Обратный отсчет - Анна Малышева

– Мой первый муж рассуждал примерно так же, – заметила Марфа, внимательно выслушав его философские сентенции. – Собственно говоря, потому мы и развелись. Все остальное я еще стерпела бы.

– Прости. Что я, в самом деле? – Дима усмехнулся, почувствовав неловкость. Доверительного разговора не получилось, напротив, женщина зажалась, стала холодной и язвительной. «Люда тоже не любила таких рассуждений, и я отвык говорить при ней на эти темы…» – Наверное, эти кирпичи навеяли… А чем занимался твой первый муж?

– Пил и красиво говорил, – отрезала Марфа. – Морочил мне голову и жил за мой счет. Стыдно вспоминать – я прожила с ним два года. Это мне чести не делает, если бы я узнала о таком браке со стороны, назвала бы жену дурой.

– Ты его так любила?

– А черт его знает! – в сердцах бросила она. – Скорее не знала, что делать, если разведусь. Первый-то раз страшно… Была-была замужем и вот – опять на нулях. Ни любви там уже не было, ни дружбы, а уж про выгоду не спрашивай – ее получала не я. На развод решилась с таким скрипом, будто под нож ложилась. Не веришь? Это была я, только восемь лет назад. Такая тетеха!

– Не верю, – честно ответил он. – Ты сильно изменилась.

– Да, выросла. А теперь обернись и посмотри, кто к нам пожаловал, – все тем же ровным тоном произнесла Марфа. – Только не дергайся – напугаешь.

Дима послушался и обнаружил за калиткой целую скульптурную композицию. Ее центром являлся вдребезги пьяный Бельский. Он стоял в живописной ленинской позе, страстно вытянув вперед руку, а другой опираясь на сгорбленные плечи Анны Андреевны. Та с руганью совала ему в бок сухой, но, должно быть, тяжелый кулачок, отчего Бельский каждый раз как-то неестественно выпрямлялся, будто хотел выскочить из ботинок, и судорожно открывал рот. Таким образом старухе удавалось поддерживать своего непутевого подопечного в вертикальном положении. Собаки дополняли композицию, путаясь в ногах у пьяницы, злобно рыча на него и тут же отскакивая, хотя он не делал даже попытки их пнуть.

– Черт, он лыка не вяжет, – пробормотал Дима, приветливо взмахивая рукой.

– Свяжет, зови их, я поставлю кофе и велю таджикам не торопиться. Пусть отдохнут, нечего копать при посторонних.

– Звать? А это? – Дима кивнул в сторону траншеи. – Все равно увидят.

– Родной, через рабицу этим будет любоваться весь город! – процедила она сквозь зубы. – Сюда будут приводить детей на экскурсии, других-то развлечений нет! Чтобы приготовить яичницу, надо разбить яйца! Главное, чтобы не увидели, чего не надо.

Гости тем временем уже штурмовали калитку, видимо решив обойтись без официального приглашения. Дима подоспел как раз вовремя, чтобы успеть подхватить Бельского и освободить сердитую старуху от непосильной ноши.

– Ирод! – Она принялась разминать затекшее плечо. – Чуть шею не своротил! Встретила его на улице – к вам в гости намылился! А сам еле тащится, от столба к столбу… Решила вот довести. Проспался бы сперва, шишка ты еловая, а потом по гостям ходил!

– Мы его звали, – оправдал Дима Бельского. – Давайте-ка вот сюда, на бревнышко, в дом пока нельзя…

Он с трудом дотащил гостя до бревна – тот, неизвестно отчего, вдруг стал упираться. Ему наверняка почудилось, что загадочные враги заманивают его в ловушку, и он начал длинную эмоциональную речь, литературный смысл сводился к тому, что он близко знал матерей тех людей, которые хотят поступить с ним таким подлым образом. Дима почти швырнул его на бревно, Бельский ушиб копчик, вскрикнул и разом сменил тон на слезливый. Теперь ему казалось, что его никто не любит, и он упорно требовал сообщить, где он находится, явно не узнавая собственного разрытого участка. Дима смотрел на него с отвращением, дивясь, как Марфа могла надеяться что-то вытащить из человека в подобном состоянии.

– Это он в руке тащил, я отняла. – Старуха вытащила из авоськи наполовину опорожненную бутылку коньяку. Дима ее узнал и удивился – если Бельский пил один, на его долю пришлось не больше двухсот граммов. «Отчего он так нарезался?»

– Да, это его, – подтвердил он. – Думаю, добавлять ему уже не стоит.

– Куды! – согласилась старуха. – А где Марфинька?

«Она ей уже Марфинька! – злобно подумал Дима, которому очень не понравился карамельный тон соседки. – Прикормилась!» А Марфа уже спешила к ним, вооруженная двумя дымящимися кружками и широкой, совершенно неискренней улыбкой.

– Отдохните, Анна Андреевна. – Она гостеприимно усадила старуху рядом с Бельским. – Далеко ходили?

– В Хотьково ездила, к дочке. – Анна Андреевна с аппетитом прихлебнула кофе. – Возвращалась вот и подобрала его на дороге. Хотела к сестре вести, да он уперся – к вам, и все! Вы уж ему больше не наливайте, бутылку, – она указала на коньяк, – спрячьте. Он проспится, подумает, что потерял, если вообще вспомнит. Горе горькое… А ведь парень был видный, и девчонки на него засматривались, и жену выбрали красивую. Все прахом пошло!

– Ду-ра! – неожиданно проревел Бельский, очнувшись от депрессии. Он выпрямился и оглядел всех присутствующих покрасневшими, сузившимися глазами. – Куда ты меня завела?!

– Ох, Гришка, издохнешь ты под забором! – заверещала старуха, от неожиданности едва не опрокинувшая себе на колени кружку с кофе. – Своего дома не признал?!

– Какое?! – Тот злобно и встревоженно озирался, явно не узнавая места. Наконец, его беспокойный взгляд упал на вырытые ямы. Бельский странно захрипел и отмахнулся: – Ведьма! Ты меня на кладбище притащила?!

– Тьфу! – отплюнулась от него Анна Андреевна. – Пойду вот к твоей сестре, скажу, чтобы «скорую» вызвала. У тебя ж горячка! Что – и меня не узнаешь? А хозяев?

– Выпейте кофе, – Марфа бесстрашно приблизилась к Бельскому и странно – он ее беспрекословно подпустил. Только его взгляд стал еще более загнанным. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что он боится этой женщины.

– Думаешь, ему можно кофе? – усомнился Дима. – Это возбуждает.

– Кофе с коньяком, – непреклонно заявила Марфа, и собственноручно добавила в кружку изрядную дозу коньяка. Бельский заметно оживился и жадно протянул руку. Марфа бережно вложила в нее кружку, и даже чуть придержала, помогая пьянице выпить – рука у него сильно подпрыгивала. Анна Андреевна неодобрительно наблюдала за этой сценой, Дима держался наготове – он ожидал, что Бельскому может почудиться что-то неладное, и у него начнется новый приступ. Однако, осушив содержимое кружки, тот заметно взбодрился, и даже показался более трезвым.

– Хорошо, что зашли, – приветливо сказала Марфа, забирая опустевшую посуду. – Угостить особо нечем, да и усадить негде, уж извините. Я хотела с вами кое о чем поговорить, насчет земли.