Месть предателя - Фридрих Незнанский

Елена Петровна что-то рассказывала, Бойко ее слушала, но, кажется, вполуха – между глотками и затяжками сигаретой. По всему было видно, что откровения подруги ее тяготили. Не настолько, чтобы прервать монолог, а просто как все необязательное, но с чем поневоле иногда приходится считаться.

Встреча не заняла и получаса. Последние десять – пятнадцать минут Кира почему-то вдруг заволновалась, стала оглядываться, словно слегка нервничая. Нет, она не должна была почувствовать на себе взгляд Гордеева, он не разглядывал красотку в упор, как это без всякого зазрения совести делали остальные, уже не совсем трезвые посетители бара. Кажется, и в разговоре у них произошел какой-то сбой. Может быть, не выдержала игры Елена Петровна, а подруга, как всякая актриса, вдруг почувствовала фальшь? Теребова, похоже, предложила ей перекусить, но Кира отказалась, судя по ее отрывистым жестам. Она уже порывалась встать и уйти. Неужели интуиция, будь она неладна!..

И тогда Елена Петровна поступила так, как и должна была: она забрала свой недопитый стакан, предложила то же самое сделать и Кире и, поднявшись, дунула на свечку. Обняв подругу за талию, Теребова медленно повела ее к выходу из бара. Они ушли, попивая на ходу и вызывая откровенную зависть у раздобревших было мужиков.

Минут двадцать спустя зазвонил телефон под стойкой у бармена. Тот снял трубку, выслушал и, найдя глазами Гордеева, позвал его к трубке. Жестами, не говоря ни единого слова.

Юрий взял трубку из его рук и услышал голос Елены Петровны:

– Вы можете зайти ко мне, Юрий Петрович. Я ее проводила.

В кабинете директора «Синей саламандры» в углу на столике с хрустальным графином и полоскательницей стояли два стакана. Один с недопитым соком, второй – пустой.

– Я никогда не подумала бы, что мне придется так трудно, Юрий Петрович, – тихо сказала Теребова и показала пальцем на пустой стакан. – Можете забрать.

– Понимаю вас, – ответил Гордеев, беря высокий стакан за край и донышко. – У вас в заведении случайно не найдется ненужного вам футляра от какого-нибудь напитка?

Теребова открыла высокий шкаф и достала оттуда круглую коробку c водкой «Юрий Долгорукий». Бутылку вынула и поставила на стол, а футляр протянула Гордееву:

– Подойдет?

Он посмотрел и хмыкнул.

– У меня сегодня весь день с ним связан, – сказал Юрий. – В самый раз.

Он взял из стопки бумажных салфеток парочку, расправил их и затем скомкал. Сунул на дно футляра. Туда же осторожно опустил стакан, снова сунул несколько скомканных салфеток и закрыл футляр крышкой.

– Теперь я могу быть спокойным.

– Да, но мне-то каково? – вздохнула Елена Петровна.

– Все, может быть, еще не так страшно, – задумчиво сказал Гордеев. – Я человек и могу ошибаться.

– Боюсь, что вы не ошиблись, – покачала головой Теребова, и получилось это у нее как-то обреченно.

– Почему вы так считаете? – насторожился Гордеев.

– Тут виновата, скорее всего, одна ваша фраза. Насчет прошлого, которое ее не колышет. Вы оказались абсолютно правы. А ведь ни разу ее в глаза не видели… Я специально нашла тему, чтобы чуть-чуть всколыхнуть это наше прошлое, юность, надежды… Ей было наплевать, она прямо-таки плавала в похотливых флюидах, сочившихся из глаз мужиков, там, в баре. Но потом вдруг забеспокоилась о чем-то, я сразу и не поняла. Она сказала: «Давай уйдем, мне что-то здесь не по себе…» И мы ушли сюда. Она выпила почти махом еще бокал чистого вермута, чего с ней давно не случалось, и сказала, что вспомнила о каких-то своих неотложных делах. Но я почувствовала: она чего-то испугалась. Может, вас?

– Я старался ничем себя не выдать.

– Она актриса. Изделие оригинальное… Вы считаете, что она могла поднять руку на… человека?

– Скорее всего, на такого же убийцу, как она сама, – спокойно ответил Гордеев и заметил, как вздрогнула Теребова. – Не считайте сие деяние чем-то исключительным. Особенно по нашим-то временам. Это, говорят, трудно в первый раз. А потом…

– И вам… ну, в силу вашей профессии, тоже приходилось?..

– Видите ли, Елена Петровна, – постарался уйти от прямого ответа Гордеев, – несколько дней назад прямо на моих глазах из ружья расстреляли человека, который нес мне свидетельства невиновности Невежина. Два выстрела почти в упор – в голову и в грудь. Неприятное зрелище. А сегодня, – он посмотрел на свои наручные часы, – три с половиной часа назад мы взяли того убийцу. Причем без единого выстрела. Просто он не успел, а мы оказались проворнее. Как в старом анекдоте.

Теребова с интересом посмотрела на адвоката, покачала головой и с легкой усмешкой спросила:

– А что это за анекдот?

– Старый. Один ковбой из Техаса попросил у случайного попутчика, солидного человека, огонька, чтобы прикурить сигару. Тот достал из кармана игрушечную зажигалку-пистолет и протянул ковбою. Но ковбой оказался проворней…

Теребова засмеялась, но как-то грустно.

– И в кого он на этот раз собирался стрелять?

– У него были две точные цели. Я в том числе.

– Значит, теперь будете долго жить?

– Хотелось бы надеяться. Еще одну сентенцию напоследок, если позволите… Слышал когда-то, но никак не хотел верить в истинность. Прав окажется тот, кто проживет дольше. Точно, но ведь не здорово, да?

– Когда вы все закончите, расскажите мне эту историю, ладно?

– Я постараюсь. Но зачем вам это, Елена Петровна?

– Вы разбудили тени прошлого, и теперь, я чувствую, они долго будут мучить меня…

Садясь в машину, Гордеев прикинул по времени и увидел, что с ним у него негусто. Время уплотнилось. А надо было успеть снять отпечатки со стакана и составить дактилоскопическую карту по всем правилам науки. Но пока хотя бы иметь в руках фактуру, остальное можно и потом. И Юрий Петрович, понимая, что уже достал друга, набрал в который уже раз за день номер Дениса. Стал объяснять свою нужду. Тот молча выслушал и спросил лишь одно:

– Ты где?

– Рядом с центром.

– Ну подъезжай. А я поищу тебе специалиста…

Гордеев осторожно передал Денису футляр со стаканом, который аккуратно извлекли. Затем Денис сказал, что время позднее и ждать не стоит, а эксперт сейчас подъедет, и работы ему тут хватит и без их помощи.

Договорились, что Юрий заберет карту завтра прямо с утра по дороге на работу. А этот стакан Денис обещал передать дяде в МУР, чтоб все было по закону.

Возвращаясь домой, Гордеев позвонил Райскому, чтобы узнать, как у того обстоят дела. Занятый операцией «Бомба», Юрий Петрович все дела, касающиеся конкретно фирмы «ВДП», взвалил на плечи коллеги. Вадим должен был подъехать туда, постараться побеседовать с руководством, с сотрудниками, ведь не дело же, когда адвокат не знает и не интересуется мнением подчиненных об их арестованном начальнике. Миссия не из приятных, но необходимая. А Райскому не привыкать, у него имелась закалка, и он не боялся двусмысленных ситуаций.

– Ты куда исчез? – обрадовался он. – На службе не появился. Домашний не отвечает. Ну с мобильником мне все ясно. Как у вас прошло?

– Взяли, – кратко ответил Гордеев. – Кого видел?

– Вот! – торжествующе воскликнул Райский. – Зришь в самый корень! Из-за этого и разыскивал. Ну встретился я там с ними со всеми. Народ оказался подготовленный. Я имею в виду контору. А предприятие, производящее волокно, у них не в Москве, а в Дмитрове. Здесь же что-то вроде головного института или, точнее, большой лаборатории, даже нескольких, объединенных под одной крышей, экспериментирующих с различными химическими материалами. То есть они создают образец и всесторонне проверяют его на прочность и прочие необходимые качества. А собственно производство, как я понял, поставлено на широкую ногу на предприятии, которое прежде принадлежало оборонке. Вот такая ситуация. Ну, собственно, не в ней дело. Невежина, как я уловил, больше знали и соответственно воспринимали именно на предприятии, где он был своим. Перетерский же сидел на чистой науке, и всем он был, по сути, до лампочки. Представляешь, мозг, идея! – а им до лампочки. У них массовые заказы, необходимость их обеспечения, от чего зависит вся жизнь, начиная с высоких зарплат. И то, о чем ты мне рассказывал со слов покойного Раппопорта, весь этот патернализм, действовало в пределах предприятия. Никто, кстати, против этого не возражал. Производительность труда всегда главное мерило производства. А вот там несколько иное дело. Одни люди приходили, другие уходили – процесс естественный. При этом получалась явная неувязка с акциями предприятия. Кто-то их был вынужден продать, другие покупали. Короче, хищный капиталистический мир. И не нам его менять, раз сами отказались от собственного светлого будущего и ринулись в рынок. Вот, собственно, почва, на которой разгорелся сыр-бор. Зависть и все прочее. А Поташев тем временем, как президент фирмы, был на высоте. Он сдерживал страсти и эмоции, сколько мог, миря бывших неразлучных соратников, пока дело не кончилось трагедией. Смертью одного и моральной гибелью другого. Надеюсь, ты понимаешь, кого я имею в виду.