Колдун - Ольга Григорьева

– Что с тобой? – теребил его кто-то. Варяжко с трудом узнал в спрашивающем Потама. Что он говорил о Волчьем Пастыре? Ах да, болтал, будто добрый человек опутал нежитя заговоренной петлей и тот потерял силу… Но несмотря на бледность и худобу, стоящий перед нарочитым живой мертвец выглядел как победитель. Его глаза загадочно блестели, на губах плавала холодная улыбка. Тряхнув светлым чубом, он сказал:

– Долго ж ты дивишься! Иль забыл меня? Так могу и напомнить. Особенно памятна последняя наша встреча, когда ты…

– Замолчи! – в ужасе выкрикнул Варяжко. Нежить поморщился:

– Что орешь? Я ж только напомнить хотел.

– Я помню, – через силу выдавил Варяжко.

– Вот и ладно, – вздохнул Волчий Пастырь. – Значит, будет нам о чем потолковать. Былое помянем, о делах нынешних поговорим.

Ошарашенные лапотники переминались вокруг него, перешептывались, не понимая, что общего у Волчьего Пастыря с княжьим слугой. Зато нежить понимал отлично. Шагнул вперед и, не обращая внимания на вздыбившиеся перед ним копья стражей, качнул головой в сторону избы:

– В дом пойдем или здесь разговаривать будем?

На его макушке запеклась кровь, а чуть выше скулы по бледной коже тянулась длинная ссадина. Он был пленником, но не сдавался. Краснея от стыда и досады, Варяжко кивнул:

– В дом. – И махнул стражам: – Пустите его.

Парни опустили оружие, отступили от нежитя. Довольно оскалившись, тот пошевелил связанными за спиной руками и принялся неторопливо подниматься на крыльцо. Толпа стихла, сопровождая каждый его шаг дружными, короткими вскриками.

– Берегись его, нарочитый! – громко выкрикнул кто-то.

Варяжко посторонился, пропуская в избу Волчьего Пастыря, и шагнул следом. Потам увязался было за ним, но нарочитый придержал его:

– Здесь обожди.

И, не объясняя, захлопнул дверь перед лицом старинного друга. Упершийся ладонями в теплое, согретое солнцем дерево Потам прильнул лбом к дверям. Что-то было не так, но что? Что случилось меж этими двумя после его поспешного бегства из Киева? О чем они могли толковать?

Застонав, он осел на крыльцо. Из толпы выступили наиболее отважные мужики, присели рядом.

– Может, войти? – робко предложил, один из них. Потам покачал головой:

– Не надо. Нарочитый сам с нежитем разберется…

А Варяжко не то что с нежитем – с собой разобраться не мог! Шел за своим пленником как гость за хозяином, терялся в догадках. Зато болотник чувствовал себя словно дома. Если бы не веревки на руках, никто бы и не догадался, что он пленник. С порога обежав глазами горницу, он поморщился, вздохнул:

– Вот люди – добра скопили, а ума не нажили… – И замолчал.

Собравшись с духом, Варяжко прошел мимо него, уселся за стол. Под весом нарочитого лавка тяжело заскрипела. Словно прислушиваясь к ее жалобе, болотник склонил голову к плечу, а затем решительно уселся напротив Варяжко.

– Ты ж меня не боишься, как эти? – Он мотнул подбородком в сторону двери и добавил: – Мог бы и развязать по старой памяти.

– Может, лучше сразу отпустить? – нашелся нарочитый.

Глаза болотника потемнели:

– Вину чуешь?

Стараясь совладать с бушующими внутри мыслями, Варяжко ответил:

– Не тебе о вине болтать! Судить меня может только болотник, которого я убил.

В глазах нежитя промелькнуло недоумение:

– Болотник? А я кто же, по-твоему?

– Нежить. Мертвяк.

– И с каких это пор ты стал в нежитей верить? – Волчий Пастырь вытянул под столом длинные ноги, откинулся к стене. Из-за связанных сзади рук он сидел немного боком, и поэтому Варяжко казалось, что пленник смотрит куда-то мимо него. – А что, коли не утоп я в том болоте – выбрался? В это поверишь?

– Нет.

– Тогда слушай, – скосился на нарочитого Пастырь. – Верь иль не верь, а из трясины я выкарабкался. Я с Болотной Старухой с малолетства знаком, все ее шутки знаю как свои пальцы. Верно, и она меня признала – вот и выпустила на сушу, от ран подыхать. И умер бы я вам на радость, но подобрали меня лесные братья.

– Кто? Кто? – переспросил Варяжко. Поневоле рассказ пленника стал занимать его.

– Те, кто подальше от людей живет, в лесу. Они меня выходили и к себе взяли. А коли мне не веришь, спроси у моего побратима, что в порубе остался.

Все еще сопротивляясь разумным речам пленника, Варяжко возразил:

– В порубе оборотень сидит. Что с ним разговаривать!

– Какой оборотень? – Брови пленника поползли вверх, лоб прорезала глубокая складка. – Его уж чем только ни морили, чтоб в волка обратить, а он как был человеком, так и остался. Спроси у кого хочешь…

Постепенно Варяжко стал успокаиваться. Если подумать, то объяснение Выродка было разумно, разве не мог болотник выжить? Разве мало скрывалось по лесам сбежавших от жестокости хозяев смердов и разве не могли они втайне от людей собраться в целое лесное печище?

И только он расслабился, понимая, что нелепый бред про Волчьего Пастыря и оборотней всего лишь выдумки напуганных волками лапотников, как, резко подавшись вперед, болотник лег локтями на стол:

– А теперь, когда ты очухался, пора к делу переходить!

Варяжко отшатнулся от перекошенного ненавистью лица пленника. Неужели этот озлобленный на весь свет человек – Настенин брат? Губы нарочитого округлились, выпуская на волю единственное слово:

– Егоша…

Болотник вздрогнул. Скорбная тень пробежала по его лицу, утонула в бездонных черных зрачках.

– О ком ты, нарочитый?

Его равнодушный голос не обманул Варяжко. Что-то шевельнулось в душе нарочитого, и теперь перед ним оказался не просто пленник, а Настенин брат. Она-то небось его уже оплакала… А как здорово было бы прямо из Порешек рвануть в Полоцк, отыскать там Настену и показать ей братца! Тогда она простила бы Варяжко, обняла, прижалась, как когда-то давно…

Нарочитый отогнал сладкие мечты. Настена, верно, уже в Киеве, вместе с Рогнедой. Пируют за княжьим столом и о нем не вспоминают. Девичья память коротка… Он встал, зашагал по горнице. Коли он поспешит, то успеет застать Настену в Киеве. То-то она удивится, узнав, что ее ненаглядный братец прозван в народе Волчьим Пастырем! Небось тогда станет меньше виноватить Варяжко…

– Ты на пойманного зверя похож, – напомнил о себе болотник.

Нарочитый остановился перед ним, взглянул свысока:

– Сегодня же поедем в Киев! Егоша ухмыльнулся:

– Чего ж ты так торопишься меня на тот свет спровадить? Неужто не боишься, что я все князю расскажу? И о том, как сплели вы с Блудом за его спиной заговор и как меня, верного его слугу, в болоте топили да ножами резали? А еще приплету, что, по вашим замыслам, за мной его очередь пришла бы…