Лабиринты памяти - Кристина Робер

– Ада, как ты поняла, достаточно раскрепощенное создание. И несмотря на свою тайну, она, по ходу, реально влюбилась – ну, или что у нее там в голове – и не сразу сообразила, что во время… ну…

– Секса, – с усмешкой подсказала Ника.

– Да, – смущенно кивнул Алекс, – именно во время этого самого… Черт, прекрати улыбаться так!

– Ты смотри, какой скромный мальчик. В этом здании есть хоть одно место, куда тебя не заносило с определенными целями?

– Воу. Ты очень плохо меня знаешь.

Ника скептически выгнула бровь.

– Короче, я очень внимателен в такие моменты к девушкам и сразу обнаружил тату, – выпалил Алекс. Выглядел он таким смущенным, что Ника едва сдержала смех. – Только мне потребовалось время, чтобы понять, что это такое.

– Так ты начал встречаться с ней не потому, что подозревал?

– Не совсем. Она была навязчивой и сама ко мне пришла. Да и после того случая на крыше чисто интуитивно я знал, что с ней что-то нечисто, – на полном серьезе сказал Алекс и, немного помолчав, уже с улыбкой добавил: – но я не жалуюсь, она же далеко не уродина.

– Она убила Дженни!

Алекс вскинул брови, и Ника поняла, что ее аргумент притянут за уши. Если отбросить все особые обстоятельства, они с Маркелом были не лучше Блодвинг.

When you feel my heat, look into my eyes.

It’s where my demons hide,

It’s where my demons hide.

Don’t get too close, it’s dark inside.

It’s where my demons hide…[13]

– Сегодня я впервые за долгое время не чувствую той необъяснимой ярости по отношению к тебе, – сказал Алекс. Его взгляд скользнул вверх – к веточке омелы, одиноко свисающей с потолка на краю танцпола.

Он нежно коснулся ее щеки и осторожно убрал за ухо спадающие на лицо пряди. Взгляд его был требовательным, как будто просил разрешения.

– Не надо, – выдохнула Ника. Внутри все скрутило в жгуты, и сердце буквально молило сдаться. – Пожалуйста.

– Жуть как хочется, – прошептал Алекс. Зрачки в изумрудных глазах расширились и бешено пульсировали.

Что-то внутри проснулось и яростно забилось в груди. Ника вновь почувствовала страх и желание убежать, но сейчас, наравне с этим необъяснимым порывом, ей так же безумно захотелось поддаться соблазну. Алекс наклонился к ней, и его губы замерли в нескольких миллиметрах от ее губ. И вдруг он неожиданно издал слабый стон сожаления и мягко поцеловал ее в лоб, а затем крепко прижал к себе.

– В какое же дерьмо я вляпался…

С губ Ники сорвался нервный смешок, и она ответила на его объятия, опустив голову на грудь. В затихающий бит песни ворвался неистовый стук его сердца, и Ника закрыла глаза, позволяя себе раствориться в странном, чуждом ей волнении. Пусть всего лишь на мгновение.

– Ты нравишься мне, – вдруг сказал Алекс, отстранившись и посмотрев ей в глаза. Уголки его губ дернулись вверх. – О-очень нравишься. И мне будет чертовски сложно просто дружить. И иногда меня может заносить. И тебе придется самой держать дистанцию.

– Мне самой придется держать границу, все просто, – повторила Ника.

– Но я не расстроюсь, если ты передумаешь.

– Я буду держать дистанцию.

Стамерфильд прожил еще пятнадцать лет. Поговаривают, что он свел счеты с жизнью и сделал бы это значительно раньше, если бы не сын. Преемник, которого Стамерфильд растил за закрытыми дверьми. Бессонными ночами, играя на флейте под луной, я видел, как молодой наследник прогуливался вдалеке в компании Джей Фо – единственного существа, которому Стамерфильд мог вверить безопасность своего сына.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 16. Что нужно человеческой душе

Колледж Корпус-Кристи Кембриджского университета

Февраль 2017 года

– Все, что вы рассказали мне, очень впечатляет, – задумчиво разглаживая седую бороду, произнес профессор Самартин. – Не думал, что при жизни узнаю, что этот народ все еще существует.

– И я удивился, – кивнул Алекс. – Но сомнений нет: на ее теле татуировка, и убитая девочка, о которой я говорил, стерта из памяти всех моих одноклассников. Правда, почему эта магия не подействовала на меня – большой вопрос.

Профессор снял прямоугольные очки, протер их салфеткой и вновь водрузил на нос. Так неспешно, что в другой раз это бы вызвало раздражение, но Алекс знал: чем медленнее тот двигался, тем усерднее думал.

Алекс откинулся на спинку кресла и терпеливо уставился на профессора. Самартин был выходцем из Небесных земель, но лет двадцать назад принял решение перебраться в этот мир и посвятить себя обучению студентов древним языкам и мифологии. Алекс иногда обращался к нему за исторической справкой, ведь знания профессора в области миров были колоссальными!

– Что ты хочешь знать? – наконец спросил Самартин.

– Степень их опасности, – сразу же ответил Алекс. – На моей земле мало сведений о безликих. А я лишь знаю, что эти существа могут превращаться только в тех людей, кого лично лишили жизни.

– Это не совсем так, – покачал головой профессор. Мужчина поднялся из кресла и, сложив руки за спиной, подошел к веерному окну. Солнечный свет заливал его морщинистое лицо, и Алекс в который раз поймал себя на мысли, что Самартин никакой не преподаватель, а самый настоящий волшебник. – Безликие рождаются без важных для нас частей лица – с белыми зрачками и полным отсутствием рта. По природе своей они слепы, и в первые годы выживать им помогают инстинкты.

– Как же они питаются?

– На внутренних сторонах ладоней у них особые отметины. – Самартин продемонстрировал свою руку и ткнул пальцем в середину ладони. – Когда существо голодно, отметины раскрываются и всасывают пищу. Поэтому по большей части безликие – вегетарианцы.

Алекс не сдержал усмешку, и Самартин улыбнулся.

– Почти в каждом из своих источников я находил намеки на их нравственность и чистоту. Да, природой им дано убить и получить обычную жизнь, но лишить жизни другого человека ради собственного успокоения – это грех. А они не греховны.

– Это не показатель. В этом мире среди преступников полно якобы истинно верующих.

– Да, – охотно кивнул профессор. – Но знаешь, в чем разница между обычными людьми и магическим народом? Вторые слишком рьяно отстаивают свое право быть частью всех миров, и традиции для них – это далеко не пустые слова и маски. Однако, – Самартин одернул клетчатый пиджак и вновь опустился в кресло, – за несколько столетий, в течение которых безликие исчезали с радаров магических исследователей, все могло измениться. Убив впервые, существо получает возможность принимать облик своей жертвы, и только. Но чем больше таких грехов в его портфеле, тем вариативнее может быть их внешность.

– То есть, убивая снова и снова, они как бы прокачивают свои навыки? И могут уже превращаться не только в тех, кого убили?

– Все верно. Их тело становится гибким, а так как первородные инстинкты у этого народа развиты сильнее, мысль может заставить конечности обретать любую желаемую форму.

Вот это поворот. Может, безликим не чужды любовь и симпатия, и, может, Блодвинг действительно прониклась к нему чувствами, но это вряд ли что-то меняет. Ада – убийца, и один бог знает, где проходят границы ее так называемой греховности. Убила ли она только Дженни или успела добраться до кого-то еще? Что ей понадобилось в Лондоне, в пансионе, в год, когда там каким-то чудесным образом оказались наследники обеих земель? Алекс хоть и заверял Нику, что беспокоиться не о чем, но сам все время думал об этом. Блодвинг была опасна, и, возможно, куда опаснее, чем он мог предположить.

– Я бы хотел обсудить эту тему со своими студентами, – сказал профессор. – Иногда в процессе дискуссии они выдают такие фантастические мысли, на которые мой преподавательский ум в силу скепсиса и ограничений давно уже не способен.

– Легко рассуждать свободно о том, что ты считаешь выдумкой, – предположил Алекс и потянулся к своему портфелю.

Профессор одобрительно кивнул.

– Значит, мои труды не пропадут даром и вам это может пригодиться. – Алекс извлек увесистую картонную папку и протянул Самартину. – Набросал вечером.

В ней лежали монохромные карандашные рисунки девушки-безликой. На одном – существо в своем истинном воплощении, безротое и слепое, на других – последовательность его превращений в другого человека. На деле Алекс не видел, как это происходит, поэтому подключил фантазию. Профессор восхищенно перебирал рисунки, к некоторым наклонялся ближе, желая лучше