Человек в высоком замке - Филип Дик

Наклонившись над нею, Джо взял ее за руки и посадил, поддерживая в таком положении.

— В чем дело? Ты ведешь себя как больная.

Он пытливо заглянул ей в лицо.

— Я умираю, — сказала она.

— Это приступ неуверенности. Она тебя все время преследует. Сейчас найдем аптечку и дадим тебе успокоительного. Как насчет фенобарбитала? Да ты еще и голодная с утра. Все будет в порядке. Когда мы доберемся до Абеденсена, тебе ничего не придется делать, только стой рядом со мной. Говорить буду я. Только улыбайся, и все. Если почувствуешь, что он хочет уйти, заговори с ним, тогда он останется. Как только он тебя разглядит, я уверен, он нас впустит, особенно если увидит это декольте на итальянском платье. Будь я на его месте, непременно впустил бы тебя.

— Позволь мне пройти в ванную, — взмолилась Юлиана. — Меня мутит. Пожалуйста.

Она стала вырываться из его рук.

— Мне очень нехорошо, пусти меня.

Джо отпустил ее, и она бросилась в ванную, закрыв за собой дверь.

«Я могу это сделать», — подумала она.

Она щелкнула выключателем, свет ослепил ее. «Я могу это найти». В аптечке, любезно предоставленной гостиницей, лежала пачка лезвий для безопасной бритвы, мыло, зубная паста. Она открыла начатую пачку: да, только одна сторона острая. Она развернула новое, покрытое смазкой, иссиня-черное лезвие.

Из душа текла вода. Она вошла под струю — Боже! — прямо в одежде. Все испорчено.

Платье прилипло к телу. Волосы распрямились.

Ужаснувшись, она споткнулась, едва не упала, пытаясь на ощупь выйти из-под душа. Вода мелкими струйками текла по ее чулкам.

Юлиана начала плакать.

Войдя в ванную, Джо обнаружил ее возле умывальника. Она сняла с себя промокший костюм и стояла обнаженная, одной рукой держась за раковину, склонившись над ней, как бы желая набраться сил.

— О, Господи Иисусе! — воскликнула она, сообразив, что он здесь. — Не знаю даже, что делать. Костюм испорчен, это же шерсть.

Она повела рукой. Джо взглянул по направлению жеста и увидел промокшую одежду.

Очень спокойно, однако лицо его было перекошено, он сказал:

— Что ж, тебе все равно не пришлось бы это надевать.

Белым мохнатым гостиничным полотенцем он вытер ее и повел из ванной назад в комнату.

— Надень на себя белье, надень что-нибудь. Я велю парикмахерше подняться прямо сюда. Она обязана, как говорится в проспекте отеля.

Он снова подошел к телефону и набрал номер.

— Какие пилюли ты мне предлагал? — спросила она, когда он закончил.

— Я и забыл. Сейчас позвоню в аптечный киоск. Нет, подожди, у меня что-то есть. Нембутал или какая-то другая дрянь.

Он бросился к своему саквояжу и стал в рыться в нем.

Когда он протянул ей две желтые капсулы, она спросила:

— А они меня не доконают? — и неловко взяла их в руку.

— Что? — Лицо его нервно передергивалось.

«Сгинет мое лоно, — подумала она, — высохнет плоть».

— Я хочу спросить, не отупею ли я от них?

— Нет. Это сделано фирмой АГ Хемис, дома продается повсюду. Когда мне не спится, я всегда пользуюсь этим. Сейчас я дам тебе воды.

Джо поспешил в ванную.

«Лезвие, — подумала она, — я проглотила его, теперь оно режет мне плоть. Наказание за то, что я, будучи замужем за евреем, якшаюсь с гестаповским убийцей». Она снова ощутила на глазах слезы, которые сжигали ее сердце. «За все, что я совершила, полный крах».

— Дай пройти, — сказала, выпрямившись, она.

— Но ты же не одета!

Он отвел ее в комнату, усадил и тщетно принялся натягивать на нее трусики.

— Нужно, чтобы тебе привели в порядок голову, — сказал он жалобно. — Где же эта женщина?

Она медленно, с трудом выговорила:

— Из волос можно сделать швабру, которой можно отмывать пятна с голого тела. Как ни беги от крючка, он всегда найдет тебя. Крючок Господа Бога.

«Пилюли разъедают меня, — подумала она. — В них, наверное, скипидар или какая-нибудь кислота. Буду гнить заживо до конца моих дней».

Джо взглянул на нее и побледнел. «Должно быть, он читает мои мысли, — подумала она, — с помощью какой-то своей машины, которую я не смогла обнаружить».

— Эти пилюли, — сказала она. — От них какая-то слабость, голова кружится.

— Но ты же не приняла их, — и указал на ее сжатый кулак, и она увидела, что капсулы все еще там.

— У тебя что-то с головой.

Тут же он стал каким-то тяжелым, медлительным, как некая инертная масса.

— Ты очень больна. Мы не можем ехать.

— Не нужно доктора. Сейчас все будет в порядке.

Она попыталась улыбнуться, глядя на его лицо, чтобы по выражению его глаз понять, как ей это удалось. Отражение его мозга, схватившего ее сокровенные мысли.

— Я не могу взять тебя к Абеденсену, — сказал он. — Во всяком случае, сейчас. Завтра, может быть, тебе будет лучше. Попробуем завтра. Мы должны.

— Можно мне опять в ванную?

Он кивнул, едва ее слушая. Она вернулась в ванную и снова закрыла за собой дверь.

Еще одно лезвие из аптечки она зажала в руке и снова вышла в комнату.

— Бай-бай, — сказала она.

Когда она открыла дверь в коридор, он взревел и кинулся за ней.

Вжик!

— Это ужасно, — сказала она. — Они режутся, мне следовало это знать.

«Преграда для тех, кто вырывает сумки. Разным ночным бродягам. Теперь я могу с ними управиться. А этот куда запропастился? Хватает себя за шею, исполняет дикий танец…»

— Пропустил бы меня, — сказала она. — Не стой на дороге, если только не хочешь получить урок. К сожалению, только от женщины.

Высоко подняв лезвие, она подошла к двери и открыла ее. Джо сидел на полу, в позе загорающего, прижав ладони к горлу.

— Гуд бай, — сказала она и закрыла за собой дверь.

Теплый, устланный ковром коридор. Женщина в белом халате, что-то напевая под нос, катит тележку, опустив голову, от двери к двери, проверяя номера. Она оказывается прямо перед Юлианой. Теперь она подняла голову и глаза ее вылезли из орбит, а челюсть отвалилась.

— Ну, конфетка… — говорит она, — ты просто пьяная, тебе парикмахер не поможет. А ну, вернись-ка в номер и надень что-нибудь, пока тебя не вышвырнули из отеля. Боже милосердный!

Она открыла перед Юлианой дверь.

— Вели своему приятелю, чтобы он привел тебя в чувство, а я скажу горничной, чтобы она принесла горячий кофе. Ну, скорее, прошу тебя, иди к себе.

Она затолкнула Юлиану в номер, захлопнула за ней дверь и покатила свою тележку прочь.

Юлиана наконец поняла, что это парикмахерша. Оглядев себя, она открыла, что на ней и вправду ничего нет. Женщина была права.