Мифы и легенды народов мира. Том 10. Восточная и Центральная Азия - Татьяна Редько-Добровольская

Взглянешь на Беру Этан и не поверишь, что мать с отцом ее на свет родили. Будто славный умелец вылепил ее искусной рукой или отлил из бронзы. Посмотришь на нее издали — глаз не отведешь, вблизи она — еще краше, еще милее. За одно ее слово целого буйвола можно отдать, за улыбку — и слона не жаль. Засмеется она — каждый обрадуется.

Во всех селеньях, на западе и на востоке, возносят хвалу Бере Этан. Раскроет она губы в улыбке, зубы сверкают, словно цветок дамзэ, раскрывший поутру лепестки. А станет она ткать или вышивку сделает — никто в проворстве рук не сравнится с ней. На шее два ожерелья сверкают: из серебра и из золота. На свете нет краше Беры Этан.

Трех сыновей и дочь народили на свет мать и отец. Мать на рассвете вставала и весь день трудилась. Порвется у детей одеяло, она другое ткет, прохудится рубаха — она кладет заплаты.

Выросли дети, ума набрались, сыновья вышли в поле работать, стали в лесу на птиц охотиться, дочь начала для матери ткать, для отца вышивать набедренные повязки. И вот как–то утром, когда в поле больше не было дела, мать сказала сыну:

— О Дам Зи! Я родила вас, моих сыновей, вы выросли, ростом догнали отца. Я родила вас, мои сыновья, я вас вырастила. А теперь вы должны выполнить то, о чем я вас попрошу. Вы приносили вдоволь рыбы и мяса, я варила и жарила, но рыба и мясо мне приелись. Хочу я узнать, вправду ли сладок и вкусен чудо–тростник гуон, который растет в далеких джунглях. У вашей матери ноги ослабли, руки дрожат, сохнет тело, как сохнет и вянет от тумана табачный лист…

И отвечает Дам Зи:

— О матушка! Ты хочешь узнать, вправду ли сладок и вкусен чудо–тростник гуон, который растет в дальних джунглях?

— Хочу, сын.

— Завтра же мы, твои сыновья, отправимся в джунгли за тростником. Стара наша матушка стала, немощен наш батюшка.

Солнце все ниже и ниже клонилось. Куры уже уселись на насест, вернулись с пастбищ буйволы и быки. Тогда Дам Зи и взошел на крыльцо, и бросил клич людям селенья, чтобы рассудить вместе с ними, как завтра в путь отправиться за чудо–тростником.

Вскричал Дам Зи:

— Эй, слушайте, рабы! Всех вас скликаю я. Поешьте рису, воды напейтесь и ко мне спешите. Рассудим одно дело.

Тут раб пришел и спрашивает:

— О господин наш, о Дам Зи! Мы слышали твой зов. Что приключилось?

Отвечал Дам Зи:

— Не ради забавы кинул я клич. Вот люди придут, все как есть расскажу, без утайки.

Люди селенья едва заслышали клич, тотчас к Дам Зи поспешили. Даже малые дети пришли, старцы с посохами приковыляли. Огромная толпа собралась, тогда и молвил Дам Зи:

— Слушайте, рабы, слушайте, люди селенья! Мы подожгли шелуху от рисовых зерен, костер развели, в костер побросали очистки бататов, чтобы дымом вам подать знак. Слушайте же, люди, меня.

Отвечали рабы и люди селенья:

— Мы слушаем тебя, о господин наш!

— Завтра мы отправимся в джунгли, чтобы добыть чудо–тростник. Пусть пойдут с нами все — и стар и млад!

Отвечали рабы и люди селенья:

— Нам давно хотелось добыть чудо–тростник, но некому было повести нас в джунгли, а ты вызвался, и завтра мы все пойдем за тобой.

Молвил Дам Зи:

— Раз так, припасите рису и соли побольше. Никто не ведает, долог ли, короток ли будет наш путь. А вы, юноши, с милыми девушками проститесь, прежде чем в джунгли уйти, а у кого есть жена, с женой распрощайтесь.

Отвечали юноши:

— О господин наш, напрасны наставленья твои. Мы знаем обычаи предков и строго их соблюдаем.

Все разошлись по домам, чтобы припасти еду и все остальное, что в пути надобно бывает. А юному Син Мэнге, младшему брату Дам Зи, никак не сидится дома, тянет его со двора. Ведь он вырос, ума набрался, он хочет теперь, чтобы к ним в дом женщина пришла, которая бы рис для него варила, ткала рубахи и расшивала узорами набедренные повязки. И спрашивает он сестру:

— Скажи–ка мне, сестра! Вот я вырос, ростом стал с отца, умею джунгли корчевать, в поля их превращать. Хочу, чтобы к нам в дом женщина пришла, которая бы рис для меня варила, ткала рубахи и расшивала узорами набедренные повязки. Ты не слыхала, не живет ли в селенье на западе или на востоке девушка, которая в одиночестве коротает дни и ночи? Где бы такую найти, чтоб красивой была, хоть сядет, хоть встанет, чтобы округлой была, как тюк, хлопком набитый?! Где бы такую найти, чтобы ровней была мне, словно вино одного урожая? Где бы такую найти, что со мной родилась в один день, в один час?

Отвечала Вера Этан:

— О брат мой Син Мэнга! Ни в селеньях на западе, ни в селеньях на востоке, ни в деревнях, что раскинулись возле реки, ни в селах на склонах гор не найти такой девушки. Но есть одна, которая придется тебе по нраву. Зовут ее Хэбиа Сун, а живет она у реки Эзон. Взглянет она на тебя прямо, потом посмотрит сбоку и полонит твое сердце.

— Видно, права ты, сестра, — отвечал Син Мэнга.

Назавтра, только солнце стало клониться к закату, Син Мэнга надел на бедра повязку, самую лучшую выбрал, цветами вышитую, красной и синей бахромой украшенную. Шагнет Син Мэнга, а бахрома вьется, вслед летит. Надел он рубаху с красным шитьем на груди, голову повязал шелковым платком. Сияет тот платок, переливается, точь–в-точь как перья у птицы диеу. Вышел Син Мэнга из дому и отправился к тому селенью, где жила Хэбиа Сун. Подошел Син Мэнга к дому красавицы и задумался.

— Как в дом войти? Поднимешься прямо по лестнице — в очаг угодишь, где мать развела жаркий огонь, проберешься в дом с другой стороны — опять в очаг угодишь. Можно бы в окошко влезть, да не знаю, спустит ли мне красавица лестницу.

Юноша подошел было к окошку Хэбиа Сун, но слон, который дом сторожил, учуял чужака и прогнал его. Син Мэнга побежал прочь, тихонько приговаривая:

— Эй, слон длиннохвостый. Твои бивни огромны и могучи. Не гони меня. Я пришел сюда, чтобы увидеть красавицу Хэбиа Сун. Дай срок, я воздам тебе заботой и лаской.

Как услышал слон эти слова, так успокоился, не гнал больше Син Мэнгу, захлюпал хоботом, слезы потекли у него из глаз. Опустился он на все четыре ноги. Син Мэнга проворно взобрался к нему на спину, тогда слон опять на ноги встал, и юноша впрыгнул прямо в покои прекрасной Хэбиа Сун, вошел, осторожно ступая. Красавица почивала, и снились ей сладкие сны. Была она прекрасна, словно браслет из серебра, кем–то забытый на узорной циновке. Остановился юноша и не знает, что делать, как ему девушку разбудить.

— Как же мне быть теперь? Позовешь ее громко, разбудишь — станет гневаться. Дотронешься до лица — укусит, чего доброго. Возьмешь за ногу — ногой ударит. Возьмешь за руку — ударит рукой. Поглажу–ка ей груди — тогда она рассмеется.

Так он и сделал.

Шевельнулась легонько красавица, изогнулась, словно змея, и спрашивает:

— Кто это здесь? Не Син Мын ли?

— Нет, я не Син Мын.

— Так, может, это Дам Дероан?

— Опять не угадала.

— А, теперь знаю. Син Мэнга пришел.

— Да, это я, Хэбиа Сун.

— Где же ты бродишь, Син Мэнга, что за весь год твоя нога в первый раз ступила на лестницу моего дома, что за весь месяц ты в первый раз поднялся ко мне на помост?

Отвечал Син Мэнга:

— Хочешь знать, где я брожу? Нынче буйвол ищет нежную, молодую траву, юноши эдэ выросли и набрались ума, им надобно иметь свой дом и поле на горном склоне.

Сказала прекрасная Хэбиа Сун:

— Тебя обуяли дерзкие мысли. Как же посмел ты коснуться моих одеял и циновок?

— У меня крепкие ноги, потому я отважился пройти по поперечным стропилам в твоем доме, у меня широкие бедра, потому я отважился пройти по продольным стропилам в твоем доме, дерзнул коснуться твоих циновок и одеял. Истинную правду тебе говорю, а если солгал, пусть обрушатся на меня горе и беды.

Молвила Хэбиа Сун:

— О Син Мэнга! Лошадь, которая пасется на лугу, возвращается в стойло, буйвол, мучимый жаждой, смиренно склоняет голову перед ручьем. Я хочу, чтобы был у меня в доме мужчина, который умел бы деревья в джунглях валить, засевать поле и сторожить его от лесных птиц и зверей. Если ты согласен на это, будешь мне мил.

— Правду ли ты говоришь, о прекрасная Хэбиа Сун?

— Правду! Но прежде скажи мне, сколь велика была твоя храбрость, когда шел ты в мой дом?

— Когда шел внизу, мимо свай, под помостом, моя храбрость была величиной с золотую чашу, когда я к тебе поднимался, она стала величиной с серебряный таз, а когда я вошел в твои покои, моя храбрость стала велика, как кувшин вина, который слона стоит.

— Правду ли ты говоришь, о Син Мэнга?

— Правду!

И сказала тогда Хэбиа Сун:

— О Син Мэнга! Одного я боюсь, что дома тебя ждет жена, а ты хочешь обзавестись еще и подружкой. Боюсь, что в каждом роду у тебя есть подружки, и в роду ние, и в роду шкеро. А сюда ты пришел лишь затем, чтобы развеять свою печаль, чтобы позабавиться.