Горбун - Вероника Кузнецова

— Что вы собираетесь делать? — спросил незваный гость, который был для меня уж точно хуже татарина.

— Почему вы думаете, что я собираюсь что-то делать? — рассеянно поинтересовалась я, прикидывая, что бы такое взять в руки, чтобы отбить у него недостойные желания, если таковые у него возникнут.

— Потому что вы заняли моё место, — объяснил Дружинин. — Я привык к тому, что вы предпочитаете шезлонг.

— Если я сяду в шезлонг, то уже не заставлю себя встать, а меня ждёт работа.

Я наконец-то догадалась, чем мне вооружиться, и взяла в руки камень, которым ранее заложила дверь, не давая ей закрываться. Горбун ошеломлённо смотрел, с каким непринуждённым совершенством я перекладываю булыжник из руки в руку, но словесно не выразил своего изумления.

— Какая работа? Осведомился он, не сводя зачарованных глаз с моих рук.

— Важная, тяжёлая и грязная, — охотно объяснила я. — Она-то и заставила меня вспомнить о русских крестьянках вообще и о Некрасове в частности.

Дружинин рассмеялся и, заметив воткнутую в землю лопату, сделал правильный вывод.

— Время у меня есть. Если вы не против, я выполню эту работу за вас.

Я сочла, что это было бы справедливо, потому что только его английский родственник вынудил меня дать твёрдое обещание заниматься земледелием.

— Другая на моём месте была бы против, но я уважаю русское гостеприимство и удовлетворяю все желания гостя. Электроплуга здесь нет, но испытанная веками лопата в полном вашем распоряжении.

— А дома вы пользуетесь электроплугом? — поинтересовался горбун. — Или вы типично городской житель и на природу выезжаете только отдыхать?

— Нет, почему же! У меня есть фазенда аж в десять соток.

— Вы сами обрабатываете столь гигантское поместье?

— С мамой. У нас не принято обзаводиться невольниками или крепостными, вот почему это всего лишь чуть облагороженные джунгли. Примерно то же самое, что находится перед вами.

— Извините за задержку, но вы упомянули больную для меня тему. Что конкретно вы вспомнили из Некрасова?

По-моему, горбун попросту отлынивал от работы, но, не прекращая вертеть в руках булыжник, я охотно раскритиковала примерную русскую женщину, доставив горбуну огромное удовольствие.

— Никогда не рассматривал образ Дарьи с этой точки зрения, — признался он, наблюдая за моим булыжником. — Вам не тяжело?

— Нет.

— А зачем вам этот камень?

Мне стало подозрительно, почему ему не даёт покоя орудие пролетариата в руках инженера.

— У нас так много кричат: "Время собирать камни! Время собирать камни!" Поневоле за ними тянешься.

— Особенно после известия об общем подорожании, — заметил Дружинин. — Вы знаете, что в России плата за электроэнергию возросла в два раза?

— Дай, Бог, спокойно принято то, что изменить мы не в силах, — произнесла я, стараясь сдержать злость. — Эта лопата вас устраивает или поискать другую?

— Я неприхотлив, — заверил меня горбун. — Сейчас иду. Может, отнести туда ваше кресло? А то мне будет скучно.

— Неужели вы спокойно отнесётесь к тому, что вы будете работать, а я отдыхать? — заинтересовалась я новым для меня явлением.

— Когда же нет?

— Мой сотрудник, тот самый, который ваш тёзка, не потерпел бы столь вопиющего неравенства и боролся бы за эмансипацию.

Упоминание о моём сотруднике оказало на Дружинина неприятное впечатление, и он молча подхватил кресло и понёс его к облюбованному мной участку земли. Однако он не учёл, что этот участок я облюбовала для себя, а не для него.

— Стойте, Леонид! — окликнула я его. — Поставьте кресло вот сюда, а копайте здесь, между яблонями, если это яблони. Работать на свежей густой траве ведь приятнее, чем в крапиве и сорняках, а уж тот противный участок я, так и быть, обработаю сама.

Горбун окинул оценивающим взглядом девственную зелёную лужайку, хмыкнул, принёс лопату и всадил её в плотное переплетение корней. Я устроилась в шезлонге и с наслаждением смотрела, как легко лопата в его руках выворачивает дёрн. Камень мне пришлось положить на место, но теперь я держала под рукой вилы, якобы чтоб горбун мог с их помощью отделить корни от земли, а на самом деле — с целью самозащиты, мысли о которой не были моей фантазией, поскольку Дружинин взглядывал на вилы подозрительно часто и с явной антипатией.

— Жанна, вы не надумали переехать в отель? — спросил горбун.

— После того, что случилось, это было бы даже неприлично, — возразила я с лёгким удовлетворением, что для отказа нашлась причина, не унижающая моё достоинство. — Получается, что я бросаю Иру в минуту опасности, если опасность существует, в чём я сомневаюсь, хотя и… боюсь, конечно. Вам бы, наверное, страшно не было.

— Почему? — не прерывая работы, спросил горбун.

Я слегка передвинула вилы.

— Мне кажется, что вы сумели бы себя убедить в том, что это случайность и вряд ли она повторится.

— А что думаете вы? — угрюмо поинтересовался Дружинин.

— Примерно то же самое, но отогнать тревогу всё равно не могу. Так и кажется, что убийца где-то притаился и только ждёт случая, чтобы кого-нибудь прикончить. Чувствуешь себя героиней Агаты Кристи: всё вокруг приятно и мило, а смерть стоит за спиной.

Горбун резко поднял голову и взглянул мне в лицо.

— Я думаю, что вам… и всем нам придётся соблюдать осторожность. Если девушка убита по ошибке, то преступник может ошибиться ещё раз. Я не верю, что хотели убить именно её. Даже если она кому-то мешала, то выследить, что она пошла именно в этот дом и он пуст, слишком трудно.

— Но кого же хотели убить? Сейчас здесь живём только мы с Ирой, но вряд ли кому-то может оказаться полезна моя смерть. Значит, охотятся за Ирой? У неё очень много знакомых, но неужели кто-то из них может оказаться убийцей?

Горбун вновь поднял на меня глаза и тотчас же их опустил, делая вид, что рассматривает свои руки, обхватившие черенок лопаты. Руки у него были красивые и ухоженные, с длинными пальцами и ровными ногтями, которые он, наверное, не только ежедневно подпиливал, но и полировал. У меня всегда вызывали отвращение мужчины, слишком пекущиеся о своей внешности. Обычно такие люди подвивают и подкрашивают волосы, подбривают брови, чуть ли не напомаживаются. Иногда, сидя в метро, увидишь перед собой мужские руки с нежной кожей, и в душе начинает нарастать неприязнь, а как поднимешь глаза и взглянешь на гладкое лицо с жестокими глазами и кожаную униформу, так сразу делаешь вывод: или вымогатель или сутенёр. К счастью, Дружинин не прибегал к частым услугам парикмахера, чтобы казаться привлекательнее, и к косметологу вряд ли когда-нибудь наведывался, но за руками тщательно следил, не допуская обломанных или неровных ногтей и грязи под ними, что было по-своему неплохо, особенно, если знать, как ловко и умело он способен вскопать участок.