КОМАНДАРМ Якир. Воспоминания друзей и соратников. - Иона Якир

- Прочитай мне что-нибудь.

- Тогда слушай.

И он, не повышая голоса, читал на память стихотворения: «Думу про Опанаса» Эдуарда Багрицкого, а потом «Буревестник» Максима Горького.

- В детстве я очень любил эти стихи, - со вздохом сказал папа. - В особенности «Буревестник»... Ну, до свиданья, поправляйся...

На следующий день кто-то позвонил отцу. Он нервно сжал в руке телефонную трубку и даже побледнел. Потом положил трубку на рычаг и долго молчал, опустив голову и вздрагивая плечами. Я с недоумением следил за отцом: таким видел его впервые. Что случилось? Оказалось, что в Ленинграде убит Сергей Миронович Киров, о котором папа часто отзывался как об очень умном, талантливом работнике и выдающемся ораторе.

Мрачный, подавленный, отец ходил по комнатам и несколько раз, ни к кому не обращаясь, повторял:

- Непостижимо!.. Чудовищно!.. Кому это нужно?.. Такой человек!.. Такой большевик!..

Потом срывал трубку телефона и требовал немедленно сообщить новые подробности.

Подробностей, видимо, никто не знал, и отец, схватив фуражку, стремительно вышел из дому - толи в штаб, толи в ЦК Компартии Украины.

С того времени к папе, как члену Центрального Комитета партии, приставили охрану. Он был этим очень недоволен.

- Понимаешь, - говорил он как-то маме, - получается, будто я отгораживаюсь от людей. Это неприятное и мучительное чувство. Куда ни шагнешь - за тобой идут... Не такая уж я персона...

Но пришлось смириться, и теперь в выходные дни, выезжая за город в часть или на новостройки, папа вынужден 6ыл брать с собой в машину и сотрудников охраны. А ведь раньше его спутниками в таких поездках были я и сын шофера Володя Баденков. Чаще всего шофер Шура Баденков устраивался сзади, папа садился за руль, а мы с Володей, тесно прижавшись друг к другу, старались не мешать и только слушали его увлекательные рассказы.

Осенью 1935 года после больших киевских маневров папа снова взял меня с собой в дальнюю поездку. Группа командиров - Бутырский, Подчуфаров, Демичев, Криворучко и другие, фамилий их не помню, выезжали зачем-то на озеро Карма. К ночи, когда густая тьма окутала прибрежные леса и озера, все решили поохотиться и на лодках разъехались в разные стороны.

Я поехал с папой. Было так темно, что становилось жутко, но я помнил «уроки» на кладбище в Харькове и советы у моей постели во время болезни. Старался держаться молодцом.

Свежий ночной ветер шумел в гуще затопленного леса. Папа правил и греб одним веслом и точно причалил к назначенному месту - двум бочкам, стоявшим рядом. Мы влезли в бочки, оказавшиеся охотничьими наблюдательными пунктами.

- Закурим, - сказал самому себе папа и чиркнул спичкой. Крохотный огонек на секунду вспыхнул, затрепетал и тут же погас, отчего вокруг стало еще темнее. - Ну как, охотник, наверное, ждешь от меня очередной истории? Теперь уже некогда, нужно быть наготове.

Вскоре забрезжил рассвет. По озеру пронеслась, разрывая тишину, моторная лодка. Стаи вспугнутых уток взмыли в воздух. Охота началась. Папа стрелял быстро и легко. Выстрелы доносились и из других лодок. Я попросил разрешения выстрелить, и папа протянул мне ружье. Мое боевое крещение оказалось неудачным: отдача отбросила меня к краю бочки, и я чуть было не свалился в воду.

- Эх ты, вояка, - насмешливо сказал папа, отбирая ружье.

Мне было немножко стыдно: ведь в спичечных боях я командовал целыми армиями.

Когда все охотники выбрались на берег и начали поджаривать на костре трофеи, папа попросил своих спутников поделиться впечатлениями не об охоте, а о состоянии укрепленного района. Завязался долгий служебный разговор. Я сидел в стороне и следил, как постепенно гаснет костер и длинные языки пламени становятся бледнее и короче. До меня доносились слова: «Огневые точки», «Секторы наблюдения»... «А если противник»...

Автомашины помчали нас назад, в Киев.

1936 год мне памятен событиями в Испании. Из разговоров взрослых я понимал, что там буржуи-фашисты пытаются задушить молодую красную республику и некоторые наши красноармейцы и командиры просят разрешения поехать добровольцами в Мадрид. Вот, например, совершенно точные слова отца, сказанные по телефону командиру киевской авиационной бригады Бахрушину:

- Товарищ Бахрушин? Здравствуйте. Говорит Якир... Передайте, пожалуйста, вашим энтузиастам - Рычагову, Шмелькову, Бочарову, Ковтуну, Митрофанову и другим, чтобы они взяли по паре чистого белья, крепко поцеловали своих жен и через два часа явились в штаб. Я хочу с ними побеседовать.

Этот разговор происходил вечером. Отец вскоре уехал, а вернулся только под утро. Несмотря на усталость, он выглядел бодрым, шутил и, прерывая разговоры на домашние темы, вдруг произносил:

- Какие замечательные хлопцы! Им бы и жить при коммунизме!

Я задал свой обычный вопрос - почему?

- Потому что эти люди, советские летчики, готовы за друзей, за революционную Испанию отдать свою жизнь. Чистые, храбрые, искренние, боевые хлопцы!

Дни шли за днями. Папа каждую ночь звонил в Москву и справлялся о положении в Испании. Дома, в своем кабинете, повесил большую географическую карту, на которой отмечал боевые действия, приговаривая про себя:

- Но пасаран!.. Но иасаран!..

Мы, ребята, знали значение этих двух слов, ставших боевым девизом испанских республиканцев, и тоже повторили их, обсуждая волновавший нас вопрос: кто победит - красные пли черные?

Как-то вечером у меня собрались мои друзья: Володя Баденков, Юра Сапронов, Дима Затонский, Боря Раскин и Вова Постышев. Неожиданно вошел папа, взволнованный, возбужденный, и предложил:

- Хотите послушать не выдуманную, а настоящую историю?

- Хотим.

- Так слушайте, ребята, и запоминайте. Не так давно из Киева в Испанию отправился наш доброволец, девятнадцатилетний летчик Митрофанов. Хороший, отважный парень, я разговаривал с ним накануне отъезда. На своем самолете он геройски сражался против чернорубашечников, но был подбит и сделал вынужденную посадку. Фашисты сразу кинулись к самолету. У Митрофанова был пистолет. Из этого пистолета он отстреливался до последнего патрона и уложил несколько фашистов. А когда кончились патроны...

Отец замолчал, и мы хором закричали:

- Дальше! Дальше!

- Потом советский доброволец Митрофанов сделал из носового платка фитиль, поджег самолет, чтобы не достался врагу, и взорвался вместе с ним.

Наступила тягостная пауза. Нам было жаль неизвестного летчика Митрофанова, который геройски погиб за Испанию, но выразить свои чувства словами мы не могли, не умели.

А папа продолжал:

- Вместе с Митрофановым в Испанию уехал летчик Бочаров. Его тоже подбили, и он, раненный, сел неподалеку от позиций фашистов. Что в таких случаях делают советские люди, комсомольцы и коммунисты? В плен они не сдаются... Бочаров стрелял, стрелял, надеясь, наверное, последнюю пулю пустить себе в висок. Но просчитался. Последней пулей он убил подбежавшего к нему фашистского офицера и лишь тут убедился, что в обойме пусто.