Парабеллум. СССР, XXII век. Война в космосе (сборник) - Евгений Гаркушев

Из мобиля выскочил офицер в лейтенантских нашивках и сразу выделил Володю из колонны.

– Рядовой Петрушин! Поступаете в мое распоряжение, – помахал он пластиковой папкой для документов.

Бумаги, впрочем, показывать не стал, а сразу усадил Володю на заднее сиденье, где его поджидали два ефрейтора из внутренних войск.

Часа через четыре машина прорвалась сквозь пыльную бурю и высадила Вову у особого здания на окраине военного городка. Там молчаливые люди в форме заново взвесили и обмерили Владимира, словно не доверяя врачам из призывного пункта, выдали хрустящее от крахмала нательное белье и сопроводили до тяжелой металлической двери.

Вова потоптался босыми ногами на холодном полу и под суровые взгляды взялся за ручку.

За дверью была темная комната. В центре в свете настольной лампы его ожидал коротко стриженный мужчина лет сорока. Левую половину его обветренного марсианским пылевиком лица занимал буро-фиолетовый синяк. Набухшая скула напирала на глаз, и казалось, человек смотрит из-под густых бровей на Володю въедливым прищуром. Кровоподтек был обильно покрыт чем-то прозрачным и маслянисто поблескивал в тусклом свете электричества, приглушенного зеленым плафоном.

Человек улыбнулся одной половиной рта.

– Присаживайтесь, – он указал через стол на пустующий стул напротив.

На покрытом сукном столе белел прямоугольник испещренной столбиками цифр бумаги.

Владимир чуть замешкался, глядя на протянутую руку в есочном камуфляже. Терракотовым ромбом темнело место от споротой нашивки. Володя сел, скользнул взглядом по бумажному листу и уставился на военного. Взгляд зацепился за ворот кителя, туго застегнутого на бычьей шее, но сиротливо пустующего прямоугольниками срезанных петлиц.

Странный особист хмыкнул. А потом вдруг резко схватил со стола бумагу, ткнул ею в лицо Володе и, громко сосчитав до пяти, убрал в загодя выдвинутый ящик. Достал оттуда блокнот и химический карандаш.

– Пишите, – приказал он.

– Что писать, товарищ… – замешкался Володя и снова некстати посмотрел на терракотовый ромб на плече.

– Товарищ, – начал было военный, но вдруг из темного угла комнаты предостерегающе кашлянули. – Андрей Петрович, – едва заметно дернулось веко военного. – Цифры пиши.

– Все? – глупо переспросил Вова.

Андрей Петрович кивнул:

– Все, что запомнил.

Володя машинально послюнявил грифель и написал. Все десять столбиков по двенадцать строчек. Все девятьсот шестьдесят.

– До полной стерилизации осталось десять минут, – снова донесся из динамиков приторно сладкий женский голос. – Десять минут, – повторила механическая китаянка.

В висках колотило. Нутро горело, будто кто-то с извращенной методичностью проворачивал там раскаленную кочергу. Порция морфина не спасала от боли, лишь притупляла ее. Можно было добавить еще, но Андрей боялся потерять сознание раньше времени.

Он уже заканчивал выводить последний иероглиф настройки бортовой вычислительной машины для выхода струнного лифта на новую орбиту, когда последний из вверенных ему бойцов неловко дернулся, встряхнул Андрея. Встряхнул чуть-чуть, но этого оказалось достаточно. Боль молнией пронзила тело. Брызнули слезы. Андрей застонал, задохнулся и сдавленно выматерился по-английски.

Боевой задачей капитана внутренних войск Андрея Околышева было «выжить». С задачей он не справился. Чудом уцелевший после гранатной атаки китайский автоматчик выскочил из пускового блока и кучно нашпиговал тело Андрея свинцом. Хваленый атлантисовский бронежилет не выдержал. Русская кровь хлестала из комиссарского тела и жадно впитывалась теперь скомканной форменной курткой армии Демократии Атлантис, прижатой к животу. Буржуйский рипстоп набух и начал пропускать вытекающую из Андрея жизнь. Она густыми каплями падала на пол, собиралась в лужицу. Ею Андрей выводил на стене китайские иероглифы.

«Даже сдохнуть и то не дадут по-своему», – зло подумал он, обводя взглядом раздевалку пускового блока, обшитую белым пластиком.

Где-то за его пористыми панелями вмонтированы динамики, из которых льется слащавый голос китаянки, и отверстия приточной вентиляции, сквозь которые хлынет в комнату парализующий газ, когда она досчитает до нуля. А может, там притаились и микрофоны. Наверняка этого Андрей не знал, потому и решил разыгрывать представление до конца. Придерживаться объявленного до начала операции запрета на родную речь даже сейчас, когда боль выгрызала его тело изнутри.

Андрей отдышался. Укоризненно глянул через плечо на поддерживающего его бойца. Тот закусил губу и виновато заморгал ресницами, промеж которых въелась ржавая горняцкая пыль, и оттого они казались подкрашенными карминовой тушью.

Комиссар Околышев облизал пересохшие губы и дорисовал, выправил получившийся кривым из-за дернувшегося парнишки иероглиф. Алгоритм отрыва лифта от струны и вывода его на орбиту тремя столбцами краснел на белом пластике стены. Теперь осталось показать этому малолетнему шахтеру, как скорректировать курс.

Межпланетная организация помощи борцам революции пристально следила за карьерой Андрея Околышева еще со времен учебы в академии НКВД. Многие из его однокашников и близких друзей были агентами МОПРа, и потому вступление в ряды Нового Коминтерна было лишь делом времени.

На еженедельных вечерах, проходивших на явочной квартире, раз за разом жарко обсуждалась идея Истинной Революции. Молодые и горячие офицеры сжимали кулаки и пламенно призывали построить на Красной планете настоящую республику Советов. Поднять восстание против исказивших постулаты марксизма-ленинизма партийцев с Земли. Против зажравшейся элиты с депутатскими корочками, загоняющей в шахты людей Социалистической Республики Марс и уже три поколения скармливающей им крохи со стола СССР и обещания скорой победы мирового пролетариата.

Время шло, и от пламенных призывов члены ячейки перешли к скрупулезному планированию. Слабым звеном переворота была «подкова» – орбитальная станция управления порталом межпространственного перехода «Ленинец». Тоннель, связывающий советский Марс с Москвой, с ее армадами десантных шлюпов, мощью усиленных дредноутов, с ее ресурсами людскими и техническими, не оставлял мопровцам ни единого шанса на успех.

Андрей был сторонником победы малой ценой: пыльная планета и так была обильно полита потом и кровью первых колонистов, а потому вызвался разработать план захвата «подковы». Четырнадцать лет он карабкался вверх по карьерной лестнице, зарабатывая новые уровни доступа. Но чем больше информации получал, тем явственней понимал – орбитальная станция неприступна. При малейшей угрозе нападения извне вокруг нее образовывался электромагнитный щит, выжигающий любую электронику. Обездвиженные суда тут же брались на прицел автоматическими гаубицами скорострельностью в полсотни выстрелов. Но самое главное – едва пространственные сканеры получали отрицательный отзыв от приближающихся объектов, станция переходила на осадный режим. Червоточина блокировалась, люки задраивались, включалась аварийная автоматика. Даже через сотню лет, не имея ни единой живой души на борту, «подкова» держала бы оборону.