За борт! - Клайв Касслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, Дэн, в чем дело?
— У нас новый поворот.
— Новости о президенте?
— Нет, сэр. Я только что говорил с Кертисом Майо из „Си-Эн-Эн-Ньюс“. Он нас раскрыл.
Наступила напряженная пауза.
— Что можно сделать?
— Ничего, — ответил Фосетт. — Абсолютно ничего.
Сэм Эммет вышел из здания ФБР в центре Вашингтона и поехал в Виргинию, в Лэнгли, в штаб-квартиру ЦРУ. Прошел летний дождь, оросив лесистые окрестности разведкомплекса и оставив душистый запах влажной зелени.
Когда Эммет вошел в приемную, Мартин Броган стоял у дверей своего кабинета. Рослый бывший преподаватель колледжа протянул руку.
— Спасибо, что нашли время приехать. Я знаю, как вы заняты.
Эммет улыбнулся, пожимая протянутую руку. Броган был одним из немногих людей в окружении президента, кем он искренне восхищался.
— Вовсе нет. Я не кабинетный работник. Хватаюсь за каждую возможность оторвать зад от стула и размяться.
Они вошли в кабинет Брогана и сели.
— Кофе или выпить? — спросил Броган.
— Спасибо, ничего не нужно. — Эммет открыл „дипломат“ и положил на стол директора ЦРУ переплетенный отчет. — Итог исследований по исчезновению президента по состоянию на час назад.
Броган протянул ему такой же переплетенный отчет.
— То же от ЦРУ. Печально, но с нашей последней встречи почти ничего нового.
— Вы не одиноки. Мы тоже в милях от прорыва.
Броган помолчал, раскуривая похожую на веревку тосканскую сигару. Сигара казалась неуместной рядом с костюмом фирмы „Братья Брукс“[21] и жилетом. Мужчины вместе стали читать. Через десять минут полной тишины сосредоточенность на лице Брогана сменил искренний интерес, и он постучал по странице отчета Фосетта.
— Вот тут про исчезнувшего советского психолога.
— Я так и думал, что это вас заинтересует.
— Он вместе со всем своим штатом исчез в ночь похищения „Орла“?
— Да, и до сих пор ни один человек не найден. Возможно, это просто совпадение, но мне кажется, им нельзя пренебречь.
— Мне прежде всего приходит в голову, что этого человека, — Броган снова взглянул на страницу, — Лугового, доктора Алексея Лугового, может использовать КГБ, чтобы с помощью его психологических познаний выведать у похищенных государственные секреты.
— Отвергать такую возможность нельзя.
— Эта фамилия, — задумчиво сказал Броган, — кажется мне знакомой.
— Слышали раньше?
Неожиданно Броган приподнял брови, глаза его чуть округлились, он потянулся к интеркому.
— Пошлите мне последние данные из французского Агентства международной безопасности.
— Думаете, что-то нашли?
— Запись разговора между советским президентом Антоновым и главой КГБ Владимиром Полевым. Кажется, там упоминается Луговой.
— От французской разведки? — переспросил Эммет.
— Антонов был там с официальным визитом. Наши друзья-соперники в Париже негласно обмениваются с нами информацией, которую не считают затрагивающей интересы их государства.
Меньше чем через минуту личный секретарь Брогана постучал в дверь и передал расшифровку секретной записи. Броган быстро просмотрел текст.
— Чрезвычайно интересно, — сказал он. — Если читать между строк, можно вообразить множество макиавеллиевых схем. По словам Полевого, психолог, работавший в ООН, исчез на пароме, шедшем от Стейтен-Айленда в Нью-Йорк, и всякие контакты с ним прекратились.
— КГБ потерял сразу несколько овец из своего стада? — с легким удивлением спросил Эммет. — Совсем новый поворот. Они начинают небрежничать.
— Полевой с этим согласен. — Броган протянул страницу. — Прочтите сами.
Эммет прочел напечатанное, потом перечитал. А когда поднял голову, в его глазах светилось торжество.
— Итак, за похищением стоят русские.
Броган кивнул.
— Да, судя по всем данным, но они не могут работать одни. Тем более если не знают, где Луговой. Им кто-то помогает, кто-то в Соединенных Штатах, причем обладающий властью, чтобы руководить операцией.
— Может, вы? — спросил Эммет.
— Нет, — рассмеялся Броган. — А вы?
Эммет покачал головой.
— Если КГБ, ЦРУ и ФБР остаются в неведении, у кого на руках карты?
— У человека, которого они называют „старой сукой“ и „китайской шлюхой“.
— Эти коммунисты дурно воспитаны.
— Кодовое название операции, должно быть, „Гекльберри Финн“.
Эммет вытянул ноги, скрестил их и удобнее устроился в кресле.
— Гекльберри Финн, — повторил он, отчетливо произнося каждый слог. — У нашего противника в Москве мрачный юмор. Но самое главное: он невольно подставил глаз, в который мы можем воткнуть кол.
Никто не обращал внимания на двух человек, удобно устроившихся в кабине грузовика, который стоял на площадке для разгрузки около здания НПМА. Дешевая пластиковая сменяемая надпись на двери кабины со стороны пассажира рекламировала „Водопроводные трубы Гаса Мура“. За кабиной, в кузове, в беспорядке лежали инструменты и несколько медных труб разной длины. Комбинезоны у обоих были перемазаны грязью и пылью, и не брились эти двое дня три или четыре. Единственной странностью были их глаза. Оба не сводили взгляда со входа в здание НПМА.
Водитель подобрался и кивком указал направление.
Второй достал из бумажного мешка с оторванным дном бинокль и посмотрел на того, кто выходил из дверей. Потом положил бинокль на колени и посмотрел на большую, одиннадцать на четырнадцать дюймов, глянцевую фотографию.
— Есть. Это он.
Водитель сверился с рядом цифр на маленьком черном передатчике.
— Обратный отсчет сто сорок секунд… время пошло.
Он подчеркнул свои слова, переведя рычажок в положение „включено“.
— Хорошо, — сказал его напарник. — Давай уносить ноги.
Когда Питт спустился по широкой каменной лестнице, грузовик с трубами проехал мимо него. Питт остановился, пропуская машину, и пошел к парковке. Он был в семидесяти ярдах от своего „Талбота-лаго“, когда обернулся, услышав гудок.
Подъехал Эл Джордино в четырехприводном „Форде-бронко“.
Его густые волосы были не расчесаны, подборок зарос щетиной. Выглядел он так, словно не спал целую неделю.
— Смываешься пораньше? — спросил он.
— Собирался, пока ты меня не поймал, — с улыбкой ответил Питт.
— Везунчик, сидишь здесь и ничего не делаешь.
— Закончил подъем „Орла“? — спросил Питт.
Джордино устало кивнул.
— Три часа назад на буксире притащил его вверх по реке и поставил в сухой док. От него за милю пахнет смертью.