Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но прежде Семен подошел к иезуиту, на мертвом лице которого застыла гримаса боли и изумления. Вот так, нечего было лезть в чужую страну и вмешиваться не в свои дела. Нагнувшись, он быстро охлопал мертвеца, нашел пистолет. На сей раз старый добрый «Макаров» и пара запасных обойм к нему. Пригодится. Затем сорвал с груди иезуита крест. Удивительно легкий, к слову. Цепь, ни разу не золотая, а, похоже, медная или бронзовая, и то была тяжелее. Вот так, взял на память трофей, называется. Усмехнувшись, он протянул добычу лейтенанту.
Тот взвесил крест на руке, понимающе хмыкнул и сделал вдруг короткое и совершенно непонятное движение. Символ веры распался пополам и обнажил содержимое. Что именно там было, Семен не понял, но то, что какая-то электроника, ясно с первого взгляда.
– А пуговки-то нет у правого кармана…
– Что?
– Не обращай внимания! – Лейтенант с размаху брякнул половинки креста на землю, потоптался каблуком, дробя их на кусочки, после чего махнул рукой – валим, мол. И все, они ушли.
К слову, безо всякого комфорта уходили. Видно было, что ход сделан недавно и наспех. Кругом грязь, подпорки от случая к случаю, а о низкий свод, перевитый корнями, Семен несколько раз приложился так, что «звездочки» увидел.
С другой стороны, из-за такого состояния пути они шли долго. В результате, когда выбрались, оказалось, что большинство контуженых пришли в себя, хотя бы частично. И дальнейший путь по лесу прошел уже без происшествий.
Уже вечером, сидя у костра, Семен всерьез обдумал ситуацию. Днем не было времени – пришлось в срочном порядке сворачивать лагерь и переносить его подальше от города. Просто потому, что взбешенные учиненным побоищем враги могут и лес прочесать попробовать. Так что – ну их, пускай расстояние будет побольше. Но геморрою с этим…
Хорошо еще, не на пустое место уходили. Здесь, в лесу, кажущемся диким и непроходимым, на самом деле хватало людского жилья. В результате они вышли к дому местного бортника, которому и суждено было стать их временным пристанищем.
Бортник этот, откровенно говоря, жил неплохо. Во всяком случае, площадь только жилых комнат, по прикидкам Семена, зашкаливала за двести квадратов. Впрочем, неудивительно – зажиточные люди строились с размахом, да и те, кто победнее, при желании могли себе кое-что позволить. Росли бы руки откуда надо, да не валялся б на печи, подобно Емеле.
Как рассказали Семену, в свое время бортник очень неплохо зарабатывал. Специалистом он был хорошим, а мед – он всюду нужен. Правда, он тут исключительно дикий. Для Семена откровением оказалось узнать, что привычные ему ульи здесь и сейчас строить не умели[9]. Так что мед собирали по лесам, и качество у него было похуже. Хотя, конечно, если ты не специалист, то определишь это далеко не всегда.
Так вот, жил бортник неплохо. Аккурат до наступления резкого похолодания. Температура на планете и без того снижалась потихоньку, а тут еще извержение перуанского вулкана, выбросившего в атмосферу огромную массу пепла, добавило проблем. И русские, не зная ни о вулкане, ни о самой Перу, на себе ощутили весь набор проблем. Включая трехлетний неурожай, голод и, как следствие, социальную напряженность, которая и вылилась в конечном итоге в Смутное время.
Бортника это, разумеется, тоже не обошло стороной, но у него была немаленькая семья, кое-какие накопления, да и охотником он тоже оказался хорошим. И, хотя количество собираемого меда резко упало, а рынок сбыта стал и вовсе проблемным, кризис они кое-как перебедовали. Но, как оказалось, беда не приходит одна. Вот и пришлось им принимать у себя гостей, хотя никакой радости, судя по простоватому лицу главы семейства, хозяева при этом не испытывали.
Хорошо еще, помимо дома имелась куча хозяйственных построек, и Семен, недолго думая, предложил лейтенанту отжать себе большой сеновал на отшибе. Конечно, прохладно, зато нет толчеи, разговоров, храпа… К тому же Семену категорически не нравились толпы тараканов – их даже не пытались вывести, считая почему-то, что прусаки в доме – это к богатству. Как не противно, спрашивается?
Кстати, дома высокомудрые ученые вещали, что тараканов в России нет и быть не может. Они, мол, появились у нас только в восемнадцатом веке. Может, и так. Жаль, тараканы об этом не знали, потому и ходили туда-сюда в неимоверных количествах.
И это не говоря уже про клопов! Которые еще и непонятно какую заразу переносить могут. Кого они до этого кусали – вопрос открытый, и рисковать собственным здоровьем не хотелось совершенно. Риск загнуться от простуды, конечно, тоже есть, и не меньший, наверное. Но хотя бы не настолько неэстетичный, что ли. Это он тоже донес до собеседника, и аргумент был признан серьезным. Лейтенант, подумав, согласился, и теперь они обживали временное жилище.
Да уж, пришлось организовывать все это великое переселение народов практически в одиночку. Ну ладно, ладно, в паре с лейтенантом. От Матвея толку сейчас было трагически мало – он находился слишком близко от взрыва, и досталось ему соответственно. Плюс большая часть его людей погибли – в лагерь, помимо их группы, вернулись только двое, остальные не смогли выбраться из города. Так что Матвей пребывал в наложении плюхи по самолюбию на контузию и к работе способен не был.
То же и с воеводой и его людьми. Все ранены, избиты, контужены. Ходят, как зомби. Результат соответствующий. По факту, организовывать пришлось в основном женщин. Хорошо еще они, в отличие от изнеженных потомков, не фитоняшки, а крепкие бабы, способные и нести много, и идти далеко. Правда, воплей было… Но тут помог лейтенант. Судя по его рыку, с подобными ситуациями он сталкивался не раз, а потому всех построил и заставил слушаться, не пренебрегая в том числе и легким рукоприкладством. А так как об особенных правах женщин в этих местах еще слыхом не слыхивали, то привычные к такому разговору бабы тут же замолчали, и дальше процесс шел если не совсем гладко, то хотя бы без особых проблем.
И вот, сидя после трудного дня и бессмысленно глядя в пламя, Семен вдруг понял: а ведь сложилось-то все очень неплохо. Разношерстную толпу, что набилась сейчас в город, сдерживали вместе только два человека. Даже, правильнее сказать, один – мозгом операции был иезуит, ныне бесславно откинувший копыта.
