Человек в высоком замке - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я позвоню шефу СД герру Краусу фон Мееру, — решил он вслух, — и начну горько жаловаться, а потом бранить его всемерно и шумно.
Он набрал телефон, официально зарегистрированный в телефонной книге как телефон охраны военных отправлений аэровокзала Люфтганзы. Услышав ответный сигнал незанятого телефона, он сказал:
— Попробую подпустить истерики.
— Желаю удачи, — сказал генерал Тадеки.
Он улыбнулся.
— Кто это? — послышался голос с явно выраженным немецким акцентом. — Поживее.
Мистер Тагоми закричал изо всех сил:
— Я приказываю арестовать и отдать под суд вашу банду дегенератов, этих обезумевших светловолосых бестий— головорезов, не поддающихся никакому описанию! Вы меня знаете, Фринк? Это Тагоми, советник Имперского правительства. Даю вам пять секунд, или я наплюю на все законы и велю морским пехотинцам забросать ваших людей фосфорными бомбами. Какой позор для цивилизации!
На другом конце провода стали что-то бессвязно лепетать. Мистер Тагоми подмигнул мистеру Бейнесу.
— Мы ничего не знаем.
Голос был как у студента, провалившегося на экзамене.
— Лжец! — загремел мистер Тагоми. — Значит, у нас нет выбора.
Он швырнул трубку.
— Несомненно, это просто жест, — сказал он, обращаясь к Бейнесу и Тадеки. — Но в любом случае вреда от этого не будет. Всегда есть какая-то возможность вызвать нервозность даже у СД.
Генерал Тадеки начал что-то говорить по телефону, но в этот момент раздался чудовищный удар в дверь кабинета. Тадеки замолчал. В ту же секунду дверь распахнулась.
Два дюжих белокурых молодчика, оба вооруженные пистолетами с глушителями, бросились к мистеру Бейнесу.
— Это он, — сказал один из них.
Мистер Тагоми, упершись в стол, направил на них свой допотопный кольт сорок четвертого калибра, предмет вожделений многих коллекционеров, и нажал на спуск. Один из эсэсовцев упал на пол, другой мгновенно повернул свой пистолет в сторону мистера Тагоми и выстрелил в ответ. Мистер Тагоми не услышал выстрела, только увидел тонкий дымок из глушителя и услышал свист пролетевшей рядом пули. С затмевавшей все рекорды скоростью он оттягивал курок своего револьвера однократного действия и стрелял снова и снова.
Эсэсовцу разворотило челюсть. Куски кости, частицы плоти, осколки зубов разлетелись в разные стороны. Мистер Тагоми понял, что попал в рот. Ужасно уязвимое место, особенно если пуля на взлете.
В глазах лишившегося челюсти эсэсовца все еще теплилась какая-то искорка жизни. «Он все еще воспринимает меня», — подумал мистер Тагоми. Затем глаза эсэсовца потускнели, и он рухнул на пол, выпустив из рук пистолет и издавая нечеловеческие захлебывающиеся звуки.
— Меня тошнит, — сказал мистер Тагоми.
Больше никто не появлялся в открытой двери.
— По-видимому, все кончено, — сказал генерал Тадеки, немного обождав.
Мистер Тагоми, занятый утомительной трехминутной операцией по перезарядке, приостановился и нажал кнопку интеркома.
— Вызовите «скорую помощь», — распорядился он. — Здесь тяжело раненный бандит.
Ответа не было, только ровное гудение.
Наклонившись, мистер Бейнес подобрал оба принадлежавших немцам пистолета.
Один из них он протянул генералу, а другой оставил себе.
— Теперь мы и вовсе задавим их, — сказал мистер Тагоми.
Он снова уселся за стол, как и прежде, с кольтом сорок четвертого калибра в руке.
Теперь в кабинете весьма внушительно вооруженный триумвират.
Из приемника послышался голос:
— Немецкие бандиты, сдавайтесь!
— О них уже позаботились, — отозвался мистер Тагоми — Они валяются мертвыми и умирающими. Входите и Удостоверьтесь.
Робко появилась группа служащих «Ниппон Таймс Билдинг». У некоторых в руках было оружие против нарушителей: топоры, ружья, гранаты со слезоточивым газом.
— Весьма благопристойный повод, — сказал мистер Тагоми, — чтобы правительство ТША в Сакраменто могло без колебаний объявить войну Рейху.
Он оттянул затвор своего револьвера.
— И все же с этим покончено.
— Они будут отрицать свою причастность, — сказал мистер Бейнес. — Стандартная, отработанная техника, применявшаяся бессчетное число раз.
Он положил оснащенный глушителем пистолет на стол мистера Тагоми.
— Сделано в Японии.
Он вовсе не шутил. Это было правдой: великолепный японский спортивный пистолет.
Мистер Тагоми проверил его.
— И не немцы по национальности, — добавил мистер Бейнес.
Он достал бумажник одного из белых, того, который был уже мертв.
— Гражданин США, проживает в Сен-Хосе. Ничто с СД его не связывает. Фамилия Джек Сандерс.
Он отшвырнул бумажник.
— Просто бандитский налет, — сказал мистер Тагоми. — Мотив — наш запертый подвал, нисколько не связанный с политикой.
Трясясь, он встал на ноги.
В любом случае попытка убийства или похищения со стороны СД провалилась, по крайней мере первая. Но совершенно ясно, что им известно, кем является мистер Бейнес, и та цель, ради которой он сюда прибыл.
— Прогноз, — сказал мистер Тагоми, — весьма удручающий.
В этот момент он подумал о том, какая польза была бы сейчас от Оракула. Возможно, он смог бы защитить их, предупредить и прикрыть своим советом.
Все еще не в состоянии унять дрожь, он начал вытаскивать сорок девять стебельков тысячелистника. Он решил, что в целом положение неясное и ненормальное, человеческому мозгу его расшифровать не дано, только объединенный разум пяти тысяч лет способен на это. Немецкое тоталитарное общество напоминает какую-то ошибочную форму жизни, намного худшую, чем естественные формы. Худшую во всех отношениях, сплошное попурри бессмысленности.
Он подумал, что здесь местные агенты действуют как инструменты политики, полностью не соответствующей намерениям головы в Берлине. В чем смысл этого сложного существа? Чем в действительности является Германия? Чем она была? Всецело похожая на разлагающуюся на части кошмарную пародию проблем, с которыми обычно сталкиваются в процессе существования.
Оракул может разобраться в этом. Даже в таком сверхъестественном отродье, как фашистская Германия, нет ничего непостижимого для «Книги перемен».
Мистер Бейнес, видя, как отрешенно мистер Тагоми манипулирует с горстью стебельков, понял, насколько глубоко душевное потрясение этого человека. «Для него, — подумал мистер Бейнес, — это событие — то, что ему пришлось убить и искалечить этих двоих, — не только ужасно, для него это непостижимо. Что бы мне сказать такого, что утешило бы его? Он стрелял ради меня, следовательно, на мне лежит моральная ответственность за эти две жизни, и я беру ее на себя. Так себе я это представляю».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});