Запечатанное письмо - Эмма Донохью

САБОТАЖ

(повреждение или уничтожение имущества для противодействия осуществлению чего-либо; действия, направленные на ослабление противника путем диверсий, повреждение или уничтожение военных сооружений)

Если наши женщины, которых мы до сих пор считаем в некотором смысле предназначенными для семейной жизни, начинают выходить на улицу, как шумные скандалисты в жестокой толпе, то ради этой свободы, под которой они понимают право на самоутверждение, грубые высказывания и грубое поведение, им следует отказаться от права на уважение и защиту.

Мисс Беннет сидела у гаснущего огня в камине. Нужно бы позвонить горничной, чтобы она принесла угля, — несмотря на середину октября, погода очень холодная, — но она не решалась.

Она здесь уже полторы недели. (Ей не хватило смелости уехать во Францию или в Италию; она знала, что с таким же успехом может затеряться в скромном районе Пимлико.) Уже полторы недели, как она жила в полном одиночестве, целыми днями сидела у камина, слушая свое хриплое дыхание в угнетающей тишине комнаты. Ей казалось, что горничная что-то подозревает. Только сегодня утром она вспомнила, что носовые платки помечены ее монограммой: почему это у мисс Беннет на платке вышиты инициалы Э. Ф.? В любой момент может появиться домовладелица и потребовать у нее объяснений. Почему приличная женщина снимает комнату под вымышленным именем?

Фидо позаимствовала это имя из романа «Гордость и предубеждение», хотя нисколько не похожа на этих очаровательных девушек с ожидающим их блестящим будущим. Ну, может, какое сходство у нее есть с той героиней романа, имя которой вылетело у нее из памяти, что подолгу играла на пианино, заставляя гостей зевать.

Никогда еще ей не снились такие страшные сны. Этой ночью во сне она стояла у типографского станка и набирала текст так быстро, что руки так и мелькали, укладывая буквы в строчки. Потом она почувствовала какой-то рывок; опустила глаза и увидела, что одна из оборок ее пышного белого платья попала в механизм пресса «Уорфедейл». Медленно, но неуклонно Фидо затягивало все ближе к алчным барабанам машины. И вот она уже в недрах пресса, где ее сплющивает, как лист бумаги, и покрывает словами, набранными красной краской. Странно, что ее пугали и заставляли беззвучно кричать не страх и не боль, а неспособность прочесть эти слова.

После десяти дней, проведенных в этой комнате, она уже с трудом заставляла себя встать раньше девяти. Она ни с кем не общалась, ничем не занималась, не получала почты. Она испытывала смутную вину за то, что в такой момент, когда много работы, возложила руководство типографией на самого серьезного работника, метранпажа Уилфреда Хэда, не говоря уже о том, что все заботы о новом журнале «Виктория мэгэзин» переложила на плечи Эмили Дэвис, но полная беспомощность парализовала ее. Несколько дней назад она прервала свое затворничество, как она называла это про себя, и вышла подышать свежим воздухом. И вдруг взгляд ее упал на афишку с надписью: «Шокирующие разоблачения первого дня дела Кодрингтона». С того дня она не читала газет, не смея даже подумать, что может там увидеть. Наверное, это трусость. Что ж, вероятно. Взяв себе имя Беннет, Фидо временно отказалась от всех своих принципов.

Если судебное разбирательство началось восьмого… наверняка теперь оно уже закончилось? Но чтобы это узнать, она должна купить газету, а при одной этой мысли у нее начинались спазмы в желудке.

Руки и ноги ее ослабели от столь долгого бездействия. Должно быть, вот так чувствуют себя аристократические бездельники, не выходящие за пределы Мейфэра и Белгравии. Фидо боялась заглянуть в парк, где могла встретить знакомых. Столица с трехмиллионным населением казалась ей маленькой деревней, здесь тебя на каждом шагу подстерегают случайные встречи. (Вроде той, что произошла в последний день августа на Фаррингдон-стрит. Две связанных судьбы разошлись на целых семь лет, после чего внезапно снова столкнулись.)

Фидо вспоминала и свое первое случайное знакомство с Хелен Кодрингтон, состоявшееся уже десять лет назад; тогда она увидела ее сидящей на скале и плачущей. Был ли у нее в тот момент выбор? Фидо могла спокойно пройти мимо, сделав вид, что не заметила слез, заливающих это маленькое прелестное личико; могла ничего не сказать, даже обычной вежливой фразы: «Я могу вам помочь?» Но подобное равнодушие не было ей свойственно ни теперь, когда серьезная работа и политическая борьба закалили ее, ни тогда, когда ей было всего девятнадцать лет. Так что, вероятно, наш характер определяет нашу судьбу. А от судьбы не убежишь.

Но даже ради того, чтобы избавить себя от разных неприятностей, действительно хотела бы Фидо иметь такой характер, чтобы равнодушно пройти мимо расстроенной незнакомки, опасаясь оказаться замешанной в какое-то дело? Вряд ли. Какой скучной и заурядной была бы тогда жизнь. Жизнь без риска.

Раздался стук в дверь, и она вскочила.

— Мисс Беннет!

— Войдите.

— Вам телеграмма, — сказала девушка и протянула ей узкую полоску бумаги, сложенную вдвое.

Оставшись одна, Фидо попыталась успокоиться, выровнять дыхание. Единственный человек, которому она на всякий случай сообщила свой адрес, — это Бриджет Малкаи из типографии. «Пожалуйста, приезжайте немедленно. Б. М.».

Она взяла кеб до Блумсбери и, приехав, застала типографию в ужасающем положении. Грейт-Корэм-стрит была забита кашляющими и рыдающими работницами. Глухонемая мисс Дженнингс неподвижно стояла у кромки тротуара, у нее из глаз потоком лились слезы.

— Что случилось? — в тревоге спросила Фидо у другой работницы, которая согнулась от приступа кашля у дверей типографии.

Стоящая рядом девушка что-то хрипло произнесла. Фидо показалось, что она сказала «умираю».

— Что-что?

— Кайен. Кайенский перец, мадам, весь пол им засыпан.

Вызывающий удушье перец не только на полу, он и в машинах, и в литерных гнездах. Как просто, но как эффективно! Горло ее судорожно сжалось. Она заметила на стене надпись красной краской: «Здесь дурно пахнет».

— Вы вызвали полицию? — спросила она мистера Хэда, у которого покраснело от кашля лицо.

— Конечно, — коротко ответил он.

Сотрясаясь от приступов кашля, она пробралась к своему кабинету, где Бриджет Малкаи с лицом, замотанным шарфом, как у служанки гарема, мыла пол.

Фидо в изнеможении упала на стул, дрожа под своим плащом.

— Мы уже ветераны таких саботажей, мисс Малкаи, не так ли? — Она хотела подбодрить работницу, но фраза прозвучала жалко.

— Это не саботаж, а настоящая война. — Ирландский акцент женщины усилился от волнения. — У бедных девушек, которые первыми пришли сегодня, ожог гортани.

— Это все из-за меня, — пробормотала Фидо.

— Ну что вы, мадам!

— Я не должна была уходить. Они хотели навредить именно мне. — Она с трудом заставила себя говорить. — Это нападение направлено не только против найма женщин на работу. Эта надпись на стене…

— Ее, наверное, уже соскребли, — угрюмо произнесла Бриджет.

Фидо покачала головой:

— Вы не хуже меня знаете, что она намекает на мое имя, связанное с этим громким разводом.

Лицо мисс Малкаи осталось невозмутимым.

— Я уже сказала девушкам, что считаю Кеттла соучастником нападения.

— Вы про мистера Кеттла? Нашего верстальщика?! — испуганно воскликнула Фидо.

— Вчера утром он неожиданно прислал извещение о своем увольнении. И окна не разбиты, значит, у бандитов были ключи!

Фидо закрыла лицо ладонями. Она долго сидела так, собираясь с силами, затем выпрямилась. На губах чувствовался жгучий вкус перца. Возможно ли, чтобы Кеттл впустил сюда их врагов? Она подозревала его в махинациях со счетами, но не больше того. Но если он… Значит, она не слишком-то хорошо разбирается в людях.

Как Фидо ни пыталась отстраниться от дела Кодрингтона, оно затягивало ее в свою грязную паутину. Какой прок в том, что она решила отказаться от появления в суде? Пусть она не поднялась на место свидетельницы, все равно в каждом лондонском доме ее судят и выносят приговор. Она впилась зубами в костяшки пальцев и почувствовала во рту металлический привкус крови.

К тому моменту, когда типография была приведена в порядок, все работницы осмотрены доктором и улажены мелкие, но самые срочные дела, Фидо поняла, что она не может снова вернуться в Пимлико и стать мисс Беннет. Она отправила посыльного забрать оттуда свои вещи и отправилась домой на Тэвитон-стрит.

Он расположен всего в нескольких минутах ходьбы от типографии, но сегодня этот путь отнял у нее четверть часа. Она неуверенно брела в дымке холодного дня.