1612 год - Дмитрий Евдокимов

— Ну, разворачивай, показывай свой московский товар.

— Это самые лучшие шелка, привезены нами из Лиона. А это добротное сукно делают английские ткачи. В платье из такой ткани не страшны самые лютые московские морозы, — певуче говорил Исаак.

Посол щупал, мял ткани, пробовал их на разрыв, косясь на торчащего в дверях дворецкого, наконец сказал:

— Эй, Стас! Сходи за моей шкатулкой с деньгами. Да распорядись там, на кухне, чтобы сделали мне какой-нибудь напиток от изжоги.

— Моченая брусника помогает!

— Давай бруснику.

Только дворецкий удалился, Гонсевский отшвырнул ткань и уставился на Массу.

— Передай французу — их королевское величество отвернуло свое милостивое лицо от Димитрия!

— Что это значит? — спросил Исаак. — Что полковник должен сделать?

— Он должен об этом сказать князю Шуйскому.

— У полковника одна голова на плечах. Стоит ему только войти на подворье Шуйского, как ее не будет. Уж Басманов об этом позаботится.

— А ты сможешь? Ведь ты купец?

Масса хитро улыбнулся:

— Ваше сиятельство правильно сказал, что я только купец, и хотел бы знать, сколько получу за эту услугу. Ведь одно дело — просто передать письма, а другое — самому участвовать, да еще неизвестно в чем.

Гонсевский поколебался, видимо борясь со скупостью, наконец решился:

— Хорошо, если дело будет сделано, получите с французом сто тысяч флоринов. Ну и, конечно, милость королевскую.

— Это значит — право на беспошлинную торговлю в польских и литовских землях?

— Безусловно!

— Хорошо, я согласен. Однако я человек простой и эзопов язык понимаю плохо. Пусть ваше сиятельство объяснит толком, в чем заключается дело и о чем говорить с Шуйским.

Гонсевский подошел к двери, захлопнул ее поплотнее и приблизился к купцу, вновь взяв ткань из его рук:

— Шуйский сообщил с нарочным, что в Москве составлен заговор против Димитрия. Просил, чтобы Сигизмунд не препятствовал и дал согласие в случае благополучного исхода, чтобы на Русское царство пришел королевич Владислав. Так вот — король согласен.

Исаак напряженно слушал, потом натянуто засмеялся:

— Ничего не получится.

— Почему?

— Царский двор полон вооруженных поляков.

— Поляков я беру на себя.

— А триста головорезов Маржере?

— Маржере должен знать, что произойдет, если Димитрий узнает о его службе Сапеге.

— Значит?

— Значит, в урочный час его с телохранителями не должно быть во дворце.

— Это невозможно! Царь не ложится, не проверив посты.

— Такие умные головы, как ваши, что-нибудь придумают. Скажи лучше, как ты попадешь к Шуйскому? Нужно, чтобы он тебе поверил.

— Думаю, что со мной он будет откровенен, — самоуверенно заявил Масса.

— Поверит твоей хитрой роже? — хмыкнул Гонсевский и снова поморщился от изжоги.

— Я в хороших отношениях с одним отважным офицером из его свиты. Этот офицер был тяжело ранен под Кромами и только сейчас начал выходить из дому. Пока он болел, я помогал ему бальзамами. А главное, он во время болезни учился рисовать. И вот нарисовал мне подробный план Москвы. Подобного ему я не видел…

— И что же? — Глаза Гонсевского хищно блеснули. — Где этот план?

— Этот план — у принца Оранского, моего государя. Да будет тебе известно, что его картографы — лучшие в мире.

— Постой, так…

— Да, офицер продал план мне, хотя и понимал, что очень рискует. Русские ведь очень подозрительны! Но сумма была так велика…

— Ясно. Значит, он полностью в твоей зависимости?

— Ну зачем так прямо? Просто он мне очень доверяет и беспрекословно окажет протекцию для визита к Шуйскому.

— Действуй. Сообщишь мне, когда заговорщики намерены выступить. Мой совет — сразу же после свадьбы, пока царь будет увлечен своими амурными делами.

Неожиданно он замолчал, рывком распахнул дверь, за которой стоял дворецкий, с невозмутимым видом державший в одной руке шкатулку, в другой — кувшин.

— Ты чего, Стас? Долго так стоишь? — с подозрительностью спросил Гонсевский.

— Нет, только что подошел. Раздумывал…

— О чем? — с еще большей подозрительностью спросил Гонсевский.

— Да чем стучать в дверь, — флегматично пояснил камердинер. — Шкатулку можно попортить, а кувшин — разбить. Разве что лбом? Он у меня крепкий!

Гонсевский, а за ним и Исаак Масса расхохотались.

— Находчивый у вас слуга, — заметил купец.

— Да, звезд с неба не хватает, зато готов за хозяина лоб расшибить, — продолжал смеяться Гонсевский, глотая прямо из кувшина кисленький напиток. — Я беру весь твой товар, купец, и принеси мне еще те ткани, что обещал.

— В следующий раз я непременно вам покажу изумительные кружева из Брабанта, — поклонился гость.

Вечером, как и обещал, Маржере вновь был в лавке голландца. Его встретила жена, такая же маленькая и пухленькая, как и сам хозяин.

— Исаак еще не приходил! — сообщила она встревоженно. — Может, поляки пьяные напали? Вон как они буйствуют на улицах!

Маржере, делая вид, что слушает болтовню женщины, тревожно думал: неужели купца схватили? Хотя Масса — такой осторожный и ловкий малый. Он было повернулся, чтобы уйти, как едва не столкнулся с вбежавшим в лавку запыхавшимся толстяком.

— Прошу извинить меня, господин полковник! Такая клиентура привередливая пошла. То не этак, то не так! Клара, приготовь бутылочку вина для нашего высокого покровителя! Мы пройдем в заднюю комнату, а ты побудь здесь!

Видно было, что важные вести буквально переполняют негоцианта, и он за руку потащил Маржере к двери, ведущей на семейную половину. Плюхнувшись за стол и сделав жадный глоток из венецианского бокала, он испуганно уставился на Маржере, причитая:

— Что будет, что будет!

Тот неторопливо цедил вино из своего кубка, бесстрастно глядя на взволнованное лицо собеседника.

— Хорошо, что я сам пришел сюда. Представляю, какой переполох ты бы учинил, если бы появился в казарме с таким лицом!

— Заговор, боярский заговор! — выпалил Исаак.

— Я знаю, — столь же бесстрастно заметил Маржере. — Кто во главе?

— Шуйский, Голицын и Татищев. Я их застал всех вместе! Они очень обрадовались поддержке Сигизмунда…

— Это Гонсевский тебе сказал? — быстро спросил француз. — Так я и знал. Сегодня на приеме он вел себя вызывающе, будто вел дело к войне… Что он еще велел передать боярам?

— Что постарается, чтоб поляков не было, когда заговорщики придут в Кремль. Но еще больше их обрадовало, что не будет твоих алебардщиков…

Маржере вскочил как выпрямленная пружина: