Звезда морей - О’Коннор Джозеф

Господи, Ты мой кормчий

В море житейских бурь.

Мели и скалы скрывает

Неведомых волн лазурь.

Ты моя карта и компас,

Господи, Ты мой кормчий.

Лорд-лейтенант бросил в могилу первый ком земли. Затрубил горн, лорд-лейтенант отдал честь, но не было ни речей, ни оружейного салюта: таково было недвусмысленное желание графа. Приходский священник прочитал первые главы книги Бытия: сотворение мира, Адам дает имена животным. Капитан Хелпмен из береговой охраны возложил на могилу венок из белых лилий. Едва прочли последнюю молитву, как Мерридит сказал, что ему нужно побыть одному. Его просьба встретила понимание. Скорбящие заверили, что подождут. Тяжко на похоронах тому, кто разочаровал усопшего.

Мерридит зашел за каменную черную церковь, расстегнул манжету, закатал рукав. Вместо жгута перетянул руку галстуком Нового колледжа. Достал необходимое из кармана пальто.

Игла пронзила кожу, еле заметно обожгла болью.

Из прокола выступила яркая капля крови, он вытер ее носовым платком с монограммой отца. Мерридита охватило отупение, дремотная тяжесть. Он повернулся, чтобы уйти.

И увидел ее.

Она с младенцем на руках стояла в ржавых воротах. На ней была черная кофточка, темно-зеленая юбка, черные шнурованные ботинки до щиколоток, и он почему-то вдруг вспомнил, что ни разу не видел ее обутой.

Ее снежно-белая шея была повязана лентой, хрупкое запястье обхватывал браслет, свитый из сухого ситника. Она еле слышно пела балладу о погибшей любви — спокойная и недвижимая, точно изображение на гравюре. Из кустов за ее спиной выпорхнули вороны: так летят по ветру клочки обугленной бумаги. Взгляд загнанный, отрешенный, но в остальном ничуть не изменилась. Его ошеломило, что она совсем не изменилась. Разве что немного похудела. Побледнела. Но волосы остались прежними: такие же темные и блестящие.

Он выдавил улыбку. Она не улыбнулась в ответ. Расстегнула кофточку и приложила младенца к правой груди, все так же тихо напевая старинную песню. Он знал эту песню. Он часто ее слышал. Говорят, если спеть ее врагу, тот умрет.

— Мэри?

Она отшатнулась от него, но петь не перестала. Он смотрел, как ребенок сосет грудь, как она гладит пальцами его поросшую младенческим пухом макушку. Малыш пошевелился и устало срыгнул. У наблюдателя затряслись поджилки. Ему захотелось сесть. Или убежать. От жажды во рту появился соленый привкус.

— Что с тобой, Дэвид?

Он осознал, что к нему подошла жена и Джон-ниджо Берк. Не говоря ни слова, девушка развернулась, вышла из ворот и, крепко прижав ребенка к груди, принялась пробираться сквозь заросли крапивы. Он смотрел, как она шагает прочь по грязной, поросшей колючками топи, как облетают споры амброзии, задетые подолом ее юбки.

— Что с вами, ваша светлость? Вам нездоровится?

Он натужно засмеялся.

— С чего бы?

— Вы очень бледны, сэр. Послать за доктором Саффилдом?

— Нет-нет. Я просто не ожидал увидеть мисс Дуэйн, столько лет прошло.

Жена взглянула на него с любопытством.

— Не обращайте на нее внимания, сэр. Она совсем чудная, бродит, как зачарованная.

— Как ее бишь, Джонни? Кажется, Мэри?

— Нет, это не Мэри, сэр. Это ее сестра. Грейс Гиффорд.

Мерридит медленно повернулся к слуге.

— Малышка Грейс? Не может быть.

— Уже замужем, сэр. Живет в Скрибе. Послышалось лошадиное ржание: катафалк повезли прочь, вниз по изрытому колеям холму, к голодному Клифдену.

— А ее родители? Надеюсь, в добром здравии?

— Матери ее уж год как на свете нет, сэр. Отец умер полгода назад. Земля им пухом.

— Боже. Я и не знал. Как жаль.

— Да, сэр. Старая миссис Дуэйн, упокой Господи ее душу, очень вас любила. Частенько вас вспоминала, сэр.

— Я тоже ее очень любил. Она была очень добрая. Банальная фраза: он досадовал на себя. Хотел признаться Берку, что Маргарет Дуэйн была ему как мать, но подумал: выйдет неуместно.

— А эта, как ее, Мэри… тоже, наверное, замужем.

— Да, сэр, уж лет десять как. Живет близ Рашин-даффа. Кажется, у нее тоже ребеночек. Девчушка.

— Она иногда навещает нас?

— На прошлой неделе я видел ее на рынке в Голуэе. — Берк пренебрежительно отмахнулся, уставился на каменистую землю. — Но она сюда редко приезжает. Уж много лет не показывалась. У нее теперь свое семейство.

— Я бы хотел навестить могилы мистера и миссис Дуэйн. Отдать им дань уважения. Как думаете, можно это устроить?

— Когда уж вам, сэр. Вам нужно скорее вернуться в Лондон.

— Я всего на часок. Это в Карне? В тамошней католической церкви?

— Вы не поняли меня, сэр. Вы тут давно не были.

— В чем дело, Джонни? О чем ты?

Берк отвечал очень тихо, точно стыдясь совершенного проступка.

— Никто не знает, где их могилы, сэр. Они умерли в Голуэе, в работном доме.

Глава 25

НЕОПЛАЧЕННЫЙ СЧЕТ

В которой Дэвид Мерридит приезжает в свое королевство

Мерный стук маятника высоких стоячих часов, запах пыли и старинной кожи: так же пахло в кабинете директора школы в Винчестере.

Он выстроит новую пристань со швартовами для рыбаков, может, еще образцово-показательную школу для детей арендаторов мелких земельных участков. Наймет толкового управляющего, чтобы помочь арендаторам, молодого, из местных, умного и порядочного. Пожалуй, отправит его учиться в Шотландию, в сельскохозяйственный колледж. Расскажет людям о гигиене, об особенностях почвы. Привьет им современные идеи — для их же блага. Пусть избавляются от старомодных убеждений, расширяют кругозор, меняют устаревшие обычаи и неразумные привычки. Взять хотя бы их пристрастие к ямсу, он же «лошадиный картофель»: теперь уже ясно, что он подвержен болезням и пора от него отказаться. Мерридит поможет им в этом. Кингскорт превратится в самое ухоженное поместье во всей Ирландии, да и во всем Соединенном Королевстве, если уж на то пошло.

Тяжелая дверь отворилась, прервав его размыш ления. В отделанный темными деревянными панелями кабинет важно вошел юрист, точно палач в камеру приговоренного к смерти. Молча уселся за стол, сломал печать на пергаментном свитке.

— Сие есть последняя воля Томаса Дэвида Оливера Мерридита, моряка, рыцаря-командора Ордена Бани, адмирала военно-морского флота Ее Величества, благородного лорда Кингскорта, виконта Раундстоуна, восьмого графа Кашела и Карны.

— Что, всех? — слабо хихикнула вдовствующая тетка Мерридита, и нотариус взглянул на нее с неодобрением.

Вначале были перечислены незначительные дары. Пятьдесят гиней фонду помощи нуждающимся морякам, шестьдесят — на учреждение военно-морской стипендии в Веллингтонском колледже: «Мальчику из простого люда, который желал бы послужить отчизне, но семейных средств недостает для его способностей». Двести фунтов в год — новому работному дому в Клифдене, «дабы употребить их на благо исключительно женщин и детей, моего любимого сына Дэвида объявляю главным попечителем, единственным душеприказчиком всего моего имения».

Коллекцию редких и вымерших животных покойный завещал «какому-нибудь почтенному заведению, где изучают зоологию, предпочтительно тому, которое открыто для бедных и молодых, дабы поделиться плодами моих трудов, экспонатами, которые я собирал и каталогизировал всю мою жизнь, и посеять зерно наслаждения уединенным учением». Волеизъявитель подчеркнул, что коллекцию следует демонстрировать целиком, застраховать как положено, на полную стоимость, и назвать в честь его покойной жены: «Коллекция в память о Верити Кингскорт». Старшей сестре Мерридита, Эмили, отец завещал свою библиотеку и собрание старинных морских и сухопутных карт. Второй сестре, Наташе, картины, навигационные приборы и рояль. Также граф определил обеим дочерям небольшое содержание, управлять которым доверил попечителю, указав, что «в случае их брака содержание аннулируется». Двадцать фунтов надлежало передать миссис Маргарет Дуэйн из Карны «в благодарность за труды и попечение о моих детях». Двух своих лучших лошадей лорд Кингскорт оставил управляющему конюшней, местному фермеру по имени Джон Джозеф Берк, «в знак признательности за истинную верную дружбу».