Небо и земля - Виссарион Саянов

Пылаев улыбнулся, блеснул длинный ряд золотых зубов, и Быков заметил, что проходимец понемногу успокаивается и смотрит прямо в глаза, не отводя взгляда.

— Милости прошу, — сказал Пылаев, здороваясь с Быковым и ногой пододвигая табуретку для нежданного гостя. — Петька! — крикнул он, протирая ваткой пенсне. — Петька!

В халупу вбежал вихрастый санитар.

— Душа моя, — сказал Пылаев. — Сбегай к Марье Петровне, скажи, что мы к ней придем скоро. Да пусть она позовет Марию Афанасьевну.

— Марию Афанасьевну? — прищурился Васильев. — Кто такая?

— Новенькая, к нам недавно приехала. Чудесная девушка! — ухмыльнулся Пылаев.

Он искоса посматривал на Быкова, словно хотел окончательно убедиться, что перед ним тот самый суровый и требовательный летчик, которого он так побаивался в Болгарии.

— Новостей много, — говорил Пылаев, сложив ноги калачиком и откашливаясь. — Не кажется ли вам, Марк Сергеевич, что большие предстоят изменения? Я, по правде говоря, уверился в них давно. Так продолжаться не может. Скоро наступать станем. Где-нибудь обязательно прорыв фронта будет.

— Будет, обязательно со временем будет… — мечтательно ответил Васильев.

В соседней халупе жили женщины, и чувствовалось, что они стараются держать свое полутемное помещение в чистоте и порядке: на полу выложены пестрые коврики; олеографии, вырезанные из журналов, висят на стенах; на узких железных кроватях — пышно взбитые подушки и белые покрывала.

Мария Афанасьевна оказалась молоденькой девушкой, гимназисткой, ушедшей на курсы сестер милосердия из последнего класса, — ее даже непривычно было называть по имени и отчеству, как взрослую. Она была небольшая, стройная, с уложенными короной светло-русыми косами, с лучащимися добродушием глазами, и к фронтовой обстановке, в которую попала месяц тому назад, относилась восторженно. Взглянув на георгиевские кресты Быкова, она сразу же потребовала, чтобы летчик рассказал, за какие подвиги его наградили.

В комнате не было стульев, и сидеть пришлось на кроватях. Пылаев не садился и мелкими шажками расхаживал по хибарке, поминутно дергая левой ногой, словно сапог жал ногу. Оглянувшись, Быков заметил испытующий взгляд Пылаева. «Не хочет ли он со мной поговорить наедине, без поручика? — подумал Быков. — Может быть, боится, что я расскажу о его прошлых проделках?»

Рядом с Быковым села красивая смуглая женщина с повязанной щекой. Она назвалась Борексо и тотчас объяснила, что не может снять повязку, так как у нее флюс.

Беседа не клеилась. Борексо равнодушно расспрашивала о полетах, о боях и вдруг стала жаловаться, что в этих местах дрянное вино…

— Зато пейзажи здесь хорошие, — мечтательно сказала Мария Афанасьевна.

— Не хотите пройтись? — спросила Борексо, вставая из-за стола и протягивая руку Быкову.

Они вышли из халупы. Ленивыми большими глазами глядя на Быкова, женщина сказала:

— Так хорошо, что вы приехали с Васильевым… Мы здесь изнываем от тоски. Ну, поверите ли, кроме Пылаева, уже две недели ни одного интеллигентного человека не видели…

Они вышли к мельнице. Борексо, замедлив шаг, сказала:

— Вы очень печальны. Бьюсь об заклад — осталась в Петрограде невеста.

— Невеста?

Борексо засмеялась.

— Я пошутила… Так уже повелось на фронте: у всех обязательно невесты и женихи в тылу… У меня тоже жених есть.

— Но вы не скучаете без него, — громко сказал Быков, — и едва ли очень часто вспоминаете о нем…

— Не очень часто… Разве ему приятней будет, если я все время стану ходить с заплаканными глазами?..

Она зло улыбнулась, словно ее собеседник требовал, чтобы она все время плакала, грустила и думала о своем женихе.

— А я одного вашего летчика хорошо знаю… Только давно уже не виделась с ним…

Быков испытующе посмотрел на нее:

— У нас в отряде, кроме меня, еще два летчика. Едва ли с кем-нибудь из них вы подружились, — они бы не утаивали своего знакомства от меня.

— Может быть, — вздохнула Борексо, сворачивая на узкую тропинку. — А может быть, у вас такие скрытные друзья, что все умудряются скрывать от вас. На свете бывают и забывчивые люди. Вы меня узнаете на улице? — остановившись, спросила она.

— У меня память плохая на лица, — ответил Быков, — иногда бывает, что встретишься с человеком, которого знал когда-то, а никак не можешь вспомнить, где его раньше видел.

Борексо улыбнулась, повязка на щеке дернулась. Темные большие глаза ее были совсем близко — доступные, зовущие, веселые. Она приподнялась на цыпочках, потянула Быкова за рукав, поцеловала в губы.

Порывистый, злой, как укус, поцелуй был неожидан. Быков высвободил руку и с удивлением посмотрел на свою спутницу.

— Пойдемте назад, — вдруг сказала она, снова взяв Быкова под руку, и с грубоватой откровенностью смело взглянула на него. — Неужели вы не понимаете, что я пошутила?

Молча они вернулись в халупу. На пороге Борексо остановилась, расхохоталась и весело крикнула:

— Вот мы и пришли… Я, кажется, смутила прапорщика своими разговорами.

Прощаясь, Борексо нехотя протянула летчику маленькую руку в кольцах.

— Вы, кажется, недурно провели время, — лениво пристегивая вожжи, сказал Васильев. — А мне понравилась новая сестра: откуда только умудряется Пылаев доставать такие экземпляры?

— Этот жулик и не то достанет…

— Вы слишком пристрастно о нем судите. Он совсем не плохой человек, — отозвался Васильев. — К тому же не в монастыре мы с вами живем: было бы с человеком весело — и за то спасибо…

Вскоре замелькали зеленые заборы, шире стала колея дороги, послышался печальный и тягучий колокольный перезвон, — бричка въехала в город.

Улицы были многолюдны, навстречу попадалось много прохожих, военных и штатских, суетливые горожане с маленькими чемоданчиками и пузатыми портфелями зазывали прохожих в подворотни, предлагая заграничные товары.

— Я в гостинице два номера сниму, — сказал Васильев. — А вы пока погуляйте по городу и к ужину приходите.

Быков долго бродил по грязным улицам городка. В окраинном садике он посидел на узкой скамейке, прислушиваясь к разговорам солдат, отдыхающих на траве. Разговоры были невеселые, и невольно взгрустнулось. Когда Быков пришел в гостиницу, рябой швейцар провел его наверх, в угловой номер с пыльным зеркалом на столе и мятой постелью.

— А ваши уже дома, только что пришли, — сказал швейцар и вышел из комнаты.

В соседнем номере разговаривали. Женский грудной голос срывался в споре, но Быков не прислушивался к чужой беседе. Потом услышал он шум отодвигаемой мебели, звон запираемого замка, скрип половиц в коридоре: Васильев уходил из номера со своей собеседницей.

Быков подошел к распахнутому настежь окну, сел на плетеный стул и, наклонившись, посмотрел вниз на обшарпанный настил тротуара у самого входа в гостиницу.

Васильев вышел первым, остановился, позевывая, у крыльца. Следом за ним вышла женщина в плаще, остановилась рядом, нагнув красивую голову с гладко зачесанными темными волосами.

Васильев, смеясь, сказал ей что-то, но она отстранила протянутую к ней руку.

Разговор их не был слышен, но дальнозоркий Быков ясно видел усталое лицо Васильева, с мешками под глазами, точно стоял рядом с поручиком.

Женщина вскинула голову. Быков узнал Наташу.

Беспокойный, словно испуганный, взгляд ее показался ему попросту жалким. Он не любил Наташу, но она была женой его давнего друга, Глеба Победоносцева, человека, от которого у Быкова никогда не было тайн. И сейчас, чувствуя в ее поведении не только обман, но и предательство, — ведь Васильев был непримиримым врагом Глеба, — Быков испытывал такую ненависть к Наташе, что захотелось сбежать вниз по скрипучим деревянным ступеням, схватить Наташу за руку и прямо сказать ей несколько откровенных слов.

Она смотрела на Васильева с виноватой и жалкой улыбкой. Потом подошла к нему совсем близко, положила руку на его плечо и снова промолвила что-то.

Васильев ответил не сразу.

Прошло несколько минут. Она вдруг отвернулась от Васильева, сгорбилась, медленно пошла к гостинице.

Васильев подбежал к Наташе, схватил ее за плечо, и Быков увидел, как женщина замахнулась и изо всей силы ударила поручика по щеке.

Васильев пригнулся, закрыв лицо руками.

Наташа перешла на другую сторону улицы и тотчас исчезла за углом. Васильев вбежал в подъезд, нагнув голову и не отнимая рук от лица. Трудно было понять Быкову, что сейчас произошло. Все было непонятно и странно: жалкая улыбка Наташи, испуг ее, когда смотрела она на Васильева, пощечина, бегство поручика…

Быков хотел было броситься вниз, догнать Наташу, но, подумав, решил, что его неожиданное появление смутит женщину. Да и захочет ли она сейчас говорить с ним?