных предметов: торчащих пружин, мелких вещиц, которые можно засунуть в рот, розеток и того, что можно в них засунуть, но ничего не обнаружила. Всем сердцем надеясь, что не пропустила ничего по-настоящему опасного, она бросилась к Питеру и стала рядом с ним на колени, чувствуя, как джинсы на коленях намокают в чем-то теплом, и стараясь не думать, откуда взялись это тепло и эта влага. Она и Питер спасут Эрика. Он будет жить. Он должен жить!

— Давай на четыре счета. Вдувай, когда мои руки поднимаются на «четыре». Прекращай, когда они опускаются на «раз», — распорядился Питер, пробегая пальцами по груди Эрика в поисках нужной точки на грудине. Поместив на нее ладонь левой руки, он положил на нее правую и сплел пальцы. — Готова?

Лорин кивнула, откинула Эрику челюсть, зажала ему нос и открыла рот. Он все еще был теплым, но кожа стала пугающе синей с серым оттенком, полуоткрытые глаза смотрели в пустоту. Но пока он был теплым.

«Он будет жить», — мысленно повторила она, вдохнула ему в легкие воздух и почувствовала, как поднялась его грудь, и решительно запретила себе вспоминать тихий солнечный день и тот почти детский поцелуй. Он будет жить.

«Ты должен жить. Ты не можешь оставить меня одну с Джейком. Только не здесь, в этом городе, где кто-то хочет нас убить. Ты ведь должен нас защищать. Ты должен жить».

Она слышала методичный голос Питера:

— Раз, тысяча… два, тысяча… три, тысяча… вдувай, тысяча…

Снова и снова. Она вдувала в легкие воздух, а между вдохами смотрела через плечо туда, где за кушеткой виднелись руки и ноги Джейка. И все время напрягала слух, пытаясь уловить отдаленные звуки сирены «скорой помощи». Молилась и без конца повторяла Эрику, что он должен жить.

А потом — она не успела еще понять, что происходит — появилась бригада реанимации, сильные мужчины и женщины оттащили ее от Эрика в угол, вставили трубку ему в дыхательные пути, расположили системы для внутривенных вливаний, включили дефибриллятор, ввели в вену какие-то лекарства, привязали его к носилкам.

Потом они ушли и забрали с собой Эрика, а она и Питер остались. Перемазанные кровью, они молчали и смотрели друг на друга. Всю комнату заполняли теперь лоринбургские полицейские. Они задавали вопросы, на которые ни у Лорин, ни у Питера ответов не было. Единственный, кто понимал, что произошло, единственный, кто знал, что он видел на ферме, направлялся в эту самую минуту в Мемориальный госпиталь округа Новая Шотландия; сидящая рядом с ним женщина вдувала ему в легкие воздух с помощью большой синей пластиковой груши, а мужчина размеренно давил ему на грудь, производя работу, которую выполняло бы его сердце, если бы еще билось.

Лорин, шатаясь, отошла от полицейского, который задавал ей какие-то вопросы, подняла Джейка и крепко к себе прижала. Держа его на руках, она опустилась на кушетку и зажмурила глаза. Она чувствовала, как из-под век выкатываются слезы, чувствовала соленый вкус у себя в глотке, чувствовала комок в горле, который мешал дышать. С самой смерти Брайана она не была так одинока.

Сеолар долго стоял в дверном проеме, глядя на сидящую в комнате Молли. Огонь в камине окрасил ее волосы золотисто-красным цветом. Она сидела у окна и смотрела, как падает снег. Сидела так тихо и неподвижно, что Сеолар начал опасаться, не случилось ли с ней что-нибудь дурное. Потом она обернулась и сказала:

— Ты мог бы и войти.

— Не хотел тебе мешать.

— Я просто размышляю. Ты мне не помешаешь. — Она улыбнулась, но в глазах осталась мрачная тень.

Сеолар подошел к ней поближе.

— Мне жаль, что мое поведение так тебя огорчило.

Молли подняла руку, останавливая его.

— Не надо об этом. Не сейчас. Я все думаю о горечи и несправедливости выбора, который каждый из нас вынужден делать. Я не могу больше в этом копаться. Мы поговорим о состоянии дел в наших мирах, об их нуждах, о том, что мы сами должны делать, но позже. Сейчас мне просто хочется побыть с тобой.

Он положил руку ей на плечо и сам удивился своей смелости.

— Правда?

Молли улыбнулась, не отстраняясь от его прикосновения.

— Правда.

Они стояли так близко друг к другу, что Сеолар чувствовал ее тепло, ощущал нежный запах кожи. Он улыбнулся и ощутил, как от волнения вспыхнуло его лицо.

Молли сделала к нему еще полшага и неожиданно спросила:

— Что означают татуировки у тебя на лице?

— Карайар, — ответил Сеолар. — Это хроника моей жизни с момента, когда наступил возраст выбора, все достижения, награды, титулы. Ну, и еще кое-что.

Молли провела пальцем ему по скуле:

— Красивые…

Он коротко хохотнул: думая об этих татуировках, он всегда вспоминал только боль, которую испытывал, когда наносили очередной знак.

— Это слова древнего-древнего языка, первого письменного языка вейяров. В наше время он больше ни для чего другого не используется. — Он начал было подробно рассказывать ей о карайаре, но вдруг остановился. Заметил, что нервничает, а потому мямлит. Как глупо. Он не знает, что ей сказать, однако едва ли лекция о лицевых татуировках вейяров поможет завершить… Завершить что? Что он намерен делать?

Сеолар заглянул ей в глаза, не вейярские, но и не совсем человеческие. Пожалуй, она экзотична, но все равно прекрасна. Обняв ее за талию, он приблизился еще на полшага. Не настолько, чтобы их тела соприкоснулись, но теперь тепло между ними стало давить горячей волной.