Источник счастья. Книга вторая - Полина Дашкова

Федор осторожно заглянул через плечо. Это был перечень тех, кто уже сидел в тюрьме и кого должны были расстрелять в ближайшие сутки. Бывшие царские министры Протопопов, Щегловитов, Хвостов. Бывший директор департамента полиции Белецкий, протоиерей Восторгов и еще десятки людей. Вождь никогда не подписывал такие списки, просматривал и утверждал устно. На этот раз фамилий было много, он не стал читать до конца, взял другой список. Там перечислялись подлежащие немедленному аресту, подозрительные, чуждые, «прикосновенные» к контрреволюции.

Фамилии стояли в алфавитном порядке, и на первой странице Федор прочитал: «Данилова Татьяна Михайловна, 1898 г. р., из дворян. Муж – полковник Данилов П. Н., воюет у Деникина».

Глава девятнадцатая

Зюльт, 2007

Герда медленно прокатила тележку вдоль всех полок супермаркета и, когда оказалась у кассы, в тележке одиноко лежала пачка шоколадного печенья.

– Герда, дорогая, вы же не покупаете ничего мучного, кроме хлеба, вы все печете сама, – сказала кассирша, – и что-то важное вы наверняка забыли.

– А? Да, конечно, забыла. – Герда развернулась и толкнула тележку назад, в глубь торгового зала.

Там, у открытого холодильника, высокий худой старик в дутой синей куртке и капитанской фуражке внимательно разглядывал стаканчики с йогуртом. Герда бросила свою тележку, подошла, встала рядом. Старик хмуро покосился на нее. Она поймала его взгляд и широко, приветливо улыбнулась.

– Привет, Клаус. Опять оставил дома очки? Не можешь разглядеть дату изготовления?

– Здравствуй, Герда. Я не ношу очков. Я старый моряк, у меня отличное зрение, просто здесь пропечатано нечетко, но меня больше беспокоит не дата, а наличие консервантов. В газетах пишут, что консерванты очень вредная вещь.

Он поставил стаканчик на место, хотел достать другой из глубины холодильника. Пластиковые упаковки посыпались на пол.

– Ай, безобразие, все падает, что теперь мне делать? Еще заставят платить, а разве я виноват?

– Конечно, ты не виноват, Клаус. Ничего страшного, я тебе помогу.

Герда собрала упаковки с пола, поставила на место, закрыла холодильник.

– Подожди, зачем ты закрываешь? Мне надо что-то съесть на завтрак, – растерянно пробормотал Клаус.

– Ты еще не завтракал? Пойдем! – Герда взяла его под руку.

– Куда?

– Я тоже не завтракала. С удовольствием составлю тебе компанию.

Возле супермаркета была небольшая кондитерская. Клаус уперся и никак не хотел войти.

– Тут очень дорого, Герда.

– Ничего. Я угощаю.

– Если ты такая богачка, пожертвуй на музей в старом маяке.

– Конечно, Клаус, обязательно. Маяк – это наше с тобой детство, это самое древнее строение в городе. Ему лет пятьсот, кажется?

– В этом году будет пятьсот восемьдесят.

– Тем более ужасно, что городские власти махнули на него рукой.

– Это все из-за проклятья, – пробормотал Клаус, – многие верят, но не хотят признаться.

– Ты имеешь в виду сказку о колдуне, чернокнижнике, который жил на нашем острове? Ерунда. Маяк всегда нес только добро. Сколько рыбацких лодок вернулось домой благодаря его огоньку. До сих пор мне чудится иногда, что огонек светит темными ночами, в шторм. Скажи, ведь ты бываешь там часто?

Они сели за столик. Клаус принялся внимательно изучать меню. Казалось, он совсем не слушает Герду. Губы его шевелились, глаза быстро бегали по строчкам.

– Горячий вишневый штрудель с мятным мороженым, вот что я хочу больше всего на свете, – сказал он и смущенно откашлялся в кулак.

– Отлично, Клаус. Я так и думала.

Герда заказала штрудель, горячий шоколад со взбитыми сливками. Для себя – блинчики со смородиновым джемом и кофе.

– Я бываю там почти каждый день, – сообщил Клаус таинственным шепотом, когда отошла официантка, – но я очень рискую, Герда. Ты даже представить не можешь, как я рискую.

– Могу, Клаус. Старый пирс почти развалился. Я хотела бы навестить маяк, но я не такая смелая, как ты. Боюсь переломать ноги, свалиться в ледяную воду.

– Нет, Герда, дело не в том, что пирс развалился. Туда еще кто-то ходит.

– Кто?

– Не знаю. Никогда я с ним не встречался, но следы вижу. Он ищет, ищет. Может, это и не человек вовсе, а призрак.

– Да, Клаус, ты прав. Надо поскорее устроить там музей, тогда все призраки разбегутся. Пожалуй, я уговорю Микки тоже пожертвовать на ремонт, хотя бы небольшую сумму.

– Было бы неплохо. Господин Данилофф богатый, его показывали по телевизору. Если удастся сделать ремонт, открыть музей, меня тоже покажут по телевизору.

– Еще бы! Такого замечательного человека, как ты, Клаус, грех не показать. Лучше тебя никто не разбирается в морском деле, в кораблях, в яхтах, ты знаешь столько всего интересного об истории нашего городка и всего острова. Скажи, а когда ты был на маяке в последний раз?

Клаус ничего не ответил. Подошла официантка, глаза старика заблестели, он смотрел не отрываясь на большое блюдо со штруделем. Пока он ел, Герда ждала, ковыряла вилкой свои блинчики. Впрочем, ждать пришлось недолго, блюдо опустело через несколько минут.

– Я разве не сказал тебе, что страшно рискую? – Клаус облизал ложку и перегнулся через стол. – Если они узнают, меня завяжут в мешок, бросят в лодку и увезут в неизвестном направлении.

– Кто они? – шепотом спросила Герда.

– Пираты, – ответил Клаус почти беззвучно и отвернулся, уставился в окно.

– Да Господь с тобой, Клаус, разве они еще остались?

– Ха-ха! Куда ж они денутся? Пока существуют моря, пока плавают по ним корабли, будут существовать и морские разбойники.

– Брось. Я не верю. Всю жизнь живу на берегу моря, но не видала ни одного пиратского судна. Разве что в фильмах.

Клаус опять замолчал и проводил внимательным взглядом поднос, который несла официантка к соседнему столику. На подносе подрагивала оранжевая пирамидка апельсинового желе.

– Если у тебя еще осталось место, я закажу, – сказала Герда и подмигнула.

– Это очень любезно с твоей стороны. Такое желе готовила покойная Марта. Сверху она клала тонкие кружочки апельсина, подсушенные в духовке, иногда поливала шоколадной глазурью.

Герда позвала официантку. Желе Клаус ел медленно. Отправив в рот очередную ложку, прикрывал глаза и чуть слышно постанывал.

– Сказочно вкусно. Я бы облизал тарелку, но это неприлично. Как ты считаешь?

– Да, Клаус. Неприлично. Послушай, если ты так любишь сладкое, ты можешь приходить иногда ко мне в гости. Я часто пеку пироги, пирожные. И желе умею делать.

– Спасибо, Герда. Ты хорошая, но только не надо у меня ничего выпытывать. Все равно не расскажу. Прости.

– Вот новости! Почему ты решил, будто я у тебя что-то выпытываю? Может, ты с кем-то меня путаешь? Клаус, я не работаю в полиции, я даже сплетнями не интересуюсь. Просто я люблю наш старый маяк, он мне дорог так же, как тебе.

– Тем более если тебе дорог маяк, ни о чем меня не спрашивай. Сразу после того, как они посадят меня в мешок, они разрушат маяк, разберут на мелкие камушки, чтобы найти клад с магическими талисманами. Я даже не стал ничего фотографировать, так мне было страшно. Я просто смотрел в бинокль, но они могли заметить блики. – Лицо Клауса вдруг сморщилось, кончик длинного носа покраснел.

Герда протянула ему салфетку, он шумно высморкался и прошептал:

– Мне было очень жалко человека, которого они погрузили в шлюпку. Маленькая шлюпка быстро поплыла к большой яхте. Но разве я мог что-нибудь сделать? Пока я спустился вниз, добежал до берега, шлюпку вместе с пленником взяли на борт, яхта исчезла. И тогда я решил, что это был просто мираж. Призрак из прошлого. А потом стал бить колокол, и белый домик на берегу вспыхнул, как факел.

– Клаус, как выглядела яхта? – быстро спросила Герда и накрыла его дрожащую руку ладонью. – Я ведь тоже видела ее, но издалека, а ты смотрел в бинокль.

– Ты видела? Значит, это был не мираж? Послушай, Герда, если ты видела, ты должна была узнать. В конце войны приплывала такая же точно яхта.

– Тогда я еще не родилась, Клаус. Но я знаю, что в сорок четвертом году нацисты искали что-то внутри маяка.

– Они искали сокровище чернокнижника. Мой дедушка служил смотрителем, они убили его. Я был маленький, я успел спрятаться в углублении под пирсом, несколько часов просидел по шею в холодной воде, а потом чуть не умер от воспаления легких.

– Да, Клаус, я много раз слышала эту историю.

– Герда, мне очень жаль человека, которого утащили на яхту. Тем более, мне показалось, это была молодая женщина. Тяжело, когда не можешь помочь. Дело безнадежно и крайне опасно.

– Почему?

– Как ты не понимаешь? Та самая яхта! У нее на носу нарисован глаз, а на правом борту написано имя – «Гаруда».

Гамбург, 2007

Зубов успел на двенадцатичасовой экспресс. В половине третьего был в Гамбурге. В три часа десять минут он вошел в мрачное старинное здание Института судебной медицины.