Сулейман Великолепный. Величайший султан Османской империи. 1520-1566 - Гарольд Лэмб

Катастрофа в Алжире, хотя и замалчивавшаяся, оказала немедленное воздействие на развитие европейской политики. Узнав от своих агентов о случившемся, импульсивный король Франции денонсировал свое соглашение со своим старым противником – императором. Габсбурги были вынуждены пожинать плоды своей неудачной конфронтации с османским султаном. Между тем бейлербей моря совершал по собственной прихоти набеги на итальянское и испанское побережья, подверг осаде Ниццу и зимовал в Тулоне в качестве гостя французского двора.

Как бы то ни было, Хайр эд-Дин Барбаросса победил в конфликте с половиной Европы. Он сделал Сулеймана непризнанным хозяином Средиземноморья.

Поколение спустя Мигель де Сервантес, высмеивая закованных в латы конкистадоров своего времени в бессмертном образе Дон Кихота, писал: «Мир был уверен, что турки непобедимы на море».

Глава 4

ПОХОДЫ В АЗИЮ

Семь лет назад, в июне 1534 года, Сулейман еще не был ожесточен против европейцев. Его цели в отношении Европы оставались прежними. Но что-то повлекло его в Азию и сделало по существу азиатом. После четырнадцатилетней войны в Европе Сулейман Великолепный впервые отправился верхом на родную землю своих предков, двигаясь по следам султана Угрюмого – Селима. Перед этим лишь постарался завершить европейские дела, замирившись с Габсбургами. К этому времени умерла мать султана – Хафиза, Гульбехар удалилась в добровольную ссылку, с Сулейманом осталась его жена Роксолана. В душе султан уже понял, что ему никогда не войти в европейское сообщество. Он турок и останется турком.

Что же он был намерен делать теперь? Сулейман ни с кем не делился своими планами. Самый могущественный монарх в Европе, он скрывал свои мысли даже от своих ближайших советников. Он назначил сераскера Ибрагима командовать армией, послав заносчивого грека добиваться лавров на поле боя. В море остался его новый флот под командованием крестьянина с одного из островов – султан ни разу не посещал ни одного военного корабля.

Он был мягок душой? Видимо, да. Недаром Даниэль ди Людовизи писал, что у султана «меланхоличный характер, более пригодный для досуга, чем для дел. Говорят, его редко что-то беспокоит. В нем нет ни силы, ни расчетливости, необходимых для такого великого монарха. Он передал управление империей в руки своего Великого визиря Ибрагима, без совещания с которым ни он, ни его двор не принимаются за серьезное дело. Между тем Ибрагим не советуется в делах со своим господином».

Знакомые слова. В сущности, то же самое говорил и Ибрагим. Людовизи высказал лишь часть правды – то, что он узнал из болтовни дипломатов. В действительности же все обстояло не совсем так. В открытом море Барбароссе тоже казалось, что он сам себе хозяин, однако Сулейман руководил им так, словно привязал бейлербея к себе шелковой нитью. И Ибрагим на практике делал то, что желал султан. Сулейман обладал стальной волей, хотя она и не проявлялась открыто. Может, он как раз боялся больше всего своего крутого нрава.

Для чего он тогда предпринял поход в Азию? Сулейман доверял Роксолане, но она была не из тех, с кем стоило говорить о таких вещах. Он не взял ее с собой в продолжительный поход. Тайну Сулеймана приоткрывают его же слова, содержащиеся, однако, не в лаконичном дневнике, а в написанных газелью стихах под названием «Он тот, кто ищет друга».

Тот, кто выбирает бедность, не нуждаетсяв величественных дворцах.Не хочет он ни хлеба, ни милостыни,но лишь испытания болью.

Здесь можно уловить страдание, которое еще ярче проявляется в других строках, в которых автор говорит, что человека с израненной душой не радует цветущий сад. А в одном месте султан выражается вполне определенно:

То, что люди называют властью,это вселенская борьба и бесконечная война.Единственная радость на земле —уединение отшельника.

Сулейман выражает свои устремления вполне отчетливо. Ему не нужна империя конфликтов и власть. Кажется, он сознавал тщетность всего этого, потому что затрагивает тему религиозного уединения, подобно человеку, которого уже ничего не волнует. Но и отшельничество, увы, не его стезя.

С твердой решимостью султан пустился на поиски утопии в Азии, которой не нашел в Европе.

Добродетельный фламандец находился при турецком дворе в качестве посла и содержался в почетном плену. У него была редкая возможность изучать Сулеймана в годы наивысшего напряжения его деятельности. Поскольку Огир Гизелин де Бусбек был также философом и страстным натуралистом, он собрал во время походов в Азию вместе с султаном необычный зверинец – ручную рысь и журавля, тянувшегося к общению с солдатами. Журавль маршировал рядом с военным строем и даже отложил яйцо для одного солдата. Ручная свинья использовалась с особой целью. Фламандец посылал вместе с ней сумку с секретными письмами, зная, что правоверные турки не тронут животное, относящееся мусульманами к оскверненным.

Бусбек наблюдал за жизнью султана и его окружения так близко, как не удавалось никакому другому иностранцу. Он был свидетелем буйного праздника Байрам, следующего за ежегодным постом.

«Я дал указание слугам предложить одному солдату деньги за место в его палатке, расположенной на возвышении, откуда были видны шатры Сулеймана и знати. Я пришел туда во время восхода солнца. Увидел, как на равнине собралось большое число голов в тюрбанах, в глухом молчании следивших за муллой, который произносил молитвы. Каждый занимал положенное ему место. Ряды участников богослужения, подобно многочисленным заборам, расположились на различном расстоянии от султана.

Это была очаровательная сцена – роскошные одежды под белыми как снег чалмами. Никто не прокашлялся, не шевельнул головой. Потому что турки говорят: „Если вам приходилось говорить с пашами, вы вели себя почтительно. С каким же благоговением вы должны относиться к Аллаху?!“

Когда богослужение закончилось, ряды молящихся расстроились и вся равнина покрылась бесформенной массой людей. Появились слуги с завтраком для султана. Когда их заметили янычары, они взяли блюда в свои руки и стали важно пробовать пищу в обстановке общего веселья. Такая вольность позволяется обычаем».

Находясь рядом с военным лагерем, осторожный фламандец, рискуя, пробрался в него инкогнито и сравнивал свои наблюдения с виденным им в военном лагере европейцев:

«Я оделся так, как обычно одеваются в этих местах христиане, и вышел с одним-двумя спутниками. Первое, что меня поразило, – это то, что каждое воинское подразделение располагалось в отведенном ему месте. Покидать расположение части солдатам не разрешалось. Везде поддерживался строгий порядок: тишина, никаких ссор и конфликтов. Кроме того, в расположении части чисто, никаких экскрементов и отбросов. Для отправления солдатами естественных надобностей вырываются ямы, которые по мере наполнения засыпаются землей.