Код Бытия - Джон Кейз

Он схватил пальто и поднялся на ноги.

– Подождите, – прошептал священник. – Есть еще кое-что.

Прежде чем Ласситер успел открыть рот, Азетти скрылся в соседней комнате. Было слышно, как он роется в бумагах. Наконец послышался звук задвигаемого ящика, и священник вернулся.

– Вот. – Он сунул в руки американца письмо.

– Что это?

– Барези прислал мне его из больницы за несколько дней до смерти. Надеюсь, что здесь вы найдете ответ.

Ласситер посмотрел на три листка коричневой бумаги.

Где-то прямо над головой зазвонил колокол. Азетти взглянул на часы.

– До восьми я принимаю исповеди. Если вы вернетесь, я переведу вам это письмо.

– Не могли бы вы просто…

– Нет, не могу, – покачал головой Азетти. – Монтекастелло – маленький город, и моя паства уже выстроилась у исповедальни в очередь.

– Святой отец…

– Дело ждало тысячу лет и может подождать еще немного.

Глава 28

Ласситеру надо было подумать или, скорее, отключиться от мыслей. Священник пытался ему что-то сообщить, не нарушая тайны исповеди. Что-то о тех разных масках, которые носил Барези, и о том, как они в итоге слились в одну. Но в этом не было никакого смысла – Ласситер его просто не видел.

Однако сейчас он в первую очередь нуждался в хорошей пробежке. Он всегда так поступал, когда сталкивался с задачей, которую не мог решить. В таких случаях он бежал, как бы включив нейтральную передачу, чтобы мозг работал на холостом ходу. И довольно часто решение проблемы являлось к нему как нечаянный дар.

Но в Монтекастелло Джо не собирался бегать. Во-первых, чтобы покрыть приемлемое расстояние, придется обежать город несколько раз. Во-вторых, булыжная мостовая – смерть для голеностопа даже в сухую погоду. И в-третьих, в лабиринте кривых узких улочек установить и тем более удержать нужный темп невозможно. Что же касается ведущей из городка дороги, то никакие силы не могли бы заставить Ласситера пуститься по ней бегом. Гораздо проще сразу броситься со скалы в пропасть.

К счастью, оставался другой, почти такой же хороший, как бег, вариант. Ласситер сел в автомобиль и выехал из города в направлении Сполето, стараясь ни о чем не думать и надеясь, что ответ на поставленную задачу явится к нему сам собой. Езда в автомобиле тоже иногда помогала, хотя как способ медитации не шла ни в какое сравнение с бегом.

Согласно карте, Сполето лежал в сорока километрах – примерно в двадцати пяти милях – от Монтекастелло. «Идеальное расстояние, – думал Ласситер. – Час туда, час обратно». Затем он совершит пешую прогулку по городу.

Однако на деле все получилось иначе. В карте не указывалось, что между городами лежит горная гряда, а дорога – сплошной вырубленный в скале серпантин. При одном только взгляде с обочины замирало сердце, хотя ландшафт был великолепным. Потребовалось полтора часа, чтобы добраться до указателя:

СПОЛЕТО – 10 КМ

Ласситер продолжал движение, пока не оказался в хвосте у мощного грузовика, обогнать который ему так и не удалось. Вдобавок неторопливо взбирающийся в гору монстр обдавал его клубами выхлопов дизельного двигателя. В конце концов, добравшись до бензоколонки «Аджип» в пяти милях от Сполето, Ласситер повернул назад. От дневного света осталась едва заметная светлая полоска над вершинами гор. Часы на приборной доске показывали шесть пятнадцать.

– К сожалению, вы разминулись, – сообщил Хью, как только Ласситер вошел в вестибюль «Акилы».

– С кем?

– Он не назвал себя, но представился вашим другом.

– У меня здесь нет никаких друзей, – произнес Ласситер, пристально глядя на Хью. – Этот человек просил что-нибудь передать?

– Нет. Он сказал, что хотел бы преподнести вам сюрприз, и спросил, где вас можно найти. – Хью помрачнел. – Я ответил, что вы отправились к святому отцу.

Ласситер окаменел, а на физиономии Хью появилось выражение ужаса.

– Это не было ошибкой с моей стороны?

– Не знаю. Как он выглядел?

– Большой. Просто огромный.

– Итальянец?

Хью молча кивнул.

– Здесь есть черный ход?

Хью бросил на него недоуменный взгляд, а затем энергично кивнул.

– Да, – сказал он и вывел Ласситера через коридор и кухню на улицу позади «Акилы». – Я чувствую себя ужасно виноватым, Джо.

– Пусть это вас не волнует, – ответил Ласситер и трусцой направился к церкви.

Очень скоро он оказался в тупике, на который падал свет из единственного и вдобавок высоко расположенного окна. Луна то и дело скрывалась за рваными, быстро бегущими облаками. Ласситер понимал, что кто-то, скорее всего Матрас, поджидает его у ворот церкви или на площади, но все же решил встретиться со священником. Час не поздний, на улице будут люди. Это же церковь, в конце концов! Не исключено, что придется просить Азетти проводить его до пансионата. Но видимо, он свернул не туда. Сейчас пора бы уже показаться площади.

Вернувшись обратно, Ласситер добежал до каких-то ступеней и в результате оказался в каменном лабиринте. Полностью утратив ориентацию, он решил, что ему уже никогда не выбраться из паутины улиц. Но в результате, завернув без всякой надежды налево, он неожиданно оказался на пьяцца ди Сан-Фортунато.

Около его носа и рта клубилось облачко пара. Ласситер тяжело дышал, но виною тому был адреналин, который переполнял его тело и водопадом вливался в сердце. Джо знал, что следует делать. Он остановился у выхода на площадь и глубоко вздохнул. Необходимо успокоиться – избыток адреналина в крови опасен. У парапета на противоположной стороне площади трое мужчин вглядывались в огоньки Тоди, рядом с ними хозяин кафе закрывал свое заведение, затягивая фасад металлической решеткой. Один из мужчин на смотровой площадке сказал ему что-то о сигаретах, и хозяин невнятно забормотал в ответ. Затем он скрылся, и Ласситер вгляделся в стоящую у парапета тройку.

Оказывается, он ошибся. Мужчин было всего двое. Просто один из них был размером с дом, и прямоугольным, как матрас.

Когда дыхание восстановилось, а пара отвернулась, чтобы полюбоваться иллюминацией Тоди, Ласситер на цыпочках пересек площадь и поднялся к дверям церкви, перескакивая через ступеньки.

В зале было так же темно, как и на вечерней улице. Свечи, поставленные прихожанами, догорали в кроваво-красных чашах, а электрические лампы в канделябрах слабо мерцали.

– Отче? – позвал Ласситер так тихо, что слова едва слетели с его губ. – Отче? – повторил он несколько громче.

Ответа не последовало – священник мог находиться в жилом помещении. Пройдя по центральному проходу, Ласситер подумал, что, наверное, опоздал. Тем не менее отец Азетти находится где-то поблизости, ведь церковь не заперта.

Когда он снова выскользнул на площадь, те двое покуривали, стоя у парапета. Ласситер прокрался к дому священника рядом с церковью и постучал в деревянную дверь. Не дождавшись ответа, он повернул ручку и вошел внутрь. Свет был погашен, но это не имело значения. Глаза Ласситера уже давно привыкли к темноте. Переходя из комнаты в комнату, он звал священника, однако ответа не получил.

Это казалось странным, и Ласситер начал беспокоиться. Куда мог подеваться Азетти? Проделав обратный путь, он вернулся в церковь, решив, что священник молится в одной из часовен бокового придела. Возможно, во время молитвы падре настолько углубляется в себя, что забывает о внешнем мире и ничего не слышит.

Ласситер совершенно не представлял, что значит молиться. Однажды Джози вдруг впала в религиозность – экстаз продолжался около трех недель – и начала требовать, чтобы дети произносили за обеденным столом благодарственную молитву. Кроме того, перед тем как отойти ко сну, они должны были в ее присутствии, стоя на коленях, вознести молитву Господу. Ласситер никогда не вдумывался в слова, которые произносил. Он считал их не имеющими смысла звуками, освященными Его именем.

Ласситер позвал еще раз, гораздо громче:

– Отец Азетти! Это я – Джо Ласситер.

Тишина. Одна из свечей, на мгновение вспыхнув, погасла. Запахло расплавленным воском, напомнившим Ласситеру о торте на день рождения.

Может быть, священник отправился к одному из прихожан? Кто-то болен, и отец Азетти молится у изголовья страдальца?

Ласситер стал ждать. Но через некоторое время решил поставить свечу за упокой душ всех умерших. Небольшая стрелка указывала в направлении ящика для пожертвований, и, подойдя к нему, Джо бездумно извлек из кармана банкноту, сложил ее вдоль и сунул в узкую прорезь. Это с равным успехом могла быть как однодолларовая, так и стодолларовая бумажка. Впрочем, это могла быть и тысяча лир. Он не знал, и ему это было безразлично. В голове теснились странные разрозненные мысли: «Эти типы у парапета… На что намекал священник? Жутковатый городишко».

«За Кэти», – думал он, зажигая похожую на соломинку свечку. Затем рядом с первой поставил вторую. «За Брэндона», – сказал он себе, чувствуя, что автоматически выполняет увиденный где-то ритуал. В сущности, так и было.