Шайтан-звезда (Книга вторая) - Далия Трускиновская

– Госпожа сделала меня старшей и доверенной невольницей!

И сразу же Абриза вынуждена была заткнуть уши – девушка испустила пронзительный гортанный крик, и ее подруги ответили ей такими же долгими криками, потому что именно так выражали радость их матери и матери их матерей.

Вошел Масрур и поклонился.

– Скажи, о друг Аллаха, какова эта Умм-Джабир и что следует ей подарить? – спросила Абриза.

– Я знал ее, когда она была приближенной у госпожи Кадыб-аль-Бан, о госпожа… – и, увидев, что Абриза тщетно пытается вспомнить это имя, Масрур добавил: – У матери аль-Асвада. Когда госпожа Кадыб-аль-Бан и придворный врач пропали из дворца, аль-Мунзир прислал людей за своей матерью, чтобы ее увезли и спрятали. Так что я много лет не видел ее. Могу сказать только, что она – из чернокожих женщин, и аль-Мунзир очень похож на нее.

– В таком случае, она в молодости была очень красива, – пробормотала Абриза. – Как ты полагаешь, хорошо ли будет, если я поднесу ей белые материи, жемчуг и ожерелья из бадахшанских рубинов?

– Я полагаю, что тебе следует в таком случае собрать все свои рубины, о госпожа, ибо это не новая любимица аль-Асвада, а женщина почтенная, и ей захочется одинаково и красиво одеть своих приближенных женщин, которых будет не менее двух десятков, – подумав, сказал евнух. – И, поскольку она будет искать для них драгоценности, а купцы самое лучшее уже принесли тебе, то будет прилично отказаться ради нее от всех рубинов… или от чего-то другого, но в большом количестве, поскольку малое количество ей не требуется…

Абриза кивнула.

– Выбери тогда сам все, что нужно поднести ей, о Масрур, найди красивые шкатулки и сложи, – велела она. – И, ради Аллаха, поскорее!

Масрур улыбнулся нетерпению госпожи и взялся за дело. Он поставил перед собой пустые шкатулки, и в каждую положил по шелковому платку с золотой бахромой, и стал раскладывать драгоценности так, чтобы в каждой шкатулке оказалось по паре ручных и ножных браслетов, ожерелье, пояс и серьги.

– Как разумно ты это сделал, о Масрур! – похвалила Абриза.

– Здесь хватит украшений для четырнадцати женщин, – посчитав шкатулки, сообщил Масрур. И сразу же дверная занавеска приподнялась.

– Госпожа Умм-Джабир кланяется госпоже Шеджерет-ад-Дурр! – тонким от волнения голоском выкрикнула Нарджис. – И она ждет ее в своих покоях… и да будет над ней милость Аллаха… над ними – милость Аллаха!..

Абриза вскочила было, чтобы идти, но Масрур удержал ее.

Он позвал четырнадцать девушек, и дал каждой в руки по шкатулке, и построил их вереницей, и сам их возглавил, а Абризе предложил замыкать шествие, велев при этом четырем невольницам сопровождать ее таким образом, чтобы две девушки вели ее под руки, а еще две несли ее длинные рукава. И видно было, что устройство этого шествия доставляет евнуху великое удовольствие.

Умм-Джабир оказалась именно такой, какой ее представляла себе Абриза, – с лицом почти черным, но с тонкими чертами, и волосы ее не курчавились, образуя надо лбом подобие облака, как у обычных черных рабынь, а были прямые и блестящие, расчесанные на пробор. Аль-Мунзир был несколько светлее, чем его мать, и от своего белого отца унаследовал вьющиеся волосы.

Она прежде всего одарила невольниц Абризы золотыми динарами и проделала это с видом женщины, привыкшей распоряжаться многими слугами. Абриза поглядывала, как она ведет себя, стараясь понять и запомнить, что может делать женщина из хорошего рода, а чего ей делать не следует. Раньше ей и в голову бы не пришло изучать повадки знатной обитательницы харима, но теперь, когда предстояло вновь склонить к себе сердце и мысли аль-Асвада, и это могло помочь делу.

Из беседы выяснилось, что аль-Асваду и раньше доводилось давать сгоряча трудноисполнимые обещания, так что аль-Мунзир и Хабрур ибн Оман вынуждены были выручать его и пускаться на хитрости.

– А однажды случилось так, что конь, которого подарил аль-Асваду отец, не послушался его и сбросил с себя, – улыбаясь, рассказывала Умм-Джабир. – И Ади, вскочив, поклялся, что конь будет продан на базаре водоносам за один дирхем! Потом он опомнился и впал в отчаяние. Тогда Джабир поскорее отыскал Хабрура ибн Омана и рассказал ему об этом безумстве. Хабрур, да хранит его Аллах и да приветствует, понимал, что нельзя продавать царский подарок. И он придумал, что нужно вывести этого коня на базар, туда, где собираются водоносы, и поставить возле его ног корзину с кошкой, и сообщить всем, что конь продается за один дирхем, а кошка – за тысячу динаров, но при этом они непременно должны быть проданы вместе и одному человеку. Джабир взял у меня на время кошку и корзину, они вдвоем переоделись, отправились на базар и все утро предлагали эту диковинную покупку всем водоносам, сколько смогли отыскать в Хире, но те высмеяли их и ушли. И тогда Хабрур ибн Оман и Джабир привели коня обратно, и вернули мне кошку в корзине, и позвали факиха, хорошо знающего законы, чтобы тот убедил аль-Асвада, что он чист перед Аллахом, ибо водоносы Хиры имели возможность купить прекрасного коня всего за дирхем, но Аллах не вложил в их души желания сделать это!

Умм-Джабир расхохоталась. И многое еще рассказала о юности своего сына и его названного брата. Но рассказы эти о предусмотрительности и находчивости аль-Мунзира произвели на Абризу странное действие.

Она считала, что хорошо знает этого человека, и, прожив с ним столько времени в одном доме, под его охраной и защитой, уже составила о нем мнение и утвердилась в своем отношении к нему. Но, когда Умм-Джабир вспоминала его детские годы, его совместное с Ади аль-Асвадом обучение, и их юношескую беззаветную дружбу, Абризе казалось, будто речь идет совсем о другом человеке, чьи качества и достоинства были выше качеств и достоинств того, кого она знала…

И этот человек ни в чем не уступал Ади аль-Асваду, разве что Аллах послал ему не столь знатного отца…

Уже во второй раз Абризе пришло это на ум.

Но если женщина вдруг принимается сравнивать своего избранника с другими мужчинами, это дурной признак. Особенно когда она на избранника в обиде.

Умм-Джабир вела беседу таким образом, что не прозвучало дурных слов решительно ни о ком, но как-то само собой вытекало из этой беседы, что немногого бы достиг аль-Асвад, если бы при нем не было аль-Мунзира.

Абриза же слушала, не зная, как ей завести разговор о своем деле. Она не рассчитывала, что Умм-Джабир немедленно воспользуется тем почтением, какое оказывает ей аль-Асвад, и повлияет на его намерения относительно Абризы. Она просто хотела для начала привлечь Умм-Джабир на свою сторону – и разумно позволила ей говорить о любимом сыне столько, сколько ей будет угодно.