Пограничники - Анатолий Марченко

Заботливый отец солдатам, он был хорошим отцом и собственных детей — двух дочерей и двух сыновей, уделял их воспитанию много времени и внимания.

…Скончался Кузьма Романович в Москве 28 декабря 1957 года.

Михаил Смирнов

Тимофей Строкач

В селе, в котором жил Тима Строкач, называемом Белая Церковь, насчитывалось сорок хат. А в центре села стояла церковь — черная, деревянная, из векового кедра, что крепче железа. Срубили ее одновременно с хатами пришельцы с Украины — Сущенки, Моисеенки, Строкачи в прочие бедняки посреди суровой здешней тайги.

О той далекой настоящей Белой Церкви вспоминали мужчины со вздохами, а женщины со слезами. Непосильные налоги и нехватка земли заставляли людей уходить из родных украинских мест целыми семьями и даже деревнями, и, поверив посулам вербовщиков, они ехали искать счастья на край света.

За год до нового, двадцатого века дерзнул отправиться сюда, на Дальний Восток, «шукаты щастя» и Амвросий Строкач с женой и тремя сыновьями мал мала меньше. Тимы тогда еще и в помине не было — обо всем он знал из рассказов старших. Мечтали, что заживут богато и привольно на новых землях, но никто из приехавших не разбогател. Бились Строкачи с нуждою дружно, всю силу вкладывали в работу, а ничего не вышло.

А уж за что только не брались Строкачи: и гречу, исконную кормилицу, сеяли, и на Китайско-Восточной железной дороге, которая только строилась, работали. А ведь были Строкачи работящими, к любому делу годными и очень хотели выйти в люди.

Тима появился на свет в 1903 году. Жили они уже на строящейся тогда станции Пограничная, что между Россией и Китаем.

В ту пору Строкач-отец снова увел семью в деревню, к земле. На этот раз осели в Спасском районе, в 20 верстах от «чугунки» — приняли невезучих земляки-украинцы из села Белая Церковь. Здесь Тима уже помнил себя. Был он высоконьким, тощим, любознательным мальчишкой, до всего привыкшим доходить собственным разумением.

Среди товарищей отличался он не только умом, но еще силой и добротой. Хотя часто клал на лопатки сверстников, однако мало кто на него обижался, потому что делалось это в честном бою. Иных состязаний Тима не признавал. И в коноводы не метил — само собой так получалось, что было всем с ним интересно и лестно дружить. Вот вроде бы все мальчики вместе были на ярмарке, а вернулись — и оказалось: Тима увидел больше других, рассказал занятнее, даже горькие песни о японской войне, что пелись там под гармонь и скрипку, запомнил.

— Ах, Тима, сынку мий, — вздыхал отец, — тебе бы учиться не в сельской школе, а в Спасской гимназии. Прости своего неспроможного нещасливого батьку, что грошей у него нема на это…

Но и сельскую убогую школу Тима мог посещать только зимой: от ранней весны до поздней осени стерег чужих коней.

Амвросий Строкач был человеком мягким, даже кротким. Очень жалел жену Прасковью и детей своих — Андрея, Филиппа, Василия, Никиту, Тимофея и последыша — дочку Лидию. И терзался, что не смог дать им хорошей жизни. Был он высок, жилист, костист, очень силен и на вид суров. Но стоило попристальнее заглянуть в его глаза под грозными лохматыми бровями, как становилось ясно, какое у него доброе, открытое людям сердце. И при всем этом Строкач-отец никогда не угодничал перед теми, от кого зависело, дать или не дать ему работу и, стало быть, хлеб его семье. Очень по той самой причине не везло в жизни этому мягкому и непреклонному человеку.

Детей он старался воспитать подобными себе.

Больше других походил на отца и обликом и характером младшенький, сероглазый серьезный Тимоша.

В тайгу подросший Тима наладился ходить со старой безотказной отцовской одностволкой. Очень скоро стал неплохим охотником, познал жестокие таежные законы. А однажды неподалеку от села набрел Тима на арестантов. Они работали на лесоповале под присмотром вооруженных охранников и оказались людьми приветливыми и интересными. Не ругались плохими словами, как их конвоиры и пьяные сельские мужики, говорили складно, точно читали по книге. Отец не запретил сыну встречаться с арестантами, и тот стал часто посещать лесоразработки, хотя молчаливая, занятая домашней работой мать на этот раз возражала. То, что говорили заключенные, было для Тимы как откровение. Такого он не встречал в книгах, которые давал читать школьный учитель.

Уже в германскую войну, когда из армии после лазарета приехал в отпуск Андрей, состоялся у братьев разговор.

— Что читаешь, Тимка? — спросил старший.

— Достоевский, роман «Преступление и наказание», — ответил младший, подавая томик.

— Достоевский… — Андрей полистал, вернул. — Что ж. Слыхал, но читать не довелось. — Вздохнул и сказал памятно, на всю жизнь: — Только, братику, важнее теперь для нас читать книжки, на которых вот здесь, сверху, написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Приехал он из Белоруссии, с Западного фронта, после Октября, в начале восемнадцатого, демобилизованный. Рассказы брата, мысли его Тиме были уже знакомы от тех заключенных, с которыми познакомился перед самой революцией. И очень скоро в одну из ночей Амвросий Феодосьевич разбудил младшего сына. Тима увидел батю своего и четырех братьев одетыми по-походному и вооруженными кто чем мог — старой берданкой, фронтовым карабином, тесаками, ножами. Он все понял:

— Тату, братики, возьмите меня с собой!

— Тиму не пущу! — крикнула тихая, спокойная всегда мать. — С ума сошел старый. Всю семью хочет под корень. Хватит там вас пятерых.

Прасковья Ивановна напрасно беспокоилась — муж и не собирался брать Тимошу в красногвардейский отряд.

Он оставался за старшего с матерью и сестрой. Обнялись все Строкачи на прощание, ни одной слезы никто не проронил.

Вскоре Строкач-старший сам отправил своего Тимошу к партизанам: пусть воюет за новую жизнь…

В партизанском отряде заметили смелого парнишку и стали посылать Тиму в разведку. А когда большими силами ударили белые на Спасск, город пришлось отдать, и стала Белая Церковь центром партизанского края, в доме Строкачей расположился его штаб. Те недели и месяцы были для шестнадцатилетнего Тимоши настоящим военным университетом. Он близко узнал многих партизанских командиров и комиссаров — Борисова, Певзнера, Постышева, сдружился со своим ровесником Сашей Булыгой[6].

Теперь уже никому не приходило в голову оставить его дома. Небывало лютой зимой 1920 года партизанский край оказался под ударом белогвардейских сил генерала Детерикса. Одетый в драный кожух, стоптанные валенки, Тимофей ходил в разведку к железной дороге, по которой враг подбрасывал подкрепления. А потом тем же путем повел партизан Баранова в тыл к белым. В сорокаградусный мороз отряд вышел к железной дороге и перерезал ее. Атаковавшие Белую Церковь части, не получая подкреплений, были отрезаны от главных сил и стали поспешно отходить.