Дни черного солнца - Н. К. Джемисин

Я облизала губы и сглотнула:

— Я…

И замолчала. Я собиралась сказать «понимаю», но это было бы неверно. Ни один смертный, равно как, вероятно, и бог, не мог представить себе той жизни, которую прожил Хадо. Помнится, Солнышко назвал Лил и Датэ детьми Нахадота. Так вот, передо мной было еще одно порождение Ночного хозяина, самое странное из всех.

— Это я вижу, — сказала я наконец. — Но… — Движением руки я обвела белые стены Неба. — Но жизнь ли это? Быть может, что-нибудь более обычное и земное…

— Я провел всю жизнь, служа власти. Я страдал за нее… Вынес больше, чем ты себе можешь представить. И вот я свободен. Что ж мне теперь — уехать в деревню, выстроить домик и овощи разводить?.. Найти подругу, которую я мог бы терпеть; родить и воспитать ораву отпрысков?.. Стать простецом вроде тебя, беззащитным и без гроша в кармане?..

Забывшись, я мрачно насупилась, и он усмехнулся:

— Власть — вот все, что я знаю. Из меня получится неплохой глава семьи, как тебе кажется? Вот возведут меня в чистокровные…

По-моему, он говорил искренне, и это-то и было самое страшное.

— Полагаю, лорд Арамери сделает превеликую глупость, если подпустит тебя сколько-нибудь близко к себе, — проговорила я медленно.

Хадо покачал головой. Ему было смешно.

— Ладно. Пойду отыщу для тебя лорда Итемпаса.

Странно было слышать это имя в применении к Солнышку… Я рассеянно кивнула, и Хадо направился к двери. Он был уже у порога, когда неожиданная мысль осенила меня.

— А что бы ты сам выбрал? — спросила я. — Ну, будь ты на моем месте? Что бы ты выбрал? Жизнь на цепи — или все-таки смерть?

— Я и за саму возможность выбора сказал бы спасибо.

— Это не ответ.

— Конечно не ответ. Но если так уж хочешь знать, я выбрал бы жизнь. Если бы передо мной в самом деле был выбор, я остался бы жить.

Я нахмурилась, размышляя над услышанным. Хадо помедлил возле двери и сказал еще:

— Ты провела немало времени среди богов, эру Шот. Скажи, ты разве не заметила? Да, они живут вечно, но многие из них еще более одиноки и несчастны, нежели мы. Почему, думаешь, они с нами возятся? Потому, что мы учим их ценности жизни. Вот я на твоем месте и жил бы — хоть ради того, чтобы позлить их. — Он невесело рассмеялся, потом вздохнул и отвесил мне насмешливый поклон: — Приятного вечера.

— Приятного, — отозвалась я.

И вот он ушел, а я все сидела и думала, думала…

Я поела, не ощутив вкуса, повинуясь больше привычке, чем необходимости. Потом опустила голову и задремала… Когда я проснулась, в комнате присутствовал Солнышко.

Еще не продрав глаз и не распрямив затекшей спины, я услышала и узнала его дыхание. Я была так измучена телом и душой, что заснула прямо за столом, у остатков еды, преклонив голову на сгиб здоровой руки. Вскинувшись, я стукнулась рукой в перевязи о край стола, но вместо безумной боли толчок породил лишь вполне терпимый спазм. Я поняла, что божественные сигилы почти завершили работу.

— Привет, — сказала я. — Спасибо, что дал мне поспать.

Он ничего не ответил, но я уже привыкла к этому.

— Что с тобой приключилось?

Он передернул плечами. Он сидел за тем же столом, напротив меня, достаточно близко, чтобы я могла слышать его движения.

— Меня расспрашивали в Белом зале. Потом мы пришли сюда.

«Могла бы и сама догадаться», — подумала я, но вслух этого не произнесла. Таков был Солнышко: соблаговолил хоть что-то рассказать, и на том спасибо.

— А куда ты пошел после того, как тебя доставили сюда? — спросила я.

И мысленно побилась сама с собой об заклад, что он ответит: никуда. И он не разочаровал меня:

— Никуда. Не важно.

Я не сдержала улыбки. Как здорово! Уже долгое, долгое время у меня не было ни причины, ни желания вот так улыбнуться, просто и от души. Я улыбнулась и невольно вспомнила о давно минувших днях, о той невозвратимой жизни, когда беспокоиться приходилось только о том, как бы обеспечить завтрашний обед да проследить, чтобы Солнышко не залил кровью мои ковры. Я едва ли не расцеловать его была готова за это напоминание.

— А тебе вообще что-нибудь важно? — продолжая улыбаться, осведомилась я. — Ну хоть что-нибудь?

— Нет, — сказал он.

Опять этот ровный, холодный голос, начисто лишенный чувств. Я подумала, что приближаюсь к пониманию, насколько это неправильно для него, существа, некогда олицетворявшего свет и тепло.

— Врун несчастный, — припечатала я.

Он промолчал. Я взяла в руки маленький нож, который принесли вместе с едой. Мне нравилось, как лежала в ладони его чуть шершавая деревянная рукоять. Честно говоря, я ожидала, что во дворце под названием Небо пользуются более изысканными материалами — фарфором там, к примеру, или серебром. Ан нет, практичное и обиходное дерево и здесь было в ходу. Хотя, возможно, это какая-то дорогая порода.

— Для тебя важны твои дети, — сказала я. — Ты боялся, что Датэ сумеет навредить твоему прежнему возлюбленному, Ночному хозяину. Значит, тебе и на него не наплевать. А если бы ты хоть самую чуточку постарался, ты бы, может, и Сумеречную госпожу сумел полюбить… если, конечно, она захотела бы связаться с тобой!

Опять молчание.

— Я думаю, для тебя очень многое имеет значение. Даже больше, чем хотелось бы тебе самому. На самом деле жизнь еще не исчерпала для тебя возможностей…

— Чего ты хочешь от меня, Орри? — спросил Солнышко.

И голос у него был… нет, не холодный. Не безразличный. Просто усталый. Память услужливо подсказала мне услышанное от Хадо: «Они еще более одиноки и несчастны, нежели мы». Повозившись с Солнышком, в это легко было поверить.

Я тряхнула головой и негромко рассмеялась.

— Не знаю, — ответила я. — Я думала, это ты мне скажешь. Ты ведь у нас бог, в конце-то концов, а не я. Если бы я молилась тебе, испрашивая водительства, и тебе вздумалось ответить, что бы ты мне сказал?

— Я бы не ответил.

— Потому что тебе все равно? Или потому, что не знал бы, что сказать?

Снова молчание.

Я положила ножик, встала и обогнула стол. Ощупью я нашла Солнышко, мои пальцы пробежали по его лицу, волосам, шее. Он сидел не двигаясь и ждал продолжения, хотя я чувствовала его внутреннее напряжение. Неужели его тревожила необходимость убить меня?.. Я посчитала такую мысль тщеславной и отбросила ее.

— Расскажи мне, что случилось, — проговорила я. — Что тебя таким сделало? Я хочу понять, Солнышко. Ты знаешь, Сумасброд ведь любил тебя. Он…

Горло неожиданно перехватило, пришлось отвернуться и перевести дух.

— Он не захотел от тебя отрекаться. Думаю, он с удовольствием помог бы тебе. Он просто не знал, как к этому подступиться…

Солнышко продолжал молчать. Я погладила его по щеке:

— Не то чтобы ты должен мне что-то рассказывать. Я своего обещания не нарушу: ты помог мне с побегом, так что теперь можешь избавить этот мир еще от одного демона. Но разве я хотя бы этого не заслужила? Хотя бы малой толики правды?..

Он ничего не ответил. Лицо под моими пальцами было мраморно-неподвижно. Он смотрел прямо перед собой, сквозь меня, куда-то в непостижимую даль. Я ждала, но он так и не заговорил.

Что ж, я вздохнула и потянулась за пустой миской из-под супа. Она была не особенно велика, но еще имелся стакан: в нем прежде было самое вкусное вино, которое я в своей жизни пробовала. Голову кружил легкий хмель, хотя за время сна он почти испарился. Я поставила миску и стакан перед собой и осторожно высвободила из повязки правую руку. Теперь я могла ею пользоваться, хотя мышцы возле плеча еще болели. Все зажило, но память о пережитых страданиях была слишком свежа.

— Подожди, пока я потеряю сознание, а потом давай делай что надо, — сказала я, не будучи, впрочем, уверена, что он вообще обращал на меня внимание. — И будь добр, спусти кровь в уборную. Если сумеешь, не оставляй им ни капельки, чтобы не воспользовались.

И опять — упрямое молчание. Я даже не сердилась на него больше — привыкла.

Вздохнув еще раз, я поднесла нож к запястью — сделать первый надрез.

Стакан вдруг полетел на пол и вдребезги разбился, левое запястье перехватила могучая рука, миг — и меня пронесло через всю комнату. Я ударилась о стену и распласталась по ней, прижатая всем весом его тела.

Он вдавливал меня в стену, тяжко дыша. Я попыталась высвободиться, но он буркнул что-то недовольное и тряс мою руку, пока я не замерла. Я стала ждать, что будет дальше. Руку себе я слегка поцарапала, но и только. Вот показалась капелька крови, подтекла под его ладонь и шлепнулась на пол…

Солнышко согнулся. Медленно-медленно, точно мощное старое дерево на ураганном ветру. Сражаясь за каждый дюйм…

Он клонился к земле, пока его лицо не оказалось вровень с моим, а горячее и хриплое дыхание не защекотало мне ухо. Наверное, это было очень неудобное положение, но он так и замер, терзая себя и крепко удерживая меня, и только тут сумел наконец заговорить.