Побег из Невериона. Возвращение в Неверион - Дилэни Сэмюэл Р.

– Кто это «мы», белый человек?

– Кермит, это ты белый, а я черная и дружу с тобой уже много лет. Тридцатишестилетняя черная женщина с большим лишним весом и неправильным прикусом, которую ты бесишь. Если бы широкие массы знали, что ты о них говоришь, выдвигая такие вот…

– …они впитали бы это и жили дальше, как поступают с любой информацией и с любыми оскорблениями, которые наши культурные деятели всевозможного уровня им навязывают. Только так они – мы, если хочешь – и выживают. Ты же знаешь, что я не либерал, Лесли.

Лесли снова вздохнула. Кермит вздохнул еще громче и развел руками, но книгу не выронил.

– Ему здорово повезло, конечно. Нашелся древний город, который, даже если он и не является главным портом страны, именуемой микенскими греками «Транспотия», вполне мог бы быть им. И в нем произошла эпидемия, где инфекция – согласно твоей технике перевода, приложенной к обнаруженному здесь тексту – передавалась, возможно, и половым путем. Такое, похоже, и в древности случались время от времени – римляне, кажется, об этом тоже упоминают?

– И передавалась она между гомосексуалами. Высокоморальное большинство постоянно об этом твердит.

– Вот что значит проводить столько времени вдали от цивилизации… отвыкаешь от подобных вещей. Но эта сексуальная составляющая все же ужасна.

– Я, конечно, не знаю, как проходила эпидемия здесь. Только ли мужчины заболевали – притом гомосексуалы – или женщины тоже? Нам известно только, как они заражались.

– Вот в том-то и ужас, но твой Дилэни очень ловко это обыгрывает. Десять лет назад ты писала в своей первой книге (и это очень ценная работа, что бы я ни говорил раньше): «Мы не нашли имен богов ни в Кулхаре, ни в других связанных с ним древних текстах». И еще: «В этом народе, видимо, высоко ценились ремесла». Что с этим сделал Дилэни? Выдумал целую галерею безымянных богов, заменивших будто бы древних, с именами. И поставил их на службу современному до смешного мировоззрению. История здесь и не ночевала. Как ты, автор такого труда, можешь это терпеть? Твой перевод Кулхара просто гениален, если на то пошло, но твой дружок…

– Он мне не друг, Керми. – Над развалинами, напротив великолепного заката, всходила огромная ущербная луна. – Я его ни разу не видела – мы просто переписывались с ним, вот и все. И мне иногда нравится то, что он пишет. Но ты, похоже, единственный, кто думает, что жанр «меч и колдовство» должен быть исторически достоверным! Это же просто фэнтези, развлекательное чтиво.

– Тебе лучше знать. Однако книжка твоего, условно говоря, друга – целых три книжки – явно основаны на твоих находках. Эта, как я понимаю, третья, и я полдня на нее потратил. И он не передает, как жили люди не знаю уж за сколько тысячелетий до нашей эры. Он описывает условно-патогенную инфекцию и средства, оттягивающие почти неизбежную смерть, – однако больные СПИДом могут протянуть полгода лишь потому, что мы, в наше время, располагаем такими средствами! Ладно, это я прощаю ему – я тоже мало что знаю об их жизни. Да и никто не знает на данный момент. Но почему этот город у него называется «Колхари»? Среди твоих догадок такого названия не было. С какого он потолка его взял?

– Все его книги с потолка взяты. – Лесли пересела поудобнее на песчаном бархане. – Вы с Уэллманом копаете здесь всего полгода благодаря приложению к моей книге, и вам повезло найти город на том, можно сказать, самом месте. А Дилэни при написании третьей книги попросту не мог знать, что в этом месте есть город и что в нем произошла эпидемия, напоминающая в некоторых отношениях СПИД. Судя по датам, ты только что выехал сюда, когда он дописывал эту книгу. Вот в чем загадка – потому я и привезла…

– Ты приехала, Лесли, чтобы на что-то меня подбить. И я не собираюсь тебе поддаваться.

– Я приехала, потому что была всего в трехстах милях отсюда. Хотела поздороваться и посмотреть, что вы тут накопали. А поскольку ты, хоть и неохотно, написал послесловия к двум его книгам, я подумала, что тебе будет интересно почитать третью.

– Наши землекопы на тебя смотрят, Лесли, – цени. Рад, что тебе нравится эта вещь, но не проси меня по старой дружбе сделать что-то еще.

– Да, дружба у нас давняя, хоть ты и злишь меня то и дело. И просто так ты от меня не отвертишься. Десять лет назад я положила много трудов на то, чтобы сделать книгу из моих математических методов и основанных на них переводов – а незнакомый, но симпатичный мне автор написал на ее основе три своих книги. Ты же благодаря ей стал третьим по старшинству на раскопках стоимостью сто пятьдесят тысяч долларов, что вызывает интересные ассоциации между ними и тем, что еще недавно считалось второстепенным активным текстом. Речь, конечно, не о Дилэни, а о Кулхаре. Не сомневаюсь, что вы с Уэллманом напишете об этих раскопках парочку собственных книг. Да, я рада, что мой труд лег в основу того и этого, – не забудь об этом, пожалуйста, когда будешь писать свою книгу. Но если бы я все же встретилась с Дилэни, то непременно спросила бы, что он думает о ваших здешних находках. И он бы, наверно, ответил, что они интересны, но это все, что он может сказать, поскольку все его книги написаны до начала раскопок. Примерно о том же я спрашиваю тебя: что думаешь ты о его работах? И удивляюсь, потому что ждала совсем не такого ответа.

– Вот как? Что ж, возможно, мы оба тебя удивим. Ты говоришь, что хочешь знать мое мнение, – действительно хочешь?

– Конечно!

– Уверена?

– Полностью.

– Так вот, в отличие от Уэллмана – который, когда ты показала ему утром книгу Дилэни, стал говорить, что это хорошая реклама для раскопок (не прочтя ни слова), – в отличие от него, я гей. Никогда особо не скрывал этого, тем более от тебя. То, о чем пишет Дилэни, мне очень близко… Я был в Нью-Йорке тем летом, когда все СМИ писали и говорили о СПИДе. Сидел у себя в отеле, дожидался рейса, чтобы лететь сюда, и смотрел «Твенти-Твенти». Там брали интервью у «живого скелета», который, как и Герб у Дилэни, умер на следующий день после выхода передачи. А до этого мне пришлось несколько раз съездить на метро в Вашингтон-Хайтс для отправки нашего оборудования, и я решил зайти в общественный сортир на остановке «Семьдесят девятая улица» – место весьма активного секса в то время, – поглядеть, что там делается. Учти, что обычно я в таких местах не бываю. Триста контактов в год? Господи, да для меня три за последние пять и то оргия. Я просто хотел понаблюдать, как ученый, что там происходит на фоне этой шумихи. Представь себе эту дыру: облупленные стены, асбестовые трубы, дневные светильники прошлой эры и кабинки без дверей, с одними перегородками. Между первым и вторым моим визитом туда кто-то залепил гипсом все унитазы и писсуары – не тронули только длинную раковину, которая тут же наполнилась мочой, фекалиями и туалетной бумагой.

Кто мог это сделать? Разгневанные натуралы, чтобы вывести из строя притон извращенцев? Или доброхоты, чтобы понизить число заражений СПИДом?

Однако сексуальной активности это не пресекло, и по назначению, что показывало состояние пола и раковины, туалетом пользовались по-прежнему – но через несколько дней его насовсем закрыли. Про массовые убийства даже и говорить не хочу. Вот как выглядел в то время Нью-Йорк, вот что я думал найти в его «карнавальном» изображении. И еще – нет уж, дай мне сказать. Почему он не пишет о попытках закрыть бани для геев, о преследовании геев-бизнесменов и даже натуралов, владевших гей-барами? Или взять психотерапевта и бухгалтера, упомянутых им: сколько пациентов, сколько клиентов у них осталось за шесть месяцев, за шесть недель, за шесть дней до смерти, когда они были еще в силах работать, но все уже знали, что у них СПИД? Вот что я хотел бы знать, не говоря уж о клиентах Ферона. И это заявление на Мосту Утраченных Желаний… «у меня есть любовник»! Как бы не так. Простите великодушно, но ни у меня, ни у семи из восьми знакомых мне геев любовника нет! Понимаешь ли ты, что означают облавы в банях Сан-Франциско или полицейский рейд в нью-йоркском клубе «Шахта»? Об этом писали все гей-издания, когда я там был. Это сложная политическая ситуация, затрагивающая тысячи, если не миллионы геев и миллионы гетеросексуалов; люди пишут статьи и письма, отстаивая разные точки зрения; писатели, имеющие больных СПИДом любовников, высказываются против закрытия бань, а официальные источники, пользуясь замешательством, в очередной раз дают указания, как нам, геям, следует и не следует жить. «Аллегория»! Расскажите кому другому! Настоящей аллегорией был бы взвод императорских гвардейцев, разрушающих мост как источник заразы, – и реакция на это всех остальных, от торговцев и покупателей, не могущих попасть на свой Старый Рынок, до завсегдатаев самого моста, желающих быть свободными в своем выборе…