Земля Ольховского. Тайны чужого мира. Kнига вторая - Константин Колчигин

– Нам пора! – ровно проговорил я, невольно задерживая ее руку в своей (возможно в последний раз). – Сегодня предстоит приготовить на ужин новое блюдо!

– Что-то опять очень вкусное? – улыбнулась моя помощница, но в ее больших ярко-голубых глазах угадывалась тревога.

– Надеюсь… – ответил я, споласкивая наши кружки в чистой забортной воде и убирая их вместе с термосом в сумку.

Через несколько минут мы отправились назад, и Наташа выразила желание сама управлять лодкой. Мы опять сели рядом на корме, а моя спутница, устроившись вполоборота и удерживая румпель правой рукой, попыталась взять мою ладонь левой, но от этого пришлось отказаться уже через несколько минут – поза была совершенно неподходящей. На этот раз мы почти не говорили – я глубоко задумался над собственной жизнью, не оставляя, впрочем, без наблюдения окружающую обстановку. Мне вдруг захотелось отменить запланированную поездку – причина, без сомнения, крылась именно в ней, и, возможно, мое отсутствие продлиться значительно дольше, чем это можно было сейчас предположить… Но я не мог теперь этого сделать – слишком невероятными казались сведения, почерпнутые мною из старого блокнота, а я и без того уже прошел мимо двух Городов и не проник еще дальше на запад (километров на пятьдесят-шестьдесят нам бы еще хватило топлива). Моя спутница вдруг выключила двигатель (кнопка «стоп» находилась на кончике румпеля), и лодка, быстро теряя ход, прошла еще с десяток метров, а потом замерла, развернувшись поперек русла – течение здесь было едва заметным.

– Вы должны объяснить мне, Николай Александрович! – взволнованно заговорила девушка. – У такого человека, как вы, должна быть сильно развита интуиция… Случится что-то плохое? Со мной? С вами?

– С вами, Наташа, – устало ответил я, как-то вдруг смирившись с этой потерей (в конце концов, девчонка будет жива-здорова и в будущем без особых проблем сможет устроить свою судьбу). – Но лишь в эмоциональном плане – скорее всего, пострадает ваше отношение ко мне.

– Я не могу просто так разлюбить вас, Николай Александрович! – возмутилась моя спутница. – Что же должно произойти?

– Не знаю, моя милая, – отозвался я, быстро глянув на нее. – Я не провидец, и этот вопрос вам лучше задать себе самой…

На деле я все же мог дать ответы на многие вопросы, и в этом не было абсолютно никакой мистики – стоило лишь представить себе различные варианты будущего и прислушаться к состоянию душевного комфорта, как реакции на каждый из них – еще в далекие студенческие годы таким способом я безошибочно угадывал результаты предстоящих экзаменов… Просто сейчас я был не в состоянии прибегнуть к этому несложному методу.

– А вы, Николай Александрович… – на этот раз тихо спросила девушка. – Вы… любите меня?

– Да! – немного резко ответил я, глядя на медленно проплывающие мимо нас береговые заросли. – Очень!

Потом я несколько минут целовал ее руки, а когда она наклонилась и прижалась лицом к моей буйной седеющей шевелюре, покрыл поцелуями круглые девичьи колени и гладкие, очень приятной полноты бедра до края короткой юбки – на дальнейшее самоуправство я уже не пошел, и без того хватил через край – теперь воспоминания об этой минуте станут преследовать меня до конца жизни… Заставив себя, наконец, выпрямиться, я продолжал удерживать ладони девушки в своих руках, и стоило ей лишь чуть придвинуться ко мне, как я поцеловал ее в тронутые легким румянцем щеки и нежную шею еще раз двадцать, старательно избегая чуть подкрашенных, на удивление приятной формы губ – тогда остановиться было бы еще труднее… Слегка отодвинувшись и глубоко вздохнув, я потянулся к пусковому шнуру мотора – надо было возвращаться, чтобы отвлечься на наши обычные повседневные дела – еще немного, и я бы в итоге просто махнул рукой на завтрашнюю поездку, чтобы не расставаться с этой на удивление привлекательной девчонкой, и впоследствии стал бы глубоко сожалеть, что не посетил, возможно, самое интригующее место этого мира… До лагеря было недалеко – мы уже миновали нависшее над водой дерево, и через несколько минут я подвел лодку к берегу. Выпрыгнув следом за Адмиралом на песок, я подал руку спутнице, а когда она оказалась рядом со мной, забрал из лодки ружья и свою походную сумку.

Минут через двадцать мы вместе взялись за приготовление ужина – я задумал сделать вареники с картофельным пюре (воспользовавшись картофельным порошком в герметичных упаковках), а такое блюдо требовало немало времени. Наташа не отходила от меня: часто целовала, касалась то локтем, то плечом – руки были в начинке, а я, в результате, вновь стал про себя проклинать свою затею… Новое блюдо имело огромный успех – хвалили на все голоса и не успевали делать добавку. Ели с маслом, со сметаной, а кто и с тем и другим одновременно – похоже, лишь я на сегодня был лишен аппетита. В самом разгаре ужина я поднялся из-за стола, заявил, что пойду отдыхать и отправился в свою «каюту».

XVI

Заснуть мне, впрочем, не удалось и, проворочавшись часа два с половиной, я поднялся и занялся малой тренировкой, чем несказанно удивил Петра, дежурившего по лагерю. Управившись за три часа, я привел себя в порядок, в своей «каюте» набросал записку для Наташи, в которой просил не беспокоиться и обещал вернуться в максимально короткий срок (записку оставил на своем столе), захватил оба ружья, несколько коробок с пистолетными и ружейными патронами, пару новеньких малогабаритных светодиодных фонарей, вторую цифровую фотокамеру (помимо той, что была у Наташи), двое запасных электронных часов в герметичных корпусах, сменный комплект одежды, походную сумку и, жестом приказав лежащему в проходе Адмиралу оставаться на месте, тихо вышел наружу. Петра послал за тремя канистрами с топливом (в кормовом отсеке лодки оставалась лишь одна канистра), а когда он принес их, попросил также наполнить один из бачков под питьевую воду. Пожертвовав на сборы еще несколько минут, я прихватил на нашем «складе» оба все еще неплохо накачанных колеса для лодки вместе с крепежными приспособлениями, рискуя разбудить кого-нибудь из своих людей (перебираться пришлось опять через Адмирала). Сложив все в рубку и багажники «Прогресса», я снял с транца «надувнушки» маленький мотор, уложил его в футляр и сунул в носовой отсек. Чтобы избежать лишнего шума (на стартовых оборотах «Вихрь» способен был поднять на ноги весь лагерь), оттолкнув лодку от берега, я взялся за весла и отогнал суденышко к проходу в скалах, где и запустил мотор. Осторожно миновав неширокий пролив, я стал плавно прибавлять обороты, и малозагруженная лодка легко разогналась до сорока трех-сорока четырех километров в час. Двигаться предстояло около двух с половиной часов (что-то порядка сотни километров), и я очень скоро пожалел, что не выпил хотя бы чашки кофе – меня начало почти непреодолимо клонить в сон. Пришлось удалиться от берега еще на пару сотен метров – теперь, заснув на десяток-другой секунд, я уже не рисковал врезаться в береговые скалы. Море было спокойно – лишь очень пологие длинные волны, а мотор работал, как часы – ровно, без единого сбоя, и все это еще более способствовало дремоте, поэтому, несмотря на все моя старания, несколько раз я ощущал короткие (на десяток секунд – не больше) провалы в сознании… Самыми сложными были первые часа полтора, а потом мой железный организм адаптировался к сложившейся ситуации, сонливость стала проходить и сменяться бодростью.

Проход в очередной залив (по всей видимости, заливы являлись весьма характерными для южного берега образованиями), я сознательно не стал искать – в сходных ситуациях, когда нужно было найти место, где прежде не приходилось никогда бывать, мне нужно было лишь отвлечься на посторонние темы, стараясь не думать о цели и ноги (в данном случае руки – когда вдруг появилось желание переложить штурвал в сторону берега) сами приводили туда, куда требовалось. Расщелина в береговых утесах была не более трех-четырех метров шириной, и с моря разглядеть ее было очень непросто. Снизив ход до минимума, я осторожно, но достаточно решительно (как, впрочем, старался исполнять большинство дел в своей жизни), провел моторку в небольшой (метров сорок длинны и около двадцати ширины) залив, который обступали высоченные отвесные каменные стены. Едва оказавшись здесь, я выключил двигатель, успев отметить по показаниям эхолота, что глубина залива превышает сотню метров (настоящая пропасть). Выбравшись на носовую палубу, я взялся за весла, подвел лодку к гладкой каменной стене и внимательно осмотрел ее черную поверхность. Обнаружив, наконец, едва приметную трещину, я вынул из нагрудного кармана рубашки электронные наручные часы и впихнул их в нее так, чтобы не повредить корпус и исключить возможность вымывания штормовой волной. Вторые часы я решил оставить в лодке, чтобы также по показаниям календаря судить о временных аномалиях этого места. Продолжая двигаться на веслах, я провел лодку в дальний конец залива, где виднелся широкий (во всю ширину залива) и невысокий (метра три-три с половиной) вход в загадочную пещеру, о которой было так много написано в старом блокноте (разобрать, к сожалению, удалось совсем мало). Миновав испещренный трещинами и поросший мелкой травянистой растительностью карниз, я оказался в просторной мрачной пещере с черными неровными стенами, свод которой сразу от входа ушел на много метров вверх. Через десяток метров из воды показалось шершавое очень пологое дно, и я, внимательно следя за обстановкой, неторопливо подвел суденышко к этому подобию берега. Закрепив весла в походном положении, спрыгнул на сравнительно ровный камень и подождал несколько минут, внимательно прислушиваясь. Ничего особенного, впрочем, разобрать не удалось – лишь легкий равномерный шелест прибойной волны, немного гулко звучавший под этими каменными сводами, и звук равномерно падающих капель с высоты, наверное, в несколько метров в какой-то микроводоем.