Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии - Цуёси Хасэгава

Трумэн рассказывает Сталину об «Оружии»

24 июля в 19:30 в восьмом пленарном заседании «Большой тройки» был объявлен перерыв. Трумэн без переводчика подошел к Сталину и, словно невзначай, обронил: «У нас имеется новое оружие невиданной разрушительной силы». Сталин не проявил к этим словам никакого интереса; по крайней мере, у президента создалось такое впечатление. Трумэн вспоминал об этом моменте в своих мемуарах: «Он сказал только, что рад это слышать и надеется, что мы “должным образом используем” его против японцев». Равнодушная реакция Сталина ввела в заблуждение всех свидетелей этого разговора, включая Трумэна. Все решили, что Сталин не осознал важность этой информации [Truman 1955: 416][259].

Однако Сталина было не так легко провести. 2 июня советский шпион Гарри Голд предложил вместе прокатиться Клаусу Фуксу – физику, занятому в Манхэттенском проекте, который тоже осуществлял шпионаж в пользу Советского Союза. Фукс рассказал Голду о предстоящих вскоре испытаниях атомной бомбы[260]. В середине июня агент НКВД Леонид Квасиков передал в Москву информацию о том, что испытания американской атомной бомбы пройдут 10 июля (на самом деле они были назначены на 4 июля и отложены на 16 число из-за плохих погодных условий). Эти сведения были немедленно переданы Сталину. Поэтому, когда Трумэн упомянул «новое оружие невиданной разрушительной силы», советский вождь сразу понял, о чем говорит американский президент[261].

После этого заседания Сталин позвонил Берии и спросил, известно ли ему что-нибудь об этих испытаниях. Берия ответил: «Да, товарищ Сталин! Как мы вам докладывали, они должны были провести это испытание две недели назад, однако с тех пор мы не располагаем никакой информацией о произведенных мощных взрывах». Сталин уличил Берию в неведении и сурово отчитал его. Он сказал Берии, что взрыв произошел уже неделю назад и что Берия был «дезинформирован». Сталин возложил на главу НКВД вину за то, что Трумэн мог вести переговоры с позиции силы и пытался «помыкать» советской делегацией. По словам Громыко, вернувшись на свою виллу, Сталин сказал, что, обладая монополией на атомное оружие, Соединенные Штаты будут навязывать СССР свои планы относительно Европы. «Нет, такого не будет!» – заявил он и выругался. Затем Сталин дал указание ускорить процесс создания советской атомной бомбы [Чиков, Керн 2001: 251–252; Gromyko 1989: ПО][262].

Для Сталина самым главным в данной ситуации было то, что Трумэн скрывал от него информацию об атомной бомбе. На основании этого Сталин, видимо, пришел к выводу, что Соединенные Штаты, обладая новым оружием, собираются принудить Японию к капитуляции без участия Советского Союза. Именно тогда советский вождь стал опасаться, что США могут переиграть СССР.

За несколько часов до того, как Трумэн сообщил Сталину об «оружии невиданной разрушительной силы», участники Объединенного англо-американского комитета начальников штабов впервые встретились со своими советскими коллегами. Леги попросил Антонова рассказать о том, как Советский Союз планирует действовать против Японии. Антонов ответил, что СССР «будет готов вступить в войну во второй половине августа». Точная дата будет зависеть от исхода переговоров с китайцами. Антонов явно предполагал, что западные союзники нуждаются в помощи Советского Союза в Тихоокеанской войне, и потому выразил пожелание, чтобы США и Великобритания оказали давление на Китай, с тем чтобы убедить Чан Кайши заключить соглашение с СССР[263].

Однако после не вполне откровенного признания Трумэна о наличии у американцев атомной бомбы советское руководство стало оценивать ситуацию иначе. Получив от Сато 25 июля разъяснения насчет миссии Коноэ, Лозовский поделился с Молотовым своим мнением относительно того, как реагировать на последние мирные инициативы японцев. Он считал, что советское правительство должно продолжать затягивать переговоры, запросив список конкретных предложений, с которыми Коноэ собирался прибыть в Москву. Молотов отверг эту идею, написав на полях телеграммы Лозовского: «Не то». Больше не было необходимости дурачить японцев. Все усилия теперь должны были быть направлены только на подготовку к войне [Славинский 1995: 293].

Как слова Трумэна об атомной бомбе повлияли на решение Сталина о начале войны с Японией? Холловэй отвергает точку зрения, согласно которой эта информация оказала на действия Сталина какое-либо влияние. Вот что он пишет:

Ничто не говорит о том, что Сталин предполагал, что эта бомба будет использована против Японии. Ни Молотов, ни Громыко не пишут о том, что он беспокоился на этот счет: на самом деле Громыко говорит в своих воспоминаниях, что бомба могла стать инструментом давления на СССР в связи с ситуацией в Европе, но не оружием в войне с Японией. Сталин вполне мог считать, что промежуток между первыми испытаниями и реальным использованием в боевых действиях составит намного больше трех недель [Holloway 2007:170].

Однако нам нельзя исключать вероятность того, что сообщение Трумэна о бомбе могло заставить Сталина изменить дату нападения на Японию, даже если он, как считает Холловэй, и не ожидал, что американцы смогут воспользоваться бомбой так быстро. До того как Трумэн рассказал Сталину о «новом оружии невиданной разрушительной силы», Антонов на совместном совещании начальников штабов заявил, что Советский Союз нападет на Японию «во второй половине августа». Эти слова доказывают, что до получения Сталиным информации от Трумэна советское руководство придерживалось своего первоначального плана, по которому операция должна была начаться между 20 и 25 августа. 25 июля, через день после того, как Трумэн сообщил Сталину о бомбе, Молотов решил отказаться от тактики затягивания переговоров с японцами. Нельзя исключать возможность того, что фактором, заставившим Сталина поторопиться с вступлением в войну с Японией, стала именно информация об атомной бомбе.

Трумэн публикует Потсдамскую декларацию

Сталин ожидал, что его попросят присоединиться к Потсдамской декларации[264]. Этот документ, подписанный Соединенными Штатами, Великобританией, Советским Союзом и Китаем, превратил бы войну с Японией в совместную операцию Объединенных Наций и тем самым придал бы определенную легитимность участию в ней СССР, даже несмотря на нарушение Москвой существующего пакта о нейтралитете. Поэтому подписание такой декларации Советским Союзом было бы равносильно объявлению войны Японии. С учетом того, что японцы возлагали свои последние надежды на посредничество Москвы, присоединение СССР к ультиматуму потрясло бы их и заставило капитулировать. Для Сталина же было важно, чтобы война продлилась достаточно долго, чтобы СССР успел принять в ней участие.

Однако атомная бомба изменила всю ситуацию вокруг совместной прокламации. Американское руководство изначально рассчитывало с помощью этого ультиматума добиться капитуляции Японии до начала наземной операции. Теперь же, когда