Великолепные руины - Меган Ченс

class="p1">Теперь я была всего лишь одной из сотен других людей, оказавшихся в то утро на улице. Еще одной женщиной, пробудившейся от ночного кошмара в светлой ночной сорочке. Все мы были поражены, большинство полуодеты или причудливо одеты в то, что в спешке схватили руки. Мужчина в женской юбке пытался освободить кого-то из-под обломков. Другой был в ночной рубашке и тяжелых рабочих сапогах. Некоторые оставались в вечерних платьях и костюмах, говоривших о том, что они не ложились спать. И все в неверии взирали на царивший вокруг хаос. На улицы, ставшие в одночасье холмистыми, на вывороченную брусчатку, на блокированные завалами аллеи и здания, сложившиеся как спичечные домики, провалившиеся в расщелины или зиявшие пробоинами в помятых, как бумага, стенах. На окна без стекол, накренившиеся телеграфные столбы и электрические провода, болтавшиеся в воздухе или со змеиным шипением искрившиеся на земле. От церковного шпиля остался только металлический остов. Трава на склоне холма расползлась на зеленые лоскуты, как распоротое покрывало. Мои легкие и нос зудели от пыли, гари и запаха газа.

Люди в отчаянии бродили по руинам, отбрасывая в стороны кирпичи, камни и деревяшки. Унылую тишину только изредка прерывали крики о помощи, гулкие удары упавших предметов и хлопки газовых взрывов. Даже стоны и рыдания звучали на удивление тихо. «Мой муж погиб!» «Где моя дочь? Вы ее видели?» «Анна! Анна! Где ты?» Возможно, напуганные теперь тишиной, люди говорили быстро и отрывисто. Лошади нервно били копытами и ржали – тоже почему-то тихо. Сновавшие вокруг собаки постоянно принюхивались, фырчали и, внезапно задрожав всем телом, подскакивали. Крысы в замешательстве куда-то улепетывали.

Мне потребовалось много времени, чтобы проложить себе путь среди руин. Утро сменил день. Солнце безмятежно сияло. Время шло как ни в чем не бывало вперед. Кровь из раны на моем лбу стекала по щеке на запыленное плечо, но я почти не чувствовала боли. Я была счастлива. Да-да! Мне посчастливилось остаться в живых! Другим повезло меньше. Их мертвые тела лежали на улице, вытащенные уцелевшими людьми из-под руин. Из кучи обломков торчала посиневшая нога. Сидевший на груде кирпича мужчина оплакивал мертвую женщину, полупогребенную у его ног.

Не успела я отвернуть от него голову, как земля снова задрожала, а люди закричали. Я замерла на месте, сердце заколотилось. Земля под моими грязными и окровавленными ногами пугающе содрогалась. И уже почти не веря, что она когда-нибудь успокоится, я побрела дальше тихо, стараясь не тревожиться, но вздрагивая при каждом звуке и останавливаясь в ожидании последствий. Толчок, гул и опять затишье… Встряска и снова облегчение…

Я прошла мимо толпы, наблюдавшей за дымом, клубившимся над улицами ниже. «Пожар», – пришел к выводу седовласый мужчина. А я, вовсе того не желая, привлекла внимание другого, на телеге с провизией. Нахмурившись, он остановился:

– Вам нужно в больницу. Я вас подвезу.

Только в тот момент я заметила, что на телеге сидели люди. Все – раненые. На телеге я могла гораздо быстрее оказаться подальше от приюта. И я не стала возражать, хотя в больницу попадать не собиралась. Больница не годилась для того, чтобы спрятаться. Да и уцелела ли хоть одна из них в городе?

Я уселась позади, среди корзин с морковью и капустой, между другими ранеными. И лишь тогда я осознала, насколько пострадала. Подошвы моих ступней были исполосованы, все тело болело. Телега замедлила ход – улицы наводнили люди, бежавшие из города – с личными вещами, драгоценностями, чемоданами, саквояжами и даже картинами в рамах. Мужчины, заменившие в упряжи лошадей, тянули повозки со скарбом и детьми. Женщина с попугаем на плече несла птичью клетку с двумя котятами. Мальчик пытался лавировать между беженцами с хромолитографом на голове. Лица у всех были посеревшими, никто не говорил ни слова; никто не бежал, все шли тихим напряженным шагом. И у меня сложилось впечатление, что они тоже опасались реакции земли на любой свой неверный шаг.

Повсюду солдаты («Откуда они взялись так быстро?») руководили раскопками. Телега остановилась, и один из них покосился на нас.

– Им нужно в больницу, – сказал наш возница.

– Вам в «Павильон». Поторопитесь, – буркнул солдат.

«Павильон»? Нет, невозможно! Он не был больницей. Мы катались там с Голди на коньках. Там могли оказаться знакомые мне люди.

Но жизнь изменилась. В такой день никто не встал бы на коньки.

Вход в «Павильон» преграждал полицейский кордон: люди чуть не с боем пытались прорваться внутрь. Один из офицеров помог мене слезть с телеги и отвел к медсестре. В дороге мои ноги онемели и едва слушались меня. А офицер и медсестра действовали так быстро, что не оставили мне времени на возражения и слова благодарности человеку, который меня подвез. Он уехал, не услышав от меня заслуженного «Спасибо».

Огромное здание оказалось наводнено людьми – мужчинами, женщинами с младенцами на руках, хныкавшими детьми на своих ногах. Почти у самого входа стояли операционные столы; вокруг суетились врачи и медсестры, и ни один из них не пустовал. Мой взгляд упал на изувеченную женщину; ее держал за руки муж, а врач подносил к ее ноге костепилку. Не в силах вынести это зрелище, я отвернулась.

Мимо меня то и дело пробегали санитарки. Койки, матрасы и одеяла усеивали пол. Судя по всему, разрушенные и поврежденные больницы перебросили оборудование и персонал в уцелевшие большие здания. Но я искренне подивилась тому, как быстро это было организовано. Впрочем, я была настолько потрясена, что, возможно, перестала ориентироваться во времени.

Запах в здании стоял иной, нежели на улице – запах крови, кофе и карболки. И повсюду люди кого-то искали. Хорошо, что в общем хаосе до меня никому не было дела. Медсестра усадила меня на матрас, зашила мою рану на лбу, промыла и забинтовала ступни. Высокий сводчатый потолок откликался эхом на стоны и крики от боли. Памятуя о том, как обрушился на меня Блессингтон, я опасливо подняла глаза вверх. И тут же осознала: я вообще ощущала себя дискомфортно внутри. И убежала бы на улицу, не будь мои ноги так сильно повреждены. А еще… еще меня гнало на улицу нетерпение. Пришла пора воплощать мои планы в жизнь!

Двое мужчин пронесли мимо гроб, сделанный из плетеной корзины. «Павильон» служил еще и моргом. И только в тот момент я задалась вопросом: а не нарушило ли землетрясение мои планы, столь долго вынашиваемые мной в приюте? Не стали ли они бесполезными?

Я ведь разрабатывала их, полагая, что к моему выходу из приюта ничего не изменится… Но