Все жизни в свитке бытия - Людмила Салагаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот уж никогда бы не подумала, что он может понравиться девушке – придирчивый, грузный, с брюшком, сопит, кряхтит, не терпит людей без чувства юмора, примитивных. Я её видела, разговаривала с ней, – хватая воздух как задыхающаяся рыба, она все-таки не могла остановиться.
– Она мне твердила, что любит его сопящего и кряхтящего и это её ничуть не смущает.
– А он говорит, – перебивает Лиля сама себя, – он говорит, что встретил в ней ребёнка, девочку, о какой мечтал еще до встречи с ней, Лилей. И хочет быть ей отцом, и мужем и любимым, – она не выдержала спокойного тона и закричала:
– Это расчетливая любовь с той и другой стороны. Как только я это сказала, он ушел к ней. Видите ли, я его обидела, оскорбила в лучших чувствах и намерениях! Что мне делать, что делать?! Он погубит себя, ничего не даст ей. Мы с дочерью как-нибудь переживём. Не первые – не последние. Но куда деть это живое и огромное, что всю жизнь было между нами.
– Честно сказать вся наша жизнь представляется мне плацентой, на которой покоится младенец в утробе. Мы на такой плаценте прожили общую жизнь, а вот теперь ее отодрали, все кровоточит и болит.
– А главное – я не знаю, зачем мне пустая жизнь без него, без общих забот в этом хаосе, который несет всех и вся без разбора. Мы держались вместе, мы выбирали лишь немногое в жизни, но оба делали все с душой. Думаешь, почему наш дом всегда был полон родни и знакомых, переживающих трудности? Потому что мы любили друг друга и постоянно старались чем-то обрадовать другого.... И не только. Нашей любви хватало обогреть и других, помочь.
– Что он будет делать с этой Лялей – учить ее любить не только себя? Но она уже потребовала переписать на нее квартиру, которая принадлежит мужу и купить ей машину.
За неделю успела оповестить всех о грандиозном свадебном путешествии на Мальдивы. Бедный он, бедный! Как долго выдержит его сердце? Какую глупость он затеял! И ты бы видела, какой он счастливый. Представь, он хочет, чтобы я тоже радовалась?!
Кажется, силы ее иссякли.
Она долго рылась в сумке, вытащила, наконец, телефон, потрясла им в воздухе. На лице, некрасивом сейчас, отсыревшим от слез и переживаний, с залегшими резкими складками у носа, появилось новое выражение – его бы можно назвать торжествующим.
– Помоги мне, пожалуйста! – заволновалась Лиля, – я кое-что придумала.
Николай Сергеевич когда-то обещал, что не оставит меня в беде. И так и было, когда я заболела, вы все говорили, что сиделки лучше не сыскать. Он меня выходил! Каким же он был терпеливым и нежным!
В общем, я заболела! Ну, приступ у меня сердечный! Инфаркт какой-нибудь!
– Какой инфаркт? У тебя здоровое сердце, приедет “скорая”, станет ясно, что ты симулируешь. Ты уронишь себя в его глазах, не делай из него дурака. И без того ситуация – хуже некуда.
Большого труда мне стоило уговорить ее лечь спать. Изрядная склянка Ново-пассита успокоила Лилю в четыре утра. Я тоже сильно устала – вела в уме нескончаемый диалог с Николаем Сергеевичем, которого глубоко уважала и мечтала встретить похожего… Теперь мне этого не хотелось. Выпила рюмку портвейна и, почувствовав разлившееся тепло, забралась с книгой на диван с мыслью тут и заснуть, если сморит.
Посидеть пришлось недолго. Звонок прозвучал резко, испугал меня. Проходя мимо комнаты, я взглянула на кровать, где спала Лиля, она не проснулась. На мой вопрос отозвался Николай Сергеевич, голос звучал приглушенно и незнакомо.
– Прости меня, только скажи, Лиля у тебя? – я не стал звонить, все равно мне надо ее увидеть.
Мы договорились не будить Лилю, дать ей поспать. Я хотела уложить и гостя, но он наотрез отказался. Я повела его на кухню пить чай.
– И рад бы, но возбуждение не даст уснуть, слишком большой беспорядок, – извиняющимся голосом проговорил он и рассмеялся в конце своим характерным “хе-хе-хекс”.
– Ну и влип же, – сказал он, глядя на меня и явно спрашивая откровенного ответа.
– Влип! Но кто твой хозяин? Пусть он поможет тебе?
– Какой такой хозяин? Может я лучше соображать буду, если ты угостишь меня рюмочкой чего-нибудь горячительного?
– Твой разум еще служит тебе?
– Ах! Вот ты о чем. Боюсь – у нас с ним конфликт. Он отказывается обслуживать такую упрямую дубину как я.
Только теперь я заметила, что он в подпитии.
– У меня есть портвейн.
– Все равно.
Мы выпили. Молча налили по чашке чая.
В какой-то момент Николай Сергеевич, будто что-то оставив за спиной, прямо посмотрел на меня и спросил:
– Выходит, правда:” Седина в бороду, бес в ребро"! Как я смеялся над бедолагами, соблазнившимися на молоденьких… Скольких мы отговорили, а другие влачат жалкое существование – ведь все знал.
– Бес победил. Любовь – любовь – любовь изожгла всё нутро. Он поверх рубашки растирал грудь и смотрел на меня глазами, полными слез.
Я растерялась.
– Но … Все можно исправить… ещё можно!
Мой друг вдруг встал, оперся на спинку стула.
– Так хотелось по-человечески прожить.
Теперь я, видя его неподдельное волнение, стала успокаивать.
– С кем не бывает ошибок. Это всего лишь опыт.
– Вы с Лилей выстроили и прожили очень гармоничную, можно сказать, стерильную жизнь. Вот вам – для равновесия, чтобы раем не казалась – а как у всех.
Зазвонил телефон у Николая Сергеевича. Он открыл, его не торопясь, и некоторое время слушал пронзительный, на высоких тонах голос.
– Хватит! Сказал своим обычным властным насмешливым тоном. Я все понял. Сделаем так, как я сказал, приходи завтра утром в офис к 12.
– Выходит, по-твоему, я за гордыню наказан! И поделом! Поделом! – горячился он. Вдруг, решившись, пододвинул стул. Крепко сел на него, ухватившись за спинку.
– Подумать только, оказался обычным лопухом, слабаком, заложником тела! Не ушел бы я сегодня от нее, если бы … Эх! Черт! И угораздило ее! Да и хорошо, что так вышло. В общем все решила сбруя!
И он горько рассмеялся.
– Ты видела в кино, ну или еще где приспособления для садо-, как это называют, мазо- упражнений, приспособления?
– Собираемся мы с ней в постель, она вытаскивает чемодан с бантиками, кладет его на
