Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев

Тут же, без малейшей паузы, возникли сразу два очага конфликта. Лейтенант крутил пальцем у виска и шипел о том, чтоб Семен не смел драться и вообще самоубийство можно совершить и менее болезненным способом. На это Семен лишь отмахивался, отвечая, что так и так подыхать, а здесь и сейчас можно утащить с собой хотя бы одного урода. Честно говоря, он и сам не ожидал от себя такой смелости, но, похоже, этот мир изрядно его изменил, сдернув интеллигентскую маску и открыв всему миру лицо питекантропа с дубиной. Хе-хе! Прежде чем показать человеку свое истинное лицо, убедитесь, что у него все в порядке с сердцем. А то помрет еще…

Страха не было от слова «вообще», а вот желания вновь ощутить себя не тварью дрожащей, а человеком с клинком в руке, хватало. Семен в очередной раз отмахнулся от лейтенанта, и без того уже сообразившего, что менять что-либо бесполезно, и вещавшего больше по инерции. Остальные пленные смотрели на Семена… странно. Да и черт с ними. А вот что там у противника?

С другой стороны так же жарко доказывал что-то монах. Очевидно, особого восторга от предстоящего замеса он не испытывал. А судя по проскочившему «виконт», предупреждает гетмана о том, что противник перед ним более чем серьезный. Как же, целого француза завалил. Это плохо, исчезает эффект внезапности. Ну, пускай его – отступить Семену некуда, а гетман теперь не сможет при всем желании. В эту эпоху слишком многое держится на авторитете вожака, и получивший репутацию труса рискует остаться без своих людей. Банально разбегутся. И гадить такая репутация будет до самого конца жизни. Так что в ответ на прилюдно брошенное в лицо «трус» поединок оказывается чуть ли не единственным выходом.

– Идиот! Он тебя убьет! – лейтенант никак не унимался. Говорил, правда, шепотом, но Семен прекрасно его слышал. – Заткнись. Я постараюсь разрулить…

– Спокойно. Ум дан человеку, чтоб не умничать. Так что просто скрести пальцы. Если мне хоть чуть-чуть повезет, я его сделаю.

Откровенно говоря, Семен не особо верил в то, что говорил. Но, во-первых, это помогало ему самому сохранять некоторое подобие спокойствия, а во-вторых, как он надеялся, добавляло толику оптимизма товарищам. Хотя, стоит признать, шансы все же имелись.

Этот период практически везде, не только здесь и сейчас, а на всей планете, был временем дилетантов. И гетман – не исключение. Да, у него наверняка огромный опыт, он силен и быстр, знает много фехтовальных приемов. Но все, что он знает и умеет, усвоено или на уровне «отец/дед показал», или просто результат участия в куче схваток. Свести же все это в единую систему… Этим здесь могут похвастаться немногие. Пока что Семену встретился разве что почивший в бозе француз. И то, его подготовка выглядела однобокой. Стоило вывести за скобки пространственную составляющую – и все, дальше вопрос решался просто. А значит, и сейчас тот, кого учили комплексно, имеет шансы навязать противнику свою игру.

Гетман между тем оттолкнул Матрену, которую тут же перехватил иезуит. Скинул короткий плотный кафтан, оставшись в одной рубахе, когда-то белой, а теперь изрядно пожелтевшей от долгого использования. Хорошая рубаха, богатая и изящная… была. Куча штопок говорила о том, что или хозяин знавал лучшие времена, или, может статься, это просто повседневная одежда, неказистая, но привычная и сидящая, как вторая кожа. Этакая рабочая униформа авантюриста начала семнадцатого века.

Семен, чуть подумав, решил последовать его примеру. Один черт, никакой брони на теле он не таскал, а шансов могло убавить даже малейшее сопротивление движению. Так что кафтан – в сторону, оружие в руки, несколько коротких движений, чтобы разогнать кровь в мышцах. Все, он готов. К победе или к смерти – это уж как повезет. Неожиданный такой фатализм, явно благоприобретенный уже в этом мире.

Гетман усмехнулся, тоже несколько раз взмахнул саблей, больше отдавая дань ритуалу, чем действительно разминаясь. Противника он не боялся совершенно. Кто-то из его офицеров с ухмылкой хлопнул в ладоши – и по этому знаку противники встали в стойке. Кончики их клинков соприкоснулись с тонким, похожим на звук расстроенной гитары, звоном. Поединок начался.

С первых секунд все пошло нестандартно. Гетман откровенно пренебрежительно относился к противнику, явно и не без основания полагая себя намного более опытным бойцом. Именно поэтому он попытался решить вопрос быстро, что называется, с одного удара. В свою очередь Семен, разумно оценивая расклады, поступил в стиле своего кумира детства – Суворова. Тот, как известно, поляков бил не раз и с чувством. И потому суворовское «удивил – победил» выглядело донельзя актуальным. Поэтому Семен и поставил все на внезапность и преимущество шпаги в колющем ударе. И тоже попытался решить все одним ударом.

Результат оказался закономерным. Грудь Семена украсилась длинным, но неглубоким порезом. Скорее даже царапиной – аккурат чтобы кровью рубаху испачкать. В наступившей тишине едва слышно ойкнула Матрена и глухо выругался лейтенант. Зато гетману в ответ прилетело по запястью правой руки, благо крестовина польской шпаги защищала ее довольно паршиво. Тоже не опасно, скорее, неприятно. К слову, потому гетман и не смог зарубить Семена – инстинктивно отдернул руку. И результат первой сшибки моментально снял все иллюзии о том, что этот бой можно выиграть легко.

Теперь они кружили по двору, не пытаясь форсировать события. Здесь, это Семен понимал совершенно отчетливо, преимущество было на стороне его противника. Если, конечно, он, как покойный француз, умеет правильно двигаться. Семен предпочел бы узость стены, где всех движений «вперед-назад». Однако же приходилось играть с теми картами, что имелись на руках. Главное, не показать гетману свою неуверенность.

«Запомни, фехтовальные приемы – это хорошо и правильно. Однако главное при этом – ноги. Контролируй пространство! Пока контроль за тобой, даже посредственно владея оружием, ты имеешь хорошие шансы на победу. Если же контроль за твоим противником, ты, конечно, можешь побрыкаться. Но в подавляющем большинстве случаев ровно до того момента, когда ему надоест возиться».

Слова тренера и почти слово в слово повторившего их Лапшина звучали в ушах, подобно заклинанию. И кончик шпаги непрерывно грозил поляку, заставляя гетмана держаться подальше. Его сабля все же имела изогнутый клинок, что при вроде бы равной длине требовало сильнее сближаться. Да и рубящая техника намекала на то же самое. Гетман это понимал. Вот только с реализацией дело обстояло не то чтобы очень, и поляка это бесило. Горячий все же человек, эмоции контролирует плохо, да и скрывать их не умеет. Или не пытается,