О всех созданиях - прекрасных и удивительных - Джеймс Хэрриот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А знаете, — сказал Кармоди, когда мы выехали на дорогу, — это вовсе не гнойное воспаление.
— Неужели? — Я немного растерялся. Меня нисколько не раздражает, если студенты начинают обсуждать мой диагноз — лишь бы не при фермере, — но пока еще ни один не объявлял мне без обиняков, что я напутал. Я тут же сделал мысленную заметку не допускать этого молодца до Зигфрида. Одно такое заявление — и Зигфрид железной рукой вышвырнет его из машины, хотя он и ражий детина.
— Почему вы так думаете? — спросил я.
— Остальные суставы нормальны, а пупок абсолютно сухой. Ни болезненности, ни припухлости. По-моему, просто вывих.
— Не исключено, но не высоковата ли температура для вывиха?
Кармоди хмыкнул и покачал головой. Он, естественно, остался при своем мнении.
На нашем пути нет-нет да попадались ворота, и Кармоди вылезал их открывать, как самый заурядный смертный, но только с особым неторопливым изяществом. Глядя на его высокую фигуру, на гордо поднятую голову, на модную шляпу, надетую точно под нужным углом, я вновь вынужден был признать, что он производит впечатление. Поразительное для его возраста.
Перед самым обедом я занялся коровой, которая, как сказал по телефону ее хозяин, «вроде бы туберкулез подцепила. Как отелилась, так и пошла чахнуть. Не иначе как эта подлость с ней приключилась. Ну да сами увидите».
Едва я вошел в коровник, как понял, что с ней. Обоняние у меня очень тонкое, и нос сразу ощутил сладковатый запах кетона. Меня всегда охватывала чисто детская радость, когда во время проверки стада на туберкулез мне выпадала возможность небрежно бросить: «Вон та корова отелилась недели три назад и сильно худеет!» А потом смотреть, как фермер скребет в затылке и спрашивает, как это я догадался.
На этот раз мне представился случай еще больше потешить свое самолюбие.
— Сначала перестала есть концентраты, верно? — И фермер кивнул. — А с тех пор тает, как свеча?
— Верно, — сказал фермер. — В жизни не видывал, чтобы корова так сразу зачахла.
— Ну, можете больше не тревожиться, мистер Смит. Туберкулеза у нее нет, а только изнурительная лихорадка, и мы ее быстро поставим на ноги.
Изнурительной лихорадкой в этих местах называли ацетонемию[5], и фермер облегченно улыбнулся.
— Вот черт! Ну, я рад. Думал, уж пора ее пускать на собачье мясо. Чуть с утра Мэллоку не позвонил.
Теперь мы пользуемся гормональными препаратами, но тогда я, естественно, прибегнуть к ним не мог, а ввел ей внутривенно шесть унций глюкозы и сто единиц инсулина — это было одно из моих излюбленных средств. И пусть нынешние ветеринары смеются — оно давало результаты. Фермер держал корову за нос, но она так ослабела, что вряд ли стала бы сопротивляться. С исхудалой морды на меня смотрели совсем мертвые глаза.
Кончив, я провел рукой по торчащим ребрам, прикрытым словно бы одной кожей.
— Теперь она скоро наберет жирка, — сказал я. — Но больше одного раза в день ее не доите. А если дело не сразу пойдет на лад, так два-три дня совсем не доите.
— Угу. Жир-то у нее в подойник уходил, а не в тело, верно?
— Вот именно, мистер Смит.
Кармоди явно не был в восторге от этого обмена кухонными истинами и нетерпеливо притоптывал ногой. Я понял намек и пошел к машине.
— Дня через два заеду еще раз ее посмотреть, — крикнул я, трогаясь, и помахал мистеру Смиту, глядевшему на нас с порога. Кармоди же торжественно приподнял шляпу и задержал ее так в двух-трех дюймах над волосами, что решительно выглядело солиднее. Я заметил, что он проделывал это всякий раз, когда мы покидали очередную ферму, и манера эта меня так очаровала, что я даже поиграл мыслью, не обзавестись ли мне шляпой, чтобы самому попробовать.
Я покосился на моего спутника. Утренний объезд был позади, а я не задал ему ни единого вопроса! Откашлявшись, я сказал:
— Кстати, об этой корове. Не могли бы вы просветить меня о причинах ацетонемии?
Кармоди смерил меня непроницаемым взглядом.
— Правду сказать, я пока не уверен, какой теории следует придерживаться. Стивенс утверждает, что она возникает из-за неполного окисления жирных кислот, Шеллема склоняется к токсическому поражению печени, а Янссен предполагает связь с одним из центров вегетативной нервной системы. Мне же кажется, что мы нашли бы ключ к пониманию проблемы, если бы нам удалось выявить точный механизм образования ацетоуксусной и бета-оксимасляной кислот в процессе обмена веществ. Как вы считаете?
— О да… ну, разумеется, дело в том, что окси… что старушка бета-окси… Да-да, все она… Без всякого сомнения.
Я обмяк на сиденье и решил больше Кармоди вопросов не задавать. За стеклами мелькали каменные стенки, а я мало-помалу смирялся с мыслью, что здесь в машине рядом со мной сидит сверхчеловек. Действовала она на меня несколько угнетающе. Мало ему быть высоким, красивым, полностью в себе уверенным, так он еще и блестящий талант! И к тому же, подумал я с горечью, очень богат, если судить по его виду.
Мы свернули на проселок. Впереди показалась кучка низких каменных строений. Последнее место, где надо побывать до обеда. Ворота были закрыты.
— Лучше подъехать к службам, — сказал я. — Вы не…
Студент выбрался из машины, отодвинул засов и начал открывать створку. Делал он это, как и все остальное, спокойно, неторопливо, с врожденным изяществом. Он прошел перед машиной, и я вновь впился в него взглядом, дивясь его внутреннему достоинству, холодной невозмутимости… и тут точно из воздуха возникла злобная черная собачонка, бесшумно подскочила к Кармоди, с жестоким упоением погрузила зубы в его левую ягодицу и ускользнула.
Никакая, даже самая монолитная невозмутимость, никакое достоинство не выдержит внезапного болезненного укуса в мягкие части. Кармоди взвизгнул, высоко подпрыгнул, прижимая ладонь к ране, и с ловкостью обезьяны вскарабкался на верхнюю жердь ворот. Примостившись там, он дико озирался из-под сползшей на глаза щегольской шляпы.
—..!..!! — взвыл он. — Кой черт…
— Ничего, ничего, пустяки! — успокаивал я его, торопливо шагая к воротам и с трудом подавляя желание броситься на землю и кататься по ней, слабея от хохота. — Просто собака!
— Собака? Какая собака? Где?! — истошно кричал Кармоди.
— Убежала, скрылась. Я только-только успел ее заметить.
Я поглядел по сторонам, но стремительная черная тень исчезла бесследно, словно ее никогда и не было.
Сманить Кармоди с верхней жерди на землю оказалось не так-то просто, а спустившись, он, прихрамывая,