Часть той силы - Сергей Герасимов

За сто лет здешний воздух изменился. Сейчас человек, пробывший здесь достаточно долго, просто впадает в маразм, из которого выйти практически невозможно. Все дело именно в этом воздухе: для людей он ядовит. Три или четыре дня – и ты сходишь с ума. Шесть или семь дней – и ты труп. Поэтому я сказал, что ты должен спешить. Мне нужна твоя ясная голова.

– Нужна для чего? – спросил Ложкин.

– Ты воскресишь меня.

– Это возможно?

– Не зли меня своей тупостью! – возмутился дед. – Создал же ты для себя защитника. Почему же нельзя воскресить меня?

– Я должен вылепить вас из глины?

– Не совсем. Это было бы слишком просто. На самом деле человек не может воскресить умершего человека. Это ограничение, которое было наложено первоначально. Не знаю почему, но таких запретов много. То есть, конечно, они просто связали нам руки. Если бы могли воскресить себя, нам бы никогда не понравилась идея тысячелетнего детства. Воскрешать нам запрещено.

– Тогда как же мы это сделаем?

– Любой запрет можно обойти, – усмехнулся дед. – Нам ли, русским людям, этого не знать? Все очень просто: человек не может воскресить человека; но ты можешь вылепить того не-человека, который воскресит меня.

– Вылепить не-человека? Я должен это сделать?

– Да. Любое глиняное существо это не человек. Строго говоря, я тоже не буду человеком. Как и сейчас. Сейчас я просто информационный слепок, записанная матрица, с которой можно изготовить живую и дышащую копию. Но это волнует меня меньше всего. У меня будет прочное и долговечное тело, не подверженное болезням, внешне неотличимое от человеческого. А в этом теле будет моя душа, или, как минимум, разум. Этого достаточно.

– Достаточно, чтобы жить?

– Достаточно, чтобы победить, – возразил дед, – ты вроде и не глуп, но ничего не понял. Не понял главного. То, что спрятано здесь, это не игрушки. Это власть, абсолютная власть! Во всяком случае, на нашей планете в данный момент нет ничего сильнее. Тот, кто первый завладеет этим сокровищем, автоматически становится властелином мира. Если это не сделаю я, это сделает кто-то другой. Ты представляешь, что будет, если обо всем этом узнают другие люди? Люди, уже сейчас имеющие власть и силу? Они же просто сотрут нас в порошок, чтобы завладеть этим миром.

Но я буду первым. Кстати, ты мне не нужен даже в качестве наследника, потому что мое новое тело не будет стареть. Но ты мой родной внук, и я с тобой поделюсь.

– Властью?

– Властью – никогда. Я поделюсь деньгами, славой и другими благами, о которых ты еще даже не мечтал. Говори мне, что ты хочешь. Я обещаю исполнить любое твое желание.

– Я хочу, чтобы девушка по имени Эрика осталась жива, – сказал Ложкин.

– Ты просто идиот! – возмутился дед. – У тебя будут девушки с любыми именами, известными в этом мире. На каждое имя по дюжине. Осознай это!

– Я не хочу так много.

– Ты еще захочешь. Аппетит приходит во время еды. Забудь то, что было в прошлом.

– Позвольте задать вам вопрос. Почему вы не взяли эту власть до сих пор?

– Я не успел, – ответил дед, – я просто совсем немного не успел. Им удалось уничтожить мое человеческое тело. Но они не знали, что я успел принять меры. Но теперь я вернусь. Наконец я вернусь! Они посмотрят! Жаль, что ты не можешь начать работу прямо сейчас. Ну ничего, малыш, постараешься завтра.

55. Завтра…

Завтра наступило так быстро, что Ложкин совершенно не успел выспаться. Может быть, дело было в накопившейся усталости многих дней и ночей, может быть, просто отрава подземелья сделала его сознание настолько детским, что встать рано утром было проблемой. Во всяком случае, он едва продрал глаза в половине девятого и долго не мог понять, где оказался. Но дед не позволил ему медлить.

Он вернулся домой к полудню следующего дня. В доме ничего не изменилось. Обезьяна все так же сидела на яйцах, а Защитник уныло продолжал конструировать гнездо, стенки которого уже достигли метровой высоты.

Прежде всего, он включил телевизор и, несмотря на спешку, полтора часа подряд смотрел мультфильмы.

Потом ему стало легче. Постепенно восстанавливалось нормальное состояние сознания. Скорее всего, за прошедшую сотню лет воздух подземелья не только испортился, но еще и выветрился, потеряв большую часть своей силы. Пока что ни в чем, кроме увлечения глупыми мультиками, влияние отравы не проявлялось.

Первым делом Ложкин натаскал глины в достаточном количестве, чтобы вылепить то существо, о котором говорил дед. Для себя он уже назвал это существо творцом, потому что главное, что оно имело – творческий потенциал. Именно творец должен был воссоздать тело деда и, таким образом, вернуть старика к жизни. Человек не мог сделать это сам, но человек мог создать существо, способное на это. Совершенно неважно было, как будет выглядеть творец. Важна была лишь творческая энергия, заложенная в него, а так же пальцы, способные лепить, и глаза, способные видеть детали.

Работа была тяжелой, но Ложкин спешил. Слова деда имели власть над ним; дело было в жале сморва, которое он в свое время прикладывал к телу. Об активном сопротивлении не могло быть и речи. Как только Ложкин задумывался о том, что может не подчиниться, в виске начинала стучать пронзительно-звонкая боль, постепенно растекающаяся по всему черепу, как расплавленное олово. Минуты такой муки было достаточно, чтобы сломить самое упорное сопротивление. Такие вещи дед делать умел. Однако, Ложкин все же успел сделать кое-что такое, чего дед не предусмотрел.

Он сделал следующее. Снял точные размеры той двери, которую невозможно было закрыть. Затем взял шесть дополнительных килограмм глины и довольно быстро изготовил из этого материала тонкий и прочный лист. Настолько прочный, что даже стальной кернер не оставлял на нем следа. Он работал быстро и точно, чувствуя, что делает именно то, что нужно. Все складывалось удачно, в тот день у него все получалось. Затем, из остатка глины, он изготовил замок и петли.

И четверть часа спустя связь между двумя мирами была перекрыта. Он сам не ожидал, что это получится так просто.

Он повернул ключ в замке, и дверь осталась прочно запертой. Он прислушался к тому, что происходило за тонкой дверью, и ничего не услышал. Совсем ничего; похоже, что дверь экранировала любую связь между двумя мирами, звуковой контакт в том числе. Он повернул ключ в обратную сторону, и тот мир вновь возник, со всеми шумами, запахами, горячим солнцем и порывами мягкого теплого ветра, с лепестками цветов и тяжелыми шмелями, сыто гудящими над ними.

– А ларчик просто закрывался, – сказал Ложкин и спрятал ключ в карман. Дверь он оставил открытой.