Аналогичный мир - 3 (СИ) - Татьяна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он кивает. Чего уж тут не понять…
… Чак вздохнул. Битый трепал долго, натрепал много, и больше с Битым никаких дел иметь нельзя. Начнут Битому язык укорачивать, так и тех, кто рядом, прихватят. Так что… в Колумбии Бредли наездами, птица высокого полёта, так что говорить надо с Трейси. А он лопухнулся тогда, дал себе волю, и вот… если Трейси беляков за слово отстреливает, то что за ту оплеуху устроит… Чак передёрнул плечами, как от озноба. Но и другого варианта, как ни крути, нет.
Рождество в госпитале праздновали широко. В столовой возвышалась увешанная игрушками — самодельными и покупными — ёлка, под ёлкой лежали и прямо на ветках висели кульки и пакетики с подарками. И все подписанные. Ищешь свой и снимаешь. Тихий «святой», как объяснила парням тётя Паша, вечер и отпраздновали тихо: степенно поужинали, кто хотел, пошёл в госпитальную «русскую» церковь, а вот с утра и началось веселье. Конечно, работа работой, и кому выпало дежурить, тому выпало, но плановых операций нет, процедуры — только «жизненно необходимые», а массаж к таким не относится. Два дня парни отчищали, отмывали и надраивали всё, до чего смогли дотянуться, и теперь гуляли, как никогда в жизни. Многие пошли в город: людей посмотреть и себя показать. А что, почему и нет, «ёлочные» деньги все получили, ну, и потратили, конечно, так что есть чем похвастаться.
Андрей тоже собирался в город и уже оделся на выход, но всё же решил сначала забежать в пару палат. Он, как и остальные, часто дежурил в реанимации, у тяжёлых, и со многими у него сохранялись, ну… ну, скажем так, сердечные отношения, хотя лежали эти «ранбольные» уже в обычных палатах. Сейчас таких было двое. И хотя все раненые получили ещё вчера кулёчки с рождественскими подарками, Андрей сделал ещё два от себя, сам склеил, надписал, раскрасил. Кулёчки маленькие: по три конфеты и мандаринке в каждом, но на большее у него денег нет. Он ещё за пуловер не расплатился, а купил непромокаемую куртку с капюшоном, блестящую, с цветными молниями, и книги купил, да и остальным тоже подарки делал, так что… ладно. Тётя Паша им всё повторяла, что дорог не подарок, а любовь.
В госпитальных коридорах просторно и чуть заметно пахнет хвоей. Почти во всех палатах маленькие ёлочки, а для ходячих в игровом зале — большая. Народу немного: на Рождество остались только те, кому никак не встать, и у них почти у всех посетители. Но это местные, а ему на этаж к раненым. Халата он не надел: он ведь сегодня тоже… посетитель.
— Здравствуйте, с Рождеством вас.
Седой мужчина отложил книгу и приподнялся на локте.
— Здравствуй, Андрей, и тебя с Рождеством. Ты что без халата сегодня?
— А я к вам так, — Андрей широко улыбнулся, не зная, как точно назвать себя.
— В гости, значит, — пришли ему на помощь. — Ну, спасибо садись. Раз так, то гостем и будешь.
Андрей сел на стул у кровати и протянул свой кулёк.
— Вот. От меня вам с Рождеством.
— Спасибо, — седой взял кулёк. — А у меня и отдарка нет, хотя…
— Нет-нет, — замотал Андрей головой.
— Нет уж, — улыбался седой. — Давай уж, как положено.
Он взял с тумбочки казённый кулёк, открыл и протянул Андрею.
— Бери что хочешь.
Андрей взял маленькую карамельку в золотой обёртке, и седой, удовлетворённо кивнув, убрал кулёк на прежнее место. Встретившись глазами с Андреем, улыбнулся:
— Бриться ещё не могу, а с остальным справляюсь.
В его голосе прозвучала хвастливая нотка. Вместо правой руки у седого культя, кончавшаяся двумя выростами-пальцами, сделанными ему врачами, а левой руки нет по самое плечо. И обе ноги выше колен ампутированы, и… И Андрей знает, что там ещё много чего было. И седым мужчина стал уже здесь, а так-то он ещё молодой.
— Как снаружи, Андрей?
— То льёт, то моросит.
— Не зима, а паскудство. Чёрт-те что, чтоб на Рождество и снега не было.
Андрей согласился. Снег и ему нравился. Они поговорили о погоде, ещё о пустяках, и Андрей попрощался.
В коридоре он довольно улыбнулся. Ну вот, а то яду просил, жить не хотел… А если ещё и родные найдутся, так будет совсем хорошо. А теперь надо к Колюне зайти. Того только-только из реанимации перевели. Но не в общую, а в интенсивную терапию.
Сокращая дорогу, Андрей пошёл через этаж, где лежали «местные». И он уже подходил к лестнице, когда его окликнули по-английски.
— Эй, парень, — и совсем неожиданное: — Красавчик!
Андрей остановился и медленно, полуобернувшись, посмотрел через плечо.
— Не узнаёшь?
Белый, высокий, на костылях, в госпитальной пижаме… Но… Но он знает этого беляка… Да, знает. Страшным усилием Андрей подавил поднимающуюся к горлу холодную волну страха и кивнул.
— Да. Узнал.
— Я тоже тебя узнал, ещё вчера, — улыбался белый. — Зайди.
И, не ожидая его согласия, повернул к маленькой одноместной палате-боксу. Помедлив, Андрей пошёл за ним.
В палате белый сел на кровать, а Андрей остался стоять у двери.
— Я рад, что ты выжил, — белый улыбается искренне, в его голосе нет ни насмешки, ни злобы, и смотрит он, явно и тоже искренне любуясь Андреем. — Я как увидел тебя, сначала даже не поверил. Думаю, быть не может, а потом пригляделс и узнал. Ты давно здесь?
— С февраля, — разжал губы Андрей и почувствовал облегчение: он уже дважды смог обойтись без положенного обращения «сэр».
— О! — удивился и даже будто восхитился белый. — Да чего ты у двери, подойди.
И похлопал ладонью по кровати рядом с собой. Как когда-то. Андрей судорожно сглотнул и заставил себя не подчиниться. Вслепую за спиной нашарил ручку двери и вышел из бокса.
И перевёл дыхание только возле палаты, где лежал Колюня. Николай Авдеев, подорвавшийся на мине сапёр, чудом доживший до госпиталя и буквально собранный по кусочкам Аристовым и остальными хирургами. Андрей несколько раз вдохнул и выдохнул, вытер рукавом лицо и заставил себя забыть того беляка, своего последнего хозяина, что купил его на торгах и держал у себя до зимы, и отдал той банде, откупился им, спасая свою жизнь. Андрей ещё раз вытер лицо, уже ладонью и открыл дверь палаты.
— Здравствуй, Колюня, с Рождеством тебя.
— Андрей? — по подушке катнулась наглухо забинтованная с щелью для рта круглая голова. — Здравствуй, и тебя с Рождеством.
Андрей подошёл и сел рядом, подставив своё колено под щупающую воздух ладонь. Тоже забинтованную в культю, с узкой полоской голой кожи у запястья. А дальше опять бинты, до плеча, а там, у основания шеи, ещё полоска тела. Колюня запястьем провёл по колену Андрея.
— Ты не в халате, что ли?
— Нет, в джинсах, — улыбнулся Андрей. — Я не работаю сегодня. Праздник же.
— Ага, понял.
— Вот, это тебе подарок от меня.
Андрей вложил кулёк в ладонь Колюни и осторожно, мягкими прикосновениями, помог открыть и ощупать конфеты и мандаринку. Мандаринку Колюня поднёс к лицу, вдохнул её запах и негромко засмеялся.
— Пахнет как хорошо. Спасибо, Андрей.
— Очистить тебе?
— Давай. И напополам.
Андрей взял у Колюни мандаринку, очистил её, раскладывая корки на его груди, чтобы Колюня чувствовал запах.
— Жухать не вздумай, — грозно сказал Колюня. — Одну мне, одну себе. Понял?
— Понял, — кивнул Андрей. — А если…
— А они всегда чётные, — хитро улыбнулся Колюня.
Они съели мандаринку. Андрей честно и очень старательно чмокал, изображая еду. Но когда мандаринка закончилась, Колюня усмехнулся:
— А и здоровенная же, больше апельсина. На двадцать долек, что ли?
— Я не считал, — рассмеялся Андрей.
— Жухала ты, — покорно вздохнул Колюня. — Жучила. Ты корки мне на тумбочку положи, ладно? И… и можно попросить тебя?
— Можно, конечно. Чего сделать?
— Т ы в город пойдёшь когда… — медленно начал Колюня.
Андрей ждал просьбы чего-нибудь принести и уже решил, что займёт и купит, но просьба оказалась настолько неожиданной, что он растерялся. И даже подумал, что не так понял.
— Ты же на танцы пойдёшь, святки же сейчас, — медленно говорил Колюня. — Так ты один танец за меня спляши, ладно? Ну, будто это я. Мне-то… мне, видно, не плясать больше. Так ты за меня. Выгляди девчонку получше и пригласи. Ладно? Сделаешь?
— Д-да, — не очень уверенно пообещал Андрей.
Бледные губы Колюни дрогнули в улыбке.
— Сколько тебе лет, Андрей?
— Восемнадцать полных.
— Молодой ты ещё, тебе непонятно, конечно, ладно, забудь.
— Нет, — твёрдо ответил Андрей. — Сделаю.
— Спасибо, — серьёзно поблагодарил Колюня. — Как там, льёт?
— Иногда моросит, — улыбнулся Андрей.
И пошёл опять разговор о снеге, что на святках и без снега… паскудство одно.
— Я завтра зайду, — встал Андрей.
— Заходи, поболтаем, — улыбнулся ему Колюня. — Счастливо отпраздновать.