Шаман - Кристофер Сташеф

Лукойо сдержал готовые вырваться слова раздражения и продолжил обучение лучников. К счастью, в Кашало нашлись опытные строители. На складах отыскалось много бревен, привезенных с севера. Они лежали там вперемежку с редким дорогим деревом с юга и строительным камнем. Король утихомирил огорченных купцов — напомнил им, что если на город нападут ваньяры, то от их товаров не останется и следа, да и живы они не будут — ни они, ни их жены, ни дети. Купцы открыли склады, ворча насчет того, что надо бы все же с ними рассчитаться ими вернуть им строительные материалы после того, как гроза минует. Словом, все были при деле: торговцы, рыбаки и рабочие по очереди упражнялись на стрельбище, а потом трудились на сооружении крепостной стены, где строители учили их тому, как строить, наверное, самое дорогое на свете укрепление: обычные ель и сосна соединялись в этой стене с гранитом и базальтом из близлежащих каменоломен, но местами к ним примешивались мрамор, кедр и черное дерево.

И все это время посыльные короля не сидели без дела, хотя людям на глаза попадались редко. Многие из почитателей Улагана исчезли, потом их нашли, разъяренных, но невредимых, в погребе под королевскими палатами. Единственного жреца, который отважился покинуть храм Улагана, обнаружили убитым под деревом, в луже крови. После этого случая другие жрецы предпочли носа из храмов не высовывать.

Пока происходило все это, Огерна и Нориля видели только издалека. Они бродили за колоннами храма Ранола. Но оттуда, от колоннады, тянулись облака пара, насыщенного едкими и непривычными запахами. Все гадали, какой это магией занимаются кузнец и жрец, однако стоило кому-то полюбопытствовать, как этот любопытный тут же исчезал в тени. Эти любопытные и были одними из первых, кого впоследствии обнаружили в погребе под дворцом. Они кричали и пытались доказать, что ни в чем не виноваты, но король слушал их крайне недоверчиво, ибо у всех этих «невинных» имелись татуировки в виде головы шакала, что изобличало преданных почитателей Улагана.

Как только лазутчики сообщили, что войско ваньяров находится в считанных днях пути от строящейся городской стены, Огерн оставил занятия магией Норилю и жрице богини Рахани — этой жрице Нориль доверял, да она и сама предложила свою помощь. Так что Огерн ушел от них, собрал небольшой отряд королевских воинов, чтобы повести их на врагов.

— Почему это ты нас поведешь? — возмутился начальник гвардии. — Мы были воинами всю нашу жизнь. А ты? Ты — только тогда, когда тебе это нравилось!

— Я был воином, — поправил его Огерн. — И я им остался. Бири — всегда воины, даже тогда, когда они охотятся или рыбачат, даже тогда, когда они куют железо. А лесной воин знает такие хитрости, какие неведомы воинам, привыкшим сражаться на поле.

Начальник гвардии набычился, сощурил глаза.

— И у тебя хватает дерзости заявлять это нам в лицо?

— Хватает. И я сделаю еще кое-что, — кивнул Огерн. — Я докажу, что все именно так, как я говорю, но только тем из ваших людей, кого я выбрал, а не тебе. Законы города ты знаешь, так что останешься тут и возглавишь оборону.

Начальник гвардии покривился:

— Это — твое боевое искусство? Ты уведешь войско стену, а я буду командовать оставшейся горсткой здесь.

— Верно, — кивнул Огерн. — Но лучниками будет командовать Лукойо.

— Я останусь здесь? — возмутился полуэльф. — Да я вдвое хитрее тебя, охотник! Вдвое увертливее! Вдвое ловчее!

— Вдвое — как лучник, — согласился Огерн.

Лукойо вздернул подбородок.

— Ты знаешь только леса! А меня растили в полях. Мы шли за большими стадами. И уж конечно, привычки этих коневодов мне яснее, чем тебе!

— Я сумею разобраться, — отрезал Огерн. — Стоит мне только увидеть, куда покатятся их колесницы. Ты должен остаться, Лукойо. А как только настанет время выводить лучников, ты их выведешь.

С этими словами Огерн ушел.

С собой он взял двадцать человек. Они пошли вдоль берега реки, русло которой пролегало футов на десять ниже поверхности равнины. Огерн шел на север — туда, где заметили ваньяров, и по пути учил свой отряд тому, как прятаться среди скал и кустов. К тому времени, когда отряд добрался до ваньяров, все научились скрываться за считанные мгновения. Хороший следопыт разыскал бы спрятавшихся, разыскал бы и воин, знавший, что где-то рядом затаились враги, а вот ваньяры бы их не нашли.

Как только запахло ваньярскими кострами, отряд Огерна ушел в прибрежную тень, и все друг за другом стали перебегать от камня к камню, от куста к кусту, как научил их Огерн. Увидеть кашальцев было можно, но для этого надо было их специально высматривать. А у ваньярских женщин, что выходили к реке полоскать белье и набирать воду, такого желания явно не наблюдалось. Воины замирали на несколько мгновений, потом осторожно скрывались с глаз и выжидали до тех пор, пока ваньярские рабыни не уходили с берега. Затем воины под предводительством Огерна снова пошли вперед и шли до тех, пока не учуяли запах множества лошадей. Тогда весь отряд улегся на землю и дальше передвигался ползком — увидеть их можно было только острым, наметанным глазом. Отряд затаился до темноты и дождался, пока стихнут песни и ругань. Когда стало тихо, Огерн дал своим людям знак, собрал их и еле слышно проговорил:

— Найдите дозорных и первым делом уберите их. Потом отвяжите лошадей.

— А убивать не надо? — прошептал юноша, глаза которого полыхали огнем.

— Только тогда, когда будем уходить из лагеря, — твердо сказал Огерн.

И отряд принялся за дело. Бесшумно и ловко сновали воины Огерна мимо шатров, откуда доносились сопение и храп, мимо рабов, которые, обессилев, спали на сырой земле. Один за другим кашальцы оказывались за спинами у дозорных. Только одному из дозорных удалось вскрикнуть, но его крик тут же прервался. Гарроты делали свое дело быстро. Добровольцы, которые пошли с Огерном, давно состояли на службе в королевской гвардии. Им и прежде случалось убивать, когда на них нападали преступники. Теперь же гвардейцы с мрачными лицами совершали нападения сзади, а ваньяры корчились и извивались в их руках. Огерн предупредил своих подчиненных, что ваньяры крайне терпеливо переносят боль и жестоки в убийстве, и в этом он был прав, однако дело продвигалось быстро. Прошло совсем немного времени, и вот кашальские воины уже опустили наземь бесчувственных дозорных и, крадучись, поспешили к лошадям.

То тут, то там ржали лошади, которым кашальцы быстро и ловко перерезали стреноживавшие их веревки. Воинам оставалось всего несколько лошадей, как вдруг раздался сонный голос, чего-то требовавший по-ваньярски. Кашальцы застыли, вопросительно глядя на Огерна. Тот знаками изобразил шлепок, и тогда воины короля захлопали по лошадиным крупам. Ночь переполнилась диким ржанием. Лошади всхрапывали, метались, как безумные, и устремлялись в поле.