Немецкие бронетанковые войска. Развитие военной техники и история боевых операций. 1916–1945 - Вальтер Неринг

Гитлер сам однозначно понимал этот факт, поскольку в свое время он, согласно дневнику Гальдера, заявил на совещании 31 июля 1940 года в Бергхофе: «…Операция [против России] будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим все государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно. Остановка действий зимой опасна…»

Как же можно объяснить этот отрицательный исход? Прежде всего чрезвычайной недооценкой России, сделанной Гитлером, когда он начал войну против России без необходимых оснований. Он был убежден, что эта война станет легкой игрой с «советскими недочеловеками» и закончится быстрой победой. После всех имевших место ранее побед он рассчитывал использованием мобильных войск, действующих совместно с военной авиацией на безграничных просторах России, снова обрести быструю, возможно, еще более быструю, чем раньше, победу. Всяческие сомнения он отвергал как пораженческие. На практическое отсутствие в России дорожной сети он явно не обращал никакого внимания; с легким сердцем отправляя на тысячи километров в глубину вражеской территории транспортные средства, созданные для передвижения по нормальным дорогам. Совершенно не принимал во внимание мощный промышленный потенциал, созданный по обе стороны Урала, и столь же легкомысленно не думал об известном разведке значительном числе танков в русской армии, явно считая это целенаправленной пропагандой противника.

К предостережениям специалистов Гитлер не прислушивался; равным образом не обращал он внимания на весьма компетентное выступление государственного секретаря фон Вайцзеккера от 28 апреля 1941 года и на «тяжелые опасения» главнокомандующего военно-морскими силами гросс-адмирала Редера, высказанные им 27 декабря 1940 года, о том, что «всякое распыление сил создает опасность для конечного успеха».

Согласно свидетельству Грайнера[239], гросс-адмирал Редер уже 6 и 26 сентября, в также 14 ноября 1940 года «убедительно» высказывался против идеи войны с Россией.

В этом же ряду стоит и непроизвольное признание Гитлера Гудериану от 4 августа 1941 года, когда последнему доложили о неожиданно большом числе вражеских танков перед фронтом 2-й танковой группы: «Если бы я раньше знал, что названное вами число русских танков соответствует фактическому, то я… никогда бы не начал эту войну!» Практически слово в слово он повторил это высказывание в тот же день, находясь в расположении группы армий «Центр».

Переоценка Гитлером своих способностей в качестве предполагаемого «военачальника» и значительные успехи вермахта, прежде всего современных танковых сил, с 1939 по 1941 год побудили его в подготовке и проведении военной кампании против России руководствоваться собственной интуицией, которая очень скоро обернулась иллюзией или даже крупными полководческими ошибками, за которые пришлось расплачиваться войскам. У него, как у дилетанта в области оперативного военного командования, недоставало основного — профессионального опыта, который позволил бы ему оценивать и чувствовать возможные границы проведения подобных операций.

Несмотря на это, он все же, будучи политически ответственным государственным деятелем, который, согласно Клаузевицу, должен ограничиваться формированием политико-стратегической целевой установки, все же вмешивался, с 1940 года эпизодически, а в ходе военной компании в России неожиданно и постоянно, в детали военного руководства. Этим он разрушал доверительные отношения между ставящим задачи политиком и самостоятельно действующим в военных рамках и ответственным за результаты полководцем.

Своим нервным, неуравновешенным поведением, своими постоянно меняющимися планами и своим необузданным нетерпением, которое не способствовало вызреванию планов вообще, так же как и своими постоянно меняющимися взглядами он препятствовал осуществлению всяких выстроенных с дальним прицелом, долгосрочных оперативных планов, о чем свидетельствуют заметки, воспоминания и дневник Гальдера.

Гитлер сохранял твердое убеждение, что он может победоносно завершить русскую полевую кампанию до осени, несмотря на пятинедельную задержку из-за военных действий на Балканах, в чем его поддерживали и покорные ему приближенные в штаб-квартире фюрера. На удивление, в этом с ним было согласно и главное командование сухопутных сил. Подтверждая это обстоятельство, Гудериан пишет в своих воспоминаниях, что «Верховное главнокомандование вермахта и главное командование сухопутных сил не высказывали ни малейших возражений этим планам». Что подобное обстоятельство и в самом деле имело место, к удивлению автора, подтвердил и Гальдер, планировавший операции в 1941 году, в своем выступлении по телевидению 22 июня 1966 года.

Столь же удивляет и запись генерал-полковника Гальдера в его дневнике от 3 июля 1941 года, на 12-й день войны: «Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена. Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника… будут сковывать наши силы еще в течение многих недель…»

Как раз в этот день 18-я танковая дивизия автора книги по ту сторону Березины вступила в бой с первыми встреченными ей русскими танками Т-34[240] под командованием генерала Еременко[241], значительно превосходившими германские танки в отношении огневой мощи, бронирования и проходимости по пересеченной местности. Наши оценки ситуации в то время звучали совершенно иначе.

В общем же в танковых войсках во многих отношениях рассуждали куда более объективно, чем односторонне мыс лящее высшее командование, поскольку танкисты гораздо лучше знали все собственные слабые места. Мобильные войска в том, что касается танковой техники и транспортных средств, для военных действий против России были оснащены не соответственно условиям территории. Их быстрые победы во Франции были достигнуты благодаря пригодным для передвижения по дорогам с твердым покрытием транспортным средствам, использовавшим лучшие дороги. Здесь же, на почти лишенном дорог Востоке, у армии не было пригодного для передвижения транспорта, который можно было бы использовать для боя и снабжения. Даже имевшиеся полевые дороги представляли собой просто накатанные колеи, которые становились совершенно непроезжими в период распутицы.

Оперативный план оказал значительное влияние на полевую кампанию, которая осуществлялась на основании директивы № 21 от 18 декабря 1940 года. План этот, по мнению швейцарского историка Эдди Бауэра, отличался «максимально возможной простотой и ясностью».

Из этого мнения можно понять, сколь трудно даже для профессионального историка критически проанализировать сугубо военные обстоятельства. На самом же деле план этот отличался весьма грубыми ошибками.

Он не отводил решающую роль мобильным (танковым и моторизованным) войскам как носителям основной идеи оперативного плана — концентрированного применения всех имеющихся в наличии сил под единым командованием, наоборот, распылял их.

Эта ошибка обостряется подчинением мобильных соединений трем группам армий на фронте от низовьев Сана до северных районов Восточной Пруссии на всем протяжении этого участка Восточного фронта длиной более 500 километров по прямой линии. В результате этого любое оперативное взаимодействие мобильных войск, кроме как в пределах своей группы армий, было затруднено и требовало значительного времени.

Направления наступлений трех групп армий и их танковых оперативных объединений расходились в разные стороны друг от друга. В принципе они должны были бы продвигаться именно раздельно, но при сближении с неприятелем быстро объединяться, чтобы противостоять тому превосходящими силами и быть способными окружать вражеские объединения и соединения. В данном случае это основополагающее правило нарушалось. Южный фланг [Восточного фронта] взял направление на Киев, северный фланг — на Ленинград. Тем самым фронт наступления был расширен куда больше, чем вдвое, и обороняющемуся противнику представлялась возможность наносить контрудары из глубины страны против флангов наступающих клиньев.

Оперативный план явно был рассчитан на то, что наступающим очевидно придется иметь дело со слабым противником, который будет вести себя пассивно, распылит силы и в скором времени будет сломлен.

План этот с самого начала был ориентирован на преследование противника, даже без завоевания первоначально успеха в решающем сражении, без проверки двухстороннего боевого потенциала, возможность для которой заложена была бы при планировании. Все это исходило из неверной оценки ситуации Гитлером и главным командованием сухопутных сил, которое покоилось на сокровенной мечте о таких же успехах, которые уже были достигнуты в 1939–1941 годах. Уже в этом просматривались истоки неудачи в войне с Россией.