Сюзанна и Александр - Роксана Гедеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
— Он очень хорошо тебя помнит, моя дорогая, но он сейчас далеко. Дед увез его из Франции.
— Ах, — сказала она опечаленно. Потом несмело спросила: — Может быть, вы передадите ему мои куплеты?
— Куплеты?
— Да, мадам, — проговорила она быстро, — ведь нынче адвент, и все девочки и мальчики посылают друг другу куплеты.
Я улыбнулась. Потом жестом подозвала ее к себе. Она подбежала. Наклонившись, я расцеловала ее в обе щеки.
— Конечно же, милочка, я передам их ему. Мне кажется, ты даже более любезна, чем Жан. Ты лучше помнишь вашу дружбу. Сколько тебе лет, Берта?
— Было десять на святую Катрин.
— Так ты уже барышня! Тебя, того гляди, скоро обручат.
Она прыснула со смеху, но тут же зажала себе рот рукой.
— Пойдем к нам, — сказала я ласково. — У нас на обед отличный рыбный суп, и, кроме того, я расскажу тебе о Жане.
— Правда? Вы меня приглашаете?
Мы вместе пошли к дому, и она щебетала мне что-то о своем первом причастии, белом платье и козочках, родившихся на ферме. Потом, внезапно запнувшись, она умолкла и со страхом посмотрела на меня.
— Ах, Боже мой! Ведь папа не позволяет мне ходить к вам!
— Почему? — спросила я, впервые слыша о таком. Я в этот свой приезд уже несколько раз видела Бельвиня, и он вел себя довольно почтительно по отношению ко мне.
— Не знаю, мадам. Но я спрашивала… и он не разрешил.
Помолчав, она так же испуганно добавила:
— Я лучше пойду, а то как бы он меня тут не увидел.
Она еще раз присела в реверансе и, так и не поглядев на меня, бросилась бежать к воротам так, что только белые чулки замелькали.
Эта встреча сильно задела меня, потому что напомнила о Жане. Я не видела сына почти полтора года. И с тех пор, как я узнала, что он вместе с дедом уехал в Сен-Жан-д’Акр, я не получила даже клочка бумаги, исписанного почерком Жана. Я не знала не то что подробностей, я не знала даже, ни когда мой сын вернется, ни где он сейчас находится. Помимо этого, я чувствовала себя бессильной что-либо изменить. Мне оставалось только ждать и надеяться, что с ним ничего не случится и что у моего отца хватит благоразумия, чтобы привезти Жана домой хотя бы на это лето. Единственное, что я сделаю тогда, — это уже никуда не отпущу Жана. Разве что в коллеж в Итоне.
И я снова, уже в который раз, подумала: но ведь у меня есть другие дети. И они-то не в Сирии, я могла бы их видеть, потому что имею на это полное право. В конце концов, это чудовищная несправедливость — то, что Александр выдумал мне именно такое наказание. Я должна бороться хотя бы за дочерей, и, черт побери, если он будет непреклонен, я тоже перестану обращать внимание на условности и перестану быть щепетильной. Если он действует любыми способами, лишь бы досадить мне, почему я должна сдерживать себя от обращения в республиканский суд?
А еще… Очень тяжелы были ночи. Просыпаясь, я часто воображала, что Александр рядом, иногда даже протягивала руку, чтобы через несколько секунд очнуться и убедиться в том, что все это мне только кажется. Его присутствия мне не хватало просто физически. Ушло из моей жизни что-то такое, что позволяло мне чувствовать себя спокойно каждую минуту. Я понимала, что со временем это пройдет, но сейчас мне было трудно. И так не хотелось расставаться с тем, что я имела раньше.
Словом, накануне Рождества я сказала Авроре, что уезжаю, и через десять часов пути была уже у Констанс. Там я узнала, что Александр, видимо, домой еще не возвращался. Я решила подождать, потому что была уверена, что к празднику он непременно явится.
Там же, у графини де Лораге, я вдруг вспомнила о Брике и подумала, что если кто и поможет мне, так это он.
2
Прожив несколько дней у Констанс, я узнала, что Александр, предположительно, находится в Ренне, и, не выдержав, поехала туда, надеясь, что встречу его хотя бы случайно. Ведь нам все-таки надо было объясниться: наши отношения я считала невыясненными, и многое еще не было решено. В частности, вопрос о детях. Я понимала, что поступаю не слишком гордо, когда пытаюсь гоняться за своим — бывшим или теперешним? — мужем, но, честно говоря, сейчас мне было не до гордости. Кроме того, у меня был повод, надо было навестить племянника в коллеже.
Я проведала Ренцо, привезла ему рождественские подарки и пообещала забрать его из коллежа на святки. По пути оттуда я зашла в лавку и совершенно машинально приобрела золотые ножнички для обрезания сигар — как бы в подарок Александру на Рождество. Я понимала, что это, наверное, ни к чему. Просто мне хотелось это сделать. Эта покупка как-то уменьшала боль в душе и создавала иллюзию того, что я еще могу все наладить.
Правда, найти Александра в Ренне оказалось делом невозможным. Я побывала в отеле дю Шатлэ на улице Шапитр и выяснила только то, что и тамошним слугам меня впускать в дом не велено. Но, по крайней мере, я поняла, что Александр сейчас там не живет. Может быть, конечно, он находится у друзей или где-нибудь в гостинице, но все это показалось мне слишком запутанным, и я прекратила поиски. В конце концов, пора было вспомнить о чувстве собственного достоинства.
Брике, узнав, что я хотела бы его видеть, явился в Гран-Шэн в сочельник, когда уже начало смеркаться.
Я давно его не видела. Я даже как-то забыла о нем и теперь сожалела об этом. Поэтому, увидев его, я первое время внимательно его разглядывала, отмечая происшедшие с ним перемены.
Ему был почти двадцать один год, он, конечно же, сильно возмужал и теперь больше походил на юношу, а не на мальчишку, но все равно оставался нескладным, долговязым и очень тощим. Как и прежде, была изрядно взлохмачена его густая шевелюра. И, честно говоря, вид у него был такой неухоженный и неприкаянный, что я, прежде чем начать говорить, по-матерински пожалела его и усадила за стол. Он с жадностью набросился на суп с шалфеем и чесноком, отведал жареной рыбы и цветной капусты — словом, воздал должное всем блюдам, принятым в сочельник. Потом, уже доедая треску, приправленную перцем, он насилу проговорил:
— Как хорошо, ваше сиятельство, что вы обо мне вспомнили! И нехорошо, что вы ушли и бросили меня. Я ведь без вас никто в Белых Липах.
Я усмехнулась.
— Разве ты не знаешь, как я ушла? Мне было не до тебя, Брике. Я шла почти босиком.
— А что вы хотите теперь?
Прежде чем ответить, я некоторое время наблюдала, как он расправляется с улитками, а потом намазывает конфитюр на круглую сдобную лепешку.
— Герцог сейчас в замке? — спросила я, уверенная, что ответ будет отрицательный.
— Приехал нынче утром, — пробормотал Брике с набитым ртом.
Я даже приподнялась с места от неожиданности.
— В замке? Ты говоришь, он в замке?
— Да. А что такое? Если вы хотите вернуться, то это, я думаю, зря. Он совсем плохо к вам настроен.
— А что он делает, ты знаешь? Где он был все это время?
— В Ренне, мадам.
— Я была там, но не нашла его в нашем отеле.
Брови Брике поползли вверх, и он на миг даже поперхнулся.
— Вы искали его?
— Да.
— Напрасно. Напрасно вы это делали.
В глазах Брике было что-то мне непонятное.
— Что ты имеешь в виду?
— Знаете, мадам, не мне вам это говорить… но, похоже, у него в Ренне женщина и он живет с ней в гостинице.
Нельзя сказать, что это сообщение оставило меня безразличной. Я напряглась так, что у меня побелели сжатые в кулак пальцы.
— Женщина? Что еще за женщина?
— Не знаю, мадам.
— Стало быть, это сплетни.
Он ничего не ответил. Может быть, был согласен со мной, но, может быть, просто не хотел меня тревожить. Чертыхнувшись в душе, я подумала, что мне не об этом следует сейчас размышлять. Я ведь позвала Брике не для того, чтобы выуживать сведения о какой-то любовнице герцога.
— Брике, ты знаешь, я просто умираю — так мне хочется повидать сына и близняшек.
Это прозвучало весьма многозначительно. Брике, прежде чем ответить, расправился с лепешкой, потом отрезал напоследок кусок кровяной колбасы и сунул себе в карман.
— Брике, только ты можешь мне помочь, — сказала я снова.
Он все еще не отвечал. Тогда я произнесла:
— Брике, если тебе нужны деньги, я готова запла…
Он прервал меня:
— Вы хотите, чтобы я провел вас в замок?
Я кивнула.
— Ваше сиятельство, меня выгонят, если узнают, что я вам помог, и я потеряю даже это место.
— Но кто узнает? — спросила я горячо. — Ты лишь проведешь меня через лес, где стоят эти проклятые шуаны, а дальше, в доме, я и сама разберусь. Брике, пожалуйста! Мы ведь друзья. И если… если тебя все-таки выгонят, я никогда не откажу тебе в помощи.
Он, казалось, колебался, и я произнесла со слезами в голосе:
— Брике, я больше не могу так! Я должна их увидеть! Ну что я совершила такого ужасного, чтобы меня лишили права навещать их? Ты же знаешь, как я люблю своих малышей. Пожалей меня хоть ты, а то все в Белых Липах — и старуха, и виконт, и даже герцог — меня ненавидят!