Трое - Георгий Иванов Марков

— Меня придают к тебе! — говорит Иван химику. — С завтрашнего дня ты мой начальник!

Ружицкий сияет. Это сообщение как-никак представляет его в выгодном свете перед Мартой, и бедный химик не может скрыть своей радости. Суета остается суетой.

— Очень рад! — говорит он. — Я давно хотел вместе с тобой работать! Мне так был нужен физик! — Ружицкий не может не поиграть в большого ученого, которому нужен целый штаб помощников.

— Ну, шеф, — продолжает прежним тоном Иван. — Что прикажешь делать завтра?

— Проверишь все физические измерения, проверишь вычисления, используем некоторые физические методы… — Ружицкий сразу же увлекается и возлагает на Ивана задачи, которых ему хватило бы на всю жизнь.

Он говорит около десяти минут. Иван слушает его с огорчением. Но Марта готова его слушать хоть весь день.

— Хорошо! — прерывает его Иван. — Завтра буду!

— Приходите и вы! — говорит Ружицкий Марте.

— Непременно! — обещает она. — Вы мне очень понравились!

Еще в коридоре Марта спешит поделиться своими впечатлениями о химике.

— Это замечательный человек! — спешит заявить она.

Иван ожидал по меньшей мере — «великий».

— Да, толковый парень! — он рассказывает ей некоторые подробности о Ружицком. — Иногда мне кажется, что он просто помешанный! Он отдается своим идеям до последней клетки! Просто сам превращается в идею!

— Но ведь это прекрасно! — восклицает она. — Все во имя одной цели! Это сила! Наверное, так одержаны самые большие победы в науке! Наверное…

— Да! — прерывает он ее излияния. — Где будем обедать?

— Где хочешь! — отвечает Марта и снова заговаривает о Ружицком.

Иван думает:

«Что в сущности привлекает ее больше? Подлинное содержание работы Ружицкого, его деятельность или поэтический туман, которым они окутаны? Ах, этот туман романтики, героики, сентиментальности, мистики…»

Ему приходит в голову мысль, что Марта никогда бы не радовалась так своим собственным достижениям (если бы они у нее были), как чужим — Ружицкого, или какого-либо другого будущего кумира. Такова уж ее натура!

Дует холодный, зимний ветерок. Летят снежинки, а Марта идет в расстегнутом пальто.

— Как это прекрасно! — говорит она. — Всю жизнь мечтала об этом! Непременно буду учиться! — и она вслух строит планы, которые начинаются университетом и кончаются институтской лабораторией.

Обедают в ближайшем ресторане и снова возвращаются домой.

Она бросает пальто на кровать, снимает туфли и лезет на шкаф с книгами. Роется, вынимает одни, просматривает другие. На ее хорошеньком личике появляется выражение недоумения.

Иван использует время, чтобы записать в блокноте то, что после обеда ему предстоит сделать, чтобы завтра не заниматься этим. Мелкие дела.

— А, может быть, двинуться на другой неделе! — говорит он себе.

Думает, что ему будет совсем неплохо у капитана.

К нему подходит Марта.

— Ты будешь работать у Ружицкого как его подчиненный? — спрашивает она, очевидно желая выяснить что-то другое.

— Да.

— И он будет руководить твоей работой?

— Да.

— А почему ты не начнешь самостоятельную работу? — она ласково улыбается. — Почему ты не руководишь кем-нибудь?

— Пока что это важнее! — говорит он, решая не сообщать ей о своем отъезде.

— Ах, почему ты не такой, как он! — чистосердечно восклицает она, оставляет книги и обеими руками обвивает его шею. — Почему?

— Потому что это я! — отвечает он, разнеженный теплом ее обнаженных рук.

— Как бы я хотела, чтобы и ты был таким, как он! Особенным! Чтобы второго, как ты, не было! И все восхищались тобой! — она его целует. — Хочу, чтобы ты стал большим человеком! Потому, что я люблю тебя!

Ее движения совсем кружат ему голову. Он отвечает и на ее ласки, и на ее поцелуи. Она продолжает нашептывать какие-то слова. Иван снова видит глубину ее глаз, разгорающиеся в них огоньки, чувствует их тепло и теплоту всего, что принадлежит ей.

— Нет! Нет! — шепчет она, когда он поднимает ее на руки и уносит туда, где все начинается или кончается.

24

Они говорили о том, что я должен дать. А я думал о том, что должен взять.

Младен

Теперь все это там, на темно-красной плюшевой скатерти, из-под краев которой высовываются грубые ботинки секретаря. Ботинки подбиты железными подковками, как у солдат, с крепкими сыромятными шнурками. Наверное они теплые и удобные, только в них нельзя пойти в гости или в театр. Они годятся для работы, похода, фронта. И вполне подходят к партийному собранию, которым руководит секретарь.

Младен купит себе такие ботинки. Человек должен ступать по земле твердо, уверенно. Чтобы не могли легко его сдвинуть с места. Чтобы не могли поднять…

На улице свистит ветер. Суровый, предупреждающий клич зимы. Тополя вдоль забора отчаянно машут обоими длинными костлявыми руками, провожая последние опадающие листья. Они уже не вернутся. Никогда, никогда. Окна в зале подозрительно поскрипывают. Колебание. Испуг. Так скрипит все расстроенное. Так падают редкие дождевые капли. Так стучит телеграфный ключ. Кто это расшифрует? Кого ждут? Кого будут встречать? С гор катятся к городу черные клубы облаков. Наступает зловещий мрак…

Если только потребуется, Младен готов раздеться и с открытой грудью пойти навстречу ветру, дождю, холоду, ночи. Пусть видят его силу, пусть видят его бесстрашие…

Однако никто из сидящих в зале трех десятков человек не требует от него этого. Их это не интересует. Как и скрип окон, стук телеграфа, ночной мрак. Они смотрят на секретаря, ощупывающего бумаги на красной скатерти, словно проверяющего их качество. Первый! А может быть, высший сорт!

В этих бумагах говорится о лучшем из его прошлого, о его блестящем настоящем. Ведь на них будет наложена резолюция, которая решит его будущее. Едва ли найдется другой мужчина в двадцать два года с такой биографией!

Ройся в бумагах, секретарь, читай, проверяй, — это твое дело! Я спокоен за себя и потому думаю только о будущем! Хорошо, когда человек знает, куда идет! И докуда дойдет!..

Ему кажется, что сегодня его ждет пересадка с одного поезда на другой. Он сменит пассажирский на экспресс. А скорые поезда уходят дальше и прибывают раньше. Сколько новых мыслей приходит ему в голову. Какой будет его биография лет через пять? Начальник цеха? А может, начальник производства? Или главный инженер, с дипломом, разумеется, с подобающим общественным положением. Или нечто еще большее? Куда доставит его скорый поезд?..

Все ясно, точно рассчитано. Только вот ботинки секретаря… Ему кажется, что его планы не вполне вяжутся с ботинками секретаря, но почему, он сейчас не в состоянии определить. Наверное, потому что помимо всех прочих свойств, ботинки эти тяжело ступают и могут раздавить…

Младен сидит в глубине зала. Сторонний наблюдатель. Спокойно, хладнокровно выдерживает он