Старший брат моего парня (СИ) - Маршал Ева

— Спасибо. — Стараюсь говорить ровно, но смущённая улыбка лезет на лицо, и это чувствуется. Ощущаю себя девочкой — подростком, которую возлюбленный впервые одарил личным знаком внимания. С Логаном у нас не было романтичных мгновений, а то что было — прелюдии перед сексом. Даже обсуждая звёзды мы знали, что это лишь передышка, небольшой тайм — аут перед затяжным взрывом сверхновой.

Не сговариваясь, отходим от машин, подходим к обрыву. Он совсем небольшой, метра два вниз, но ограничен старым деревянным заграждением. Учитывая, что площадка не обустроена, даже не асфальтирована, скорее, закатана шинами до ровного состояния, удивительно думать, что здесь, на отшибе, в прошлом что — то было. Кто — то стоял так же, как мы сейчас, возможно, даже обсуждал подобные вещи, ведь окраина города словно создана для ночных побегов и выяснения отношений.

Мысли немного отвлекают, беру себя в руки, дышу спокойно и ровно, пытаясь перебить сводящий с ума мужской запах прохладным ночным воздухом. Но пыль и сухая трава — не те ноты, что могут помочь в непростом деле.

— Я скучал. — Чуть раскатистый голос Логана вибрацией отдаётся в груди, запускает цепную реакцию, и я вновь теряю над собой контроль.

Вот что он за человек? Почему, почему так на меня действует? Оглушающе, ошеломляюще, очень сильно! Мне, конечно, есть, что вспомнить, от чего завестись, но ведь эта химия зародилась с самой первой нашей встречи и реакция продолжается и продолжается. Будто вечный двигатель какой — то, никак не останавливается.

И в темноте, рядом с ним, я остро чувствую и ярко реагирую. Сжимаю полы пиджака изнутри так сильно, что, наверное, могу прорвать плотную ткань ногтями. Кожа пальцев напряжена, едва не лопается, но, наконец, отпускает. Беру себя в руки.

— Логан, я… — Сглатываю ком в горле. Как непросто обсуждать то, что ещё не растворилось в кислоте времени, не стёрлось, не забылось. — Я не понимаю. Все эти слова… Что ты хочешь? И главное — как? Не представляю, как ты видишь наши отношения с учётом всего случившегося. В голове сумбур и больше вопросов, чем ответов.

— Котя… — Моё имя на его губах звучит так упоительно нежно, что хочется плакать. Или целовать эти губы до умопомрачения, слушая в краткие мгновения передышки: «Котя, Котя, Котя».

Стоп! Принять его любовь — как прыгнуть с обрыва. Не такого малюсенького, как тот, на краю которого мы застыли, а огромного, почти бесконечного. Лететь, может, приятно, разбиваться больно. А придётся.

— Каталина. — Настаивала и буду настаивать. Может, звучит глупо, но маленький официоз помогает не дуреть, не сходить с ума в очередной раз. Котя — слишком интимное, личное. Завораживающе — прекрасное. А мы здесь по делу. Для разговора.

— Я вижу тебя со мной. Нас.

— Нас? Двоих, троих? — Хмыкаю, отворачивая лицо в сторону города.

Сердце колотится в груди так, что не слышу ни машин, ни обычных ночных звуков. Сплошной грохот. Я хочу, но не могу больше верить в прекрасное будущее, где я среди Бекендорфов. Не вижу его. Совсем. На нарисованную мной картину щедро плеснули растворителя, очертания смазались, пятно, а не будущее.

— Я не знаю истинную причину вашего разрыва и ваших дальнейших планов, поэтому отвечу так: как ты пожелаешь.

— Не знаешь? — Таращусь на мужчину с открытым ртом. — Ты и не знаешь? Разве он не рассказывает тебе всё? Я думала, у вас нет секретов.

— У нас нет секретов друг от друга, верно. Но Марк не понял, что произошло, и не смог объяснить мне.

— Что же изменилось за этот месяц? Он прозрел? — Хмыкаю, выплёскиваю яд. А сама прижимаю руку к сердцу, словно рану зажимаю. — Тогда какие могут быть вопросы? Он думал, я совсем слепая дура? Может, я и была такой, но больше нет. Всё.

Он по — прежнему удерживает меня за плечи. Горячие руки дарят тепло, но в груди сплошная стужа. Впервые даже прикосновения Логана не лечат, не исцеляют, не отвлекают. Месяц — слишком короткий срок, чтобы пережить предательство любимого человека, переступить через него и идти дальше.

Я как могла заглушала эту боль, но Логан безжалостно надавил на больное место, и сейчас мне так плохо, что хочется визжать и брызгать слюной как истеричка, а не спокойно беседовать. Выкричать, выпсиховать, проорать свою злость. Свой страх. Свою панику. Свою обиду. Ярость. Свои слёзы.

Но я так не умею. Не могу. Не моё.

Меня колотит, зубы стучат. Жуть какая — то.

Логан прижимает к себе, гладит по спине, шепчет слова утешения и не только их.

— Не понимаю тебя, Котя. Не понимаю, милая. Расскажи, что случилось. Чем он провинился? Вы не из — за меня расстались?

В его короткой речи не хватает лишь одной фразы — «Скажи, что нет». Как любит приговаривать моя мамуля: «Старшие братья с гиперответственностью — это диагноз». Всё ради младшеньких. Во всём следует искать свою вину, поскольку ты старший, а значит, ты умнее и должен был… У нас в семье хватало вариаций на эту тему.

Выдыхаю. Нужно сделать это быстро и чётко — как пластырь сорвать.

— Он и … Видимо, карма. За то, что ты принял меня за Барби в ту первую ночь… — тише шелеста травы шепчу я.

Признаться так невероятно сложно, что даже на сарказм в свой адрес не хватает сил. Быстро и чётко, да — да. Хорошо, не заикалась, когда говорила.

— Не понял.

— Они с Барби… Он с Барби. Они вместе, — пряча глаза, пытаюсь произнести ужасное слово, выдавить из себя.

— Марк переспал с Барби? Бред! — фыркает он.

— Не бред. К сожалению, не бред. Я видела, — шмыгаю носом. — Видела…

А Логан в бешенстве. Глаза сверкают, сам набычился, в размере увеличился. Нависает надо мной разъярённой тушей. Но сдерживается, голос не повышает.

— Такого не может быть. Не Марк. Глаза тебя обманули. Он бы никогда так с тобой не поступил. Никогда. Я точно знаю. Верь мне, Котя!

— Я уже никому не верю, Логан. Никому. Это невозможно. Я видела их переписку в вотсапе, они общались, когда мы были у тебя.

— По — дружески общались, в этом ничего такого нет. Он в её сторону даже не смотрел. Да никто не смотрел, когда появилась ты.

Говорит уверенно. Так уверенно, что безумно хочется ему верить, но я на это больше не способна.

— Она красивая. И модель. И с идеальной фигурой.

Да, Кэти, комплексы — страшная вещь.

— Красивая бессовестная обманщица и стерва, — не соглашается Логан. — Бессердечная кукла. Кукла для выхода в свет, а не для полноценных нормальных отношений.

— Патриция от неё без ума.

— Патриция без ума от денег, что ей, скорее всего, пообещала отстёгивать Барби, если станет миссис Бекендорф. Модели — девушки пронырливые, Котя. Знают, с какой стороны подъехать.

Замираю в его руках. Не дышу. А если Барби пообщалась на эту тему не только с Патрицией, но и с тётушкой Фло? Учитывая, как внезапно они сдружились, весьма вероятно. И предположение Логана в отношении матери верно, ведь когда Патриция придумала, как использовать мой талант художника, она то и дело смотрела то на меня, то на Барби, будто взвешивая, кто из нас более выгодная партия. Два сына, две полезные ей девушки — всё складывалось замечательно.

Тем не менее, это не отменяет факт измены. Фривольные фразы, откровенные фотографии, одобренные Марком, нашёптанные Барбарой неприличности — мне это не показалось, не привиделось и не приснилось. Это было.

— Я видела переписку Барби и Марка в его телефоне. С её полуголыми фотографиями, звуковыми сообщениями с эдаким придыханием и многозначительными фразами Марка в ответ. Его любимые исковерканные словечки, переделанные цитаты. Их не спутать и не подделать. Это точно был Марк.

— Одно то, что ты уточнила про возможный подлог, говорит о том, что на самом деле сомневаешься в авторстве сообщений. Фразы Марка знает вся семья, особенно близкое окружение, та же Фло с её любовью к интригам могла выдать что угодно, она берегов не видит вообще.

— Это да.

— Не удивлюсь, если идея с компроматом принадлежит ей. Женский мозг изворотлив и хитёр, Фло легко могла взять его телефон и пообщаться с Барби для дела, отвечая в стиле любимого племянника. Они просто избавились от тебя таким образом. Мне кажется, я даже что — то подобное слышал от Флоранс или кого — то из семьи, но не уверен в авторстве. Возможно, фильм или книга. Не помню.