Запечатанное письмо - Эмма Донохью

— Прошу вас.

Бесси Паркес аккуратно, как кошечка, облизнула губы розовым язычком.

— Судя по тому, с каким видом вы вошли в этот кабинет, вы не приверженец нашего дела.

Он горько усмехнулся:

— Вам известна… впрочем, теперь уже и не только вам, история моего брака. Вы можете себе представить, чтобы он склонил меня требовать еще большей свободы для женщин? Свободы зарабатывать собственные средства, одновременно расточая деньги мужа? Свободы расхаживать где угодно, бросать своих детей, оставлять дом в полном беспорядке?

— Адмирал…

— Вы и вам подобные — это террористы в юбках! — возмущенно продолжил он. — Вы можете обманывать себя, думая, что хотите только более современно обставить несколько комнат, но в результате вы уничтожите все здание!

Гарри был уверен, что эта провокация вызовет в Бесси Паркес ярость; он с нетерпением ждал, когда она сбросит с себя маску. Но она отвела взгляд в сторону, и ее изящное лицо словно осунулось на глазах.

— Что касается мисс Фейтфул… Видите ли, наша великая цель — стремление создать новые, более справедливые отношения между представителями вашего и нашего пола — требует жертвы в виде отказа от радостей супружеской жизни и материнства. И я признаюсь вам, что большинство из нас в душе остаются обыкновенными женщинами, которым недостает этих радостей.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Но порой, особенно когда у женщины отсутствует истинная вера, происходят… так сказать, своего рода сбои. — Бесси Паркес брезгливо скривила губы. — Девичество сродни острому оружию, которое женщины типа Фидо Фейтфул носят с наслаждением. Установленные судом факты, показывающие, как далеко она зашла в своей рабской преданности вашей жене… — Содрогнувшись, она оборвала фразу.

— Интересно, если бы вы знали, где она скрывается, — говорит Гарри, — вы сообщили бы мне?

Бесси принужденно улыбнулась:

— Должна признаться, я рада, что мне это неизвестно.

Гарри отвесил поклон и поблагодарил мисс Паркес за уделенное ему время.

На следующий день город окутался первым густым туманом. Уже в одиннадцать часов утра небо померкло, и в окнах замерцали огни. Днем Гарри с раздражением заметил, что на его манжетах лежит темный налет копоти.

В его комнате зазвенел звонок — недавнее новшество; престарелые члены клуба жаловались, что это заставляет их чувствовать себя лакеями, — и Гарри спустился в отделанный мрамором холл, где под гобеленом, изображающим Диану и Актеона, его ждал старший портье.

— С вами хочет говорить одна леди, сэр.

— Вам даны четкие инструкции…

— Это не ваша жена, — шепотом уточнил портье. — Эта дама хотела войти, но я объяснил ей наши строгие правила относительно недопущения в клуб женщин, за исключением Дня леди. Она ждет в кебе снаружи.

Может, это миссис Уотсон?

— В такую погоду вы могли позволить ей войти внутрь, — строго заметил Гарри.

— Не хотел создавать прецедента, адмирал.

Гарри торопливо вышел на улицу. Повсюду лежал густой желтый туман, по краям зеленый, в воздухе пахло угольной гарью, обжигающей легкие. Он без кителя, поэтому задрожал от холода, когда заглянул в оконце кеба.

Оттуда на него глянули большие карие глаза Фидо.

От неожиданности он отшатнулся.

Она откашлялась.

— Мне сообщили, что вы искали меня на Лэнгхэм-Плейс.

Неожиданно для себя он заметил, что отвечает ей в такой же вежливой манере.

— Совершенно верно. Боюсь, я не могу пригласить вас в клуб…

— Правила есть правила, — понимающе кивнула она.

Он огляделся. На Пэлл-Мэлл действительно нет места, где могли бы поговорить наедине мужчина и женщина из общества.

— А вы… Вы не можете подняться ко мне? — с некоторой обидой спросила она.

Гарри подумал, как это будет выглядеть в суде. «Истца и свидетельницу противной стороны видели сидящими вместе в интимной близости в экипаже…» Впрочем, сейчас ему все вокруг кажется грязным; его воображение поражено заразой. Он открыл дверцу и забрался внутрь.

Их колени почти соприкасались. Гарри возился с кожаной дверцей, тянул ее, пока она хотя бы частично не скрыла их от посторонних взглядов.

— Почему вы меня преследуете? — вырвалось у Фидо.

Гарри вгляделся в нее в сумраке экипажа.

— Вот это мне нравится!

— Это «запечатанное письмо», которое ваш брат предъявил в суде, — сказала она. — Выходит, все эти годы вы думали, как бы меня уничтожить?

Он поставил локти на колени, приблизив к ней свое лицо.

— Это вы заявили, будто я напал на вас, как обезумевший орангутанг!

Фидо еле удалось сдержать рыдание.

— Я была гостьей в вашем доме; была юной и наивной девушкой. Вы можете заглянуть в свое сердце и чистосердечно отрицать, что действительно пытались…

— Полагаю, лишь вследствие отсутствия у вас опыта близких отношений с мужчинами у вас создалось обманчивое представление о нашей необузданности. — Он откинулся на спинку сиденья и внимательно посмотрел на нее. — Но, поверьте, даже в самых диких мечтах, даже если бы я был в горячке или слабоумным, мне и в голову не пришла бы мысль вступить с вами в интимную связь!

Она отвернулась, подавленная унизительным смыслом фразы.

Он тяжело дышал. Он сознавал свою жестокость, но она ее заслуживала; больше того, ей пойдет на пользу подобная откровенность. Чуть успокоившись, он заговорил более мягким тоном:

— Но мне кажется, вы искренне верите, что в ту ночь произошло нечто в этом роде.

— Разумеется, искренне!

— В таком случае вы стали жалкой жертвой обмана.

Эта история хранит на себе отчетливые следы грязных пальцев Хелен.

Фидо изумленно на него посмотрела.

Он что-то обдумывал.

— Но как ей удалось убедить вас в этом?

Она тихо заговорила:

— Я знаю, что вы пытаетесь сделать. Вы пользуетесь тем, что я смутно представляю себе случившееся.

— Почему смутно?

— На ночь я приняла лекарство против астмы…

— Ага! — Теперь он все понял. И вот на этом невинном фоне Хелен построила свои коварные интриги!

— Когда я проснулась, вы как раз выходили из комнаты, — упрямо продолжила она. — Вы можете посмотреть мне прямо в глаза и поклясться, что не забирались в постель, даже…

— Конечно могу! — прорычал он. — И в ответ я прошу вас верить тому, что вы способны отчетливо помнить: хоть раз я сделал вам что-то плохое за все годы, пока вы жили с нами под одной крышей?

Фидо только растерянно моргала.

— Очнитесь! И подумайте, не обманывает ли вас снова эта хитрая бестия?

После долгого раздумья Фидо покачала головой:

— Я согласна, порой Хелен способна преувеличивать. Такое впечатление, что ей все представляется в слишком ярком свете…

— Она лгунья, — спокойно поправил он ее. — У нее патологическое отвращение к правде. Она фантазирует, как ребенок, который не сознает разницы между вымыслом и действительностью.

— Вряд ли вы способны бесстрастно судить о ее характере.

Он судорожно рассмеялся:

— Вы — ее рабыня. Когда-то я тоже был ее рабом, поэтому узнаю эти признаки. Вы по ошибке принимаете ее пылкие признания за истинные чувства. Поверьте, — понизив голос, произнес Гарри, — в конце концов вы прозреете и пожалеете, что это произошло так поздно.

Фидо уверенно, но холодно заговорила:

— Вернемся к делу. Этот документ, которым размахивал ваш брат, — могу я спросить, каково его содержание?

Он почти восхищался тем, как она упорно настаивала на своем, и испытывал прилив вдохновения.

— О, мисс Фейтфул, вам не стоит о нем беспокоиться, — перешел он на официальный тон. — В вашей власти сделать так, чтобы письмо навечно осталось запечатанным.

— Обо мне с презрением сплетничают во всех кофейнях Лондона! — Она так резко взмахнула рукой, что ударилась о кожаную дверь.

— Все эти пересуды и насмешки рассеются как дым, — возразил Гарри, — если двадцать третьего вы явитесь в суд как моя свидетельница…

— Ваша? — недоверчиво переспросила Фидо сорвавшимся голосом.

Он выдавил улыбку:

— Теперь, когда вы снова в Лондоне, адвокаты моей жены вручат вам повестку и обяжут явиться в суд под страхом обвинения в пренебрежении к суду.

— Мне это известно.

— Но только ваша совесть должна подсказать вам, как поступить. Мы с вами разумные люди. Так не положить ли нам конец всем этим ужасам?

Она молчала.

— Скажите правду, и ваша репутация будет восстановлена. — Он хотел придать своему призыву торжественный оттенок, но фраза прозвучала скорее как мефистофельское предложение сделки.

Она ничего не ответила.

— И после ее бесцеремонного обращения с вами вы будете свидетельствовать в пользу Хелен?! Она же бросила вас в ту же минуту, как мы отплыли на Мальту, затем, по возвращении, снова подобрала, как… как какой-нибудь зонтик или носовой платок…