Эмили из Молодого Месяца. Восхождение - Люси Монтгомери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блаженство неожиданно околдовавших ее чар было невыносимо. Она чувствовала, что должна разбить их, и, вскочив, направилась к окну. В чуть слышном шепоте и свисте снега, скользящего по голубовато-белым морозным узорам на стекле, казалось, звучало легкое презрение к ее растерянности. Три больших стога сена в высоких снежных шапках, едва различимые за метелью в углу двора, словно смеялись, тряся плечами, над ней и ее затруднительным положением. Пламя печи, отраженное в оконном стекле на фоне просеки, выглядело как разведенный под елями костер насмешливого гоблина. Тянувшиеся за ним леса были непроницаемой для взгляда белой стеной метели. На миг Эмили захотелось оказаться в этих лесах — там она обрела бы свободу от этих пут невыносимого восторга, который так внезапно и так необъяснимо сделал ее своей пленницей — ее, ненавидевшую любые оковы.
«Неужели я начинаю влюбляться в Тедди? — думала она. — Я не хочу... не буду».
Перри, совершенно не подозревая от том, что произошло в мгновение ока между Тедди и Эмили, зевнул и потянулся.
— Думаю, нам пора на боковую: свечи почти догорели. Из этой соломы выйдет отличная кушетка для нас, Тед. Давай вытащим охапку побольше и в соседнюю комнату — навалим ее на кровать, чтобы вышла удобная постель для девочек. А на солому кинем одну из меховых полостей — думаю, выйдет неплохо. Нам всем в такую ночь должны присниться славные сны... особенно Илзи. Интересно, она уже протрезвела?
— У меня полный карман снов на продажу, — сказал Тедди шутливо, с новой, непривычной веселостью в голосе и манерах. — Чего изволите? Чего изволите? Есть сон об удаче... сон о приключении... сон о море... сон о лесах... любой сон, какой хотите, по вполне разумной цене... есть даже парочка непревзойденный ночных кошмаров. Сколько дадите за сон?
Эмили обернулась... на миг остановила взгляд на его лице... а затем, охваченная безумным желанием схватить перо и «книжку от Джимми», забыла и свое волнение, и трепет влюбленности, и все остальное. Казалось, его вопрос «Сколько дадите за сон?» был магическим заклинанием, открывающим двери в какую-то тайную, неведомую ей самой часть ее воображения, и она вдруг увидела разворачивающуюся перед ней великолепную идею рассказа... всю, целиком, включая даже заголовок — «Продавец снов». Остаток этой ночи Эмили уже не думала ни о чем другом.
Мальчики отправились на свою соломенную кушетку, а Эмили, решившись покинуть спавшую на диване Илзи — та, казалось, чувствовала себя во сне совсем неплохо, — прилегла на кровать в маленькой комнате. Но не для того, чтобы уснуть. Ей совсем не хотелось спать. Ей не нужен был сон. Она забыла, что начинала влюбляться в Тедди... она забыла обо всем, кроме своей чудесной идеи — глава за главой, страница за страницей она разворачивалась перед ней в темноте. Ее действующие лица жили и смеялись, говорили и действовали, наслаждались и страдали... она видела их всех на фоне метели. Ее щеки пылали, сердце билось быстрее обычного, она с головы до ног трепетала от восторга творчества... от радости, что била как фонтан из глубин самого ее существа и казалась независящей ни от чего земного. Если Илзи была пьяна от шотландского виски, забытого в старом доме сыновьями Малкома Шоу, то Эмили пьянило вино вечности.
Глава 21
Кровь — не водица
Эмили не спала почти до утра. Метель утихла, и окрестности старого дома Джона Шоу казались призрачными в свете заходящей луны, когда она наконец погрузилась в сон с восхитительным чувством исполненного долга — ведь ее рассказ был наконец обдуман. Теперь оставалось лишь записать его краткий план в «книжку от Джимми». Она не сможет чувствовать себя спокойно, пока все, что она придумала, не будет записано черным по белому. Она не будет пытаться написать его — пока. О нет, она подождет еще несколько лет. Она должна подождать, пока время и опыт не сделают ее перо инструментом, способным отдать должное ее замыслу. Ведь одно дело — в поэтическом вдохновении обдумывать идею среди ночи, и совсем другое — суметь изложить ее на бумаге так, чтобы воспроизвести хотя бы одну десятую ее первоначального очарования и глубокого смысла.
Разбудила ее присевшая рядом с ней на край кровати Илзи, выглядевшая довольно бледной и нездоровой, но с непобедимым смехом в янтарных глазах.
— Ну, я проспалась после моей оргии. И мой животик в полном порядке. Виски Малкома действительно ему помогло... хотя мне кажется, лекарство было хуже, чем болезнь. Я полагаю, ты хочешь знать, почему я не хотела разговаривать вчера вечером.
— Я думала, что ты была слишком пьяна, чтобы разговаривать, — искренне ответила Эмили.
Илзи хихикнула.
— Я была слишком пьяна, чтобы не разговаривать. Когда я добралась до дивана, у меня перестала кружиться голова, и мне захотелось поговорить... ох, до чего же мне хотелось говорить! Мне хотелось говорить ужаснейшие глупости и рассказать все-все, что только было у меня на уме. У меня оставалась лишь малая толика здравого смысла — ровно столько, чтобы понять, что я не должна все это говорить, а иначе навсегда опозорюсь... и я чувствовала, что, если скажу одно слово, это будет то же самое, что вынуть пробку из бутылки... всё остальное польется с бульканьем. Так что я стиснула зубы, чтобы не произнести этого одного слова. Дрожь меня пробирает, как подумаю, что я могла бы сказать... и в присутствии Перри! Чтобы твоя маленькая Илзи еще когда-нибудь закутила? Никогда! С этого дня я абсолютная трезвенница.
— Что мне непонятно, — сказала Эмили, — так это то, как от такой мизерной порции чего бы то ни было у тебя могло настолько помутиться в голове.
— Ну, ты же знаешь, мама была из Митчеллов. А всем давно известно, что Митчеллы не могут сделать и одного глотка спиртного без того, чтобы не свалиться под стол. Это одна из их семейных странностей. Ну, вставай, любовь моя, ненаглядная моя. Мальчики разводят огонь, и Перри говорит, что мы можем состряпать себе приличный завтрак из свинины, бобов и печенья. Я так голодна, что готова съесть сами консервные банки.
И вот тут, обшаривая кладовую в поисках соли, Эмили сделала грандиозное открытие. В глубине верхней полки, почти у самой стены, лежала стопка пыльных старых книг — вероятно, оставшихся там со времен Джона и Альмиры Шоу — заплесневевшие календари, альманахи, гроссбухи. Эмили случайно опрокинула все это на пол и затем, собирая книжки, обнаружила, что одна из них — ветхий альбом для вклеивания вырезок. Из альбома выпал оторвавшийся лист. Когда Эмили вкладывала его обратно, ее взгляд упал на название стихотворения, наклеенного на него. Она схватила листок обеими руками, ее дыхание стало частым. «Легенда Абигвейта»! То самое стихотворение, благодаря которому Эвелин победила в конкурсе! Вот оно, в этом старом пожелтевшем альбоме с вклейками двадцатилетней давности... слово в слово, если не считать двух четверостиший, которые Эвелин выбросила, чтобы уложиться в требуемую длину.
«И к тому же два лучших в нем!— с презрением подумала Эмили. — Как это похоже на Эвелин! У нее просто нет никакого литературного вкуса».
Эмили вернула книжки на полку, но оторвавшийся листок сунула в карман. Свою порцию импровизированного завтрака она ела очень рассеянно. К этому времени на всех окрестных дорогах мужчины уже расчищали снежные заносы. Перри и Тедди нашли во дворе лопату и скоро проложили путь сквозь сугробы до дороги. И наконец, после долгой, но без происшествий поездки, они добрались до Молодого Месяца, где все были уже изрядно встревожены и ужаснулись, узнав, что им пришлось провести ночь в доме старого Джона.
— Вы могли страшно простудиться, — сурово сказала Элизабет.
— Что ж, у нас не было выбора. Или провести ночь в этом заброшенном доме, или насмерть замерзнуть в сугробах, — сказала Эмили, и больше об этом ничего не было сказано. Ведь они благополучно добрались домой и никто из них не простудился — так о чем тут было еще говорить? Так смотрели на дело в Молодом Месяце.
Но в Шрузбури взгляд был несколько иным. Хотя то, как смотрели на произошедшее в Шрузбури, стало очевидным не сразу. Вся история разошлась по Шрузбури к вечеру понедельника: Илзи рассказала ее в школе и описала свою «оргию» с большим юмором и живостью под взрывы хохота ее соучеников. Эмили, которая в тот вечер впервые в жизни зашла навестить Эвелин Блейк, застала ее в очень хорошем расположении духа.
— Моя дорогая, неужели вы не можете воздействовать на Илзи, чтобы она не рассказывала повсюду эту историю?
— Какую историю?
— Ну, о том, как она напилась пьяной в прошлую пятницу... в ту ночь, которую вы провели с Тедди Кентом и Перри Миллером в старом доме неподалеку от Дерри-Понд, — вкрадчиво сказала Эвелин.
Эмили вспыхнула. В тоне Эвелин звучал какой-то намек... так что самый невинный факт, казалось, вдруг приобрел зловещую значительность. Эвелин намеренно хотела оскорбить ее?