Феномен полиглотов - Майкл Эрард

Меня поразил тот факт, что исконным гиперполиглотом мог бы оказаться кто-то похожий на Питера Пэна. Пока вы неофит в изучении языка, вам не нужно демонстрировать свое взрослое «Я». Вас не будут осуждать за отсутствие ситуативной компетенции. Возможно, вы, как Питер Пэн, избегаете реальности. И, выражаясь языком психологии, мысленно обращаетесь к своим детским ощущениям, какими они были в то время, когда граница между вами и остальными людьми была не такой четкой.

Но теория нейронного клана наводит на мысль о том, что психологические черты – будь то непреодолимость границ своего эго или невроз – не позволяют однозначно определить гиперполиглота, учитывая, что когнитивные навыки имеют куда большее значение для достижения успешного результата. Да, у некоторых полиглотов, таких как Александр и Кен Хейл, погружение в изучение языка являлось реакцией на эмоциональную травму. Возможно, их спасло именно осознание себя как человека, изучающего языки. Но это не дает ответа на вопрос, почему они обратились за спасением именно к языкам. Мне кажется, что полезно было бы рассмотреть некоторые свойства языка, чтобы понять, насколько привлекательным он кажется людям, которые, согласно определению Бэрона-Коэна, являются систематизаторами.

Для таких людей возможность упорядочения элементов языка очевидна и предполагает мириады комбинаций, которые никогда не будут исчерпаны. Вот какой порядок в своих знаниях вы можете навести: можно распределить все известные вам слова по группам в зависимости от того, с какого звука они начинаются, сколько в них слогов, когда вы их выучили, как часто они используются, что они значат или какие из них имеют одинаковое значение в разных языках. Можно также вести учет слов, страниц, минут, часов, идиом, ошибок, частей речи: сколько существительных вы знаете, сколько прилагательных? Если вам это наскучит, можно расставить свои словари, грамматические справочники и разговорники по алфавиту, а можно – в зависимости от языковой семьи, жанра или издательства.

Еще можно фиксировать структуры, пытаться «взломать код» языка и выводить закономерности, делать предположения, искать исключения. Изучение языка включает в себя технологии повторения записанных или произнесенных слов и предложений. Все эти методы можно позаимствовать (использовать специальные курсы, такие как «Ассимиль» и др., см. Приложение) или изобрести собственные (как делали Ломб Като и Александр). Язык – это естественная система: можно наблюдать за тем, как его изучают дети, можно вспоминать собственное обучение и неизбежные ошибки. Это социальная система, связанная с культурными, национальными и региональными традициями.

Я не пытаюсь принизить богатство языка, говоря о том, что он возникает из ограниченного набора элементарных единиц. В то время как среднее число согласных в языке равно примерно двадцати двум, а гласных – пяти или шести[77], количество их возможных сочетаний очень велико. По словам типологистов, существует семь основных типов порядка следования в предложении подлежащего, сказуемого и дополнения (в большинстве случаев подлежащее стоит на первом месте[78]) и всего шесть типов отрицаний[79] (другие типы если и существовали, то вышли из употребления).

Предположим, что вы не просто систематизатор – вы систематизатор застенчивый. Трудности социальной адаптации вас расстраивают, и из этой ситуации напрашивается один простой выход: избегать людей. Другой способ состоит в использовании языка как своеобразного лекарственного средства для приспособления к социуму. Если вы не испытываете симпатии к другим людям, вы можете заменить межличностные чувства эмоциями по отношению к языку. В результате вы можете воспринимать любые контакты как соприкосновение с языками, а не с людьми, которые на них говорят. Поскольку доминирующая парадигма изучения языка в зрелом возрасте подчеркивает необходимость общения, вы не сумеете полностью отказаться от коммуникаций. Но вы вполне можете заменить эмпатию имитирующими языковыми средствами.

Систематизации сопутствуют и некоторые другие когнитивные способности, такие как мощная декларативная память и прочная фонологическая петля[80]. Сюда же относятся навыки, обусловленные исполнительными функциями. И хотя они не впрямую зависят от склонности к систематизации, с их помощью вы можете управлять пластичностью мозга, которая у взрослых людей контролируется применением различных «тормозов», например, регулирующих рост новых клеток и работу нейронных связей.

В настоящее время ученые склонны считать, что биохимические процессы приводят к существованию так называемых критических периодов с их «избыточной пластичностью» (в настоящее время наиболее исследованными в этом отношении являются зрительные функции, хотя эксперты полагают, что те же самые механизмы применимы и к языку). Внутренние биохимические процессы могут быть подвергнуты стимуляции. В опубликованной в 2010 году статье Дафны Бавелье, эксперта по когнитивным способностям Университета Рочестера, говорилось: «Было бы идеально эндогенно рекапитулировать те состояния мозга, которые способствуют пластичности, в неинвазивной, но целенаправленной манере». Проще говоря, было бы хорошо, если бы можно было спровоцировать психические состояния, полезные для учебного процесса, без нежелательных побочных эффектов, способных породить монстра.

Один из таких неинвазивных методов – метод погружения – может способствовать лучшей обучаемости. В визуальной области это достигается при помощи видеоигр, определенным образом воздействующих на мозг. На биохимическом уровне продолжительные интенсивные занятия приводят к задействованию нейротрансмиттеров, в частности дофамина, которые дают мозгу сигнал, что определенное поведение доставляет удовольствие. И, как указывает Бавелье, «игровой процесс также ассоциируется с “потоком”, или ощущением, что он способствует решению определенных проблем за счет обретения соответствующих навыков». Авторы предполагают, что этот поток вызывает биохимические процессы, которые способствуют пластичности. Данное понятие потока «характеризуется глубоким чувством наслаждения, выходящего за рамки удовлетворения потребности и сходного с тем, которое возникает в случае, когда человек добивается чего-то неожиданного, содержащего элемент новизны». По словам Бавелье, это способствует снятию изоляции от внешних или внутренних факторов в пользу стремления к пониманию того, как они взаимодействуют между собой.

В языковой области никто не может дать точного ответа, каким образом выглядит оптимальная организация клеток мозга для создания наиболее мощного эффекта обучения. Однако мы можем заявить, что изучение языков, несомненно, вызывает у гиперполиглотов названное ощущение, иначе они не стремились бы к повторению связанных с обучением процессов.

Вот два вопроса о гиперполиглотах, которые мне чаще всего задают: почему они занимаются изучением языков и как они это делают. В течение некоторого времени я уклонялся от ответа, опасаясь, что не обладаю достаточным количеством информации либо что в поисках ответов утону в потоке данных и потеряю всякие шансы на получение общей картины. Я представил себе итальянского библиотекаря Франко Пасти, который хлопает меня по плечу и говорит: «Это был отдельный случай. Отдельный случай».

Мои опасения были не напрасны, особенно если учесть, что люди предпочитают однозначные ответы. Вместе с тем твердой основы для такого явления, как гиперполиглотство, не существует. В ходе своих исследований я выяснил: для появления таких людей, как Меццофанти или Грэм Кэнсдейл, необходимо сочетание различных факторов, включая особенности строения мозга, культуру и конкретные события в биографии. Тип личности не дает возможности предсказать степень способности человека к изучению языков (хотя в отличие от общепринятой точки зрения интроверты обычно оказываются в этом плане более успешными, чем экстраверты).

Культурный фон играет роль инкубатора когнитивных ресурсов и предоставляет таланту условия для развития. Значение исторических и экономических факторов не только отражается на выборе изучаемых языков, но и обеспечивает стимулы к изучению и использованию многих языков. Под их воздействием складывается стремление к получению образования, путешествиям, перемене места жительства. Вспомним, как европейские войны повлияли на языковые навыки Меццофанти, который общался в госпитале с ранеными солдатами, или как европейский колониализм привел молодых камерунцев к необходимости изучения иностранных языков.

Очевидно, что особенности головного мозга являются важной составляющей, и многое указывает, что гиперполиглоты имеют необычное неврологическое происхождение. Возможно, это выглядит как ностальгическое возвращение к эпохе, когда люди верили в наличие элитных мозгов, но это не так. Современная неврология находится в поиске того, что приводит к повышению производительности определенных участков мозга, учится управлять пластичностью конкретных систем головного мозга и пытается понять, каким именно образом генетические факторы влияют как на наличие когнитивных способностей, так и на их отсутствие.